Тео подскочил на ноги. Мысли крутились в голове как картинки калейдоскопа.
— Алтарь находится в сердце звезды. Значит, он в крепости! В церкви!
Три карты слились краями, образовав одно целое, и Тео поднес карту к глазам. В город Алба-Юлию, над которым светилась огромная звезда, сходились три луча, берущих начало из трех городов: Китилы, Сигишоары и Брашова. И все это вместе походило на…
— Это же треххвостая комета! — округлила глаза Санда.
— Именно. — Голос Тео охрип.
Вдруг он поднял лицо и в ужасе уставился на Санду.
— Раду…
Руки девушки дернулись, от щек отлила кровь. Слово подействовало будто отрава. Но Теодору пришлось сказать то, что он собирался:
— Раду пришел, чтобы сообщить нам об этом.
— О нападении Йонвы?
— Да! Он говорил «белый», и я думал, что это про Белого Слепца, как все зовут Йонву, но Раду, кажется, имел в виду другое… Он знал, что Йонва убивает заключенных, чтобы получить больше нелюдимцев, и готовит нападение! Йонва поджидал нас в каждом городе: у гробницы в Китиле, в церкви Сигишоары, караулил в Брашове — помнишь, Охотники говорили, что он пасется на одном из кладбищ?! А потом не стал дожидаться и атаковал на подходе к городу! А что, если он знает, где находится Алтарь, Санда?!
Тео опустил взгляд на карту, судорожно соображая. Белый… Алба…
— Значит, «Алба» означало не «Белый Слепец», а город: Алба-Юлия. Поэтому нелюдимцев здесь нет. Йонва будет ждать нас со всей ордой… там.
— О боже…
Санда схватилась за голову. Теодор стиснул карту, заскрипел зубами. Что же делать? Алтарь наверняка охраняется стригоями. Прорваться можно будет только с Охотниками… но их так мало. И вдобавок, если он останется, Охотники узнают в нем нелюдимца, и…
Теодор судорожно потер переносицу, на загривке выступила испарина. Он бросил взгляд на кольцо — не покажется ли Кобзарь, не даст ли подсказку? Но Кобзарь молчал. А что, если его уже… Только не это! Нельзя думать об этом! Времени нет, что же делать?!
Санда ждала его ответа, нервно кусая губы. На миг сердце Тео сжалось от жалости. Ему так захотелось поднять руку и провести пальцами по щеке девушки, что от этого желания скрутило живот и рубашка под плащом взмокла. Рука дернулась к Санде, та вздрогнула, почувствовав прикосновение, опустила глаза.
Тео вложил в ее пальцы карту.
— Покажи это Вику, — хрипло сказал он. — Собирайте людей и поезжайте в Албу-Юлию. Йонва наверняка будет ждать их. Но теперь они предупреждены. Пусть знают… Нельзя тянуть время: Йонва наверняка разоряет другие тюрьмы, и чем дольше мы ждем, тем больше у него становится нелюдимцев… Теперь мы знаем его план. Если так пойдет и дальше, мы проиграем.
— Но Охотников так мало… — выдохнула Санда.
Теодор сглотнул.
— Значит, мы должны попытаться победить его другим путем. Я попробую открыть Алтарь.
— Но… как? Там же тебя поджидает Йонва!
— У меня есть одна идея.
Мысль о том, что он собирался сделать, обдала ледяным холодом. Это будто утроило влечение к тому темному, что пряталось за ветвями. В любой момент Тео мог не выдержать, перестать сопротивляться… Но у него есть то, что может ее остановить. Что всегда останавливало тень.
Теодор решился.
Он неловко обхватил Санду за плечи и притянул к себе. Сжал в объятиях и, вдохнув нежный запах пышных каштановых волос, прошептал:
— Мне жаль твоего друга… Может, он и оступился, но явно не заслужил смерть… Это все Йонва. Я отомщу за Раду. Слышишь?
Санда, тяжело дыша на его груди, едва заметно кивнула.
«Я отомщу за всех этим чертовым нелюдимцам. Я не такой, как они. Не такой!»
Тео ослабил объятие и отпустил Санду.
Получилось так, как он и хотел.
Дружеское прикосновение, ничего большего.
— Пока…
Тео развернулся и пошел к краю поляны. Сердце стучало гулко и быстро. Он дурак, но что с этим поделаешь? Нельзя было объяснить то, что он чувствовал: слова действительно пустой звук. Даже после всего произошедшего. После того, как Санда его покинула. Выбрала Раду. Он, дурак, все равно продолжал думать о ней.
За спиной зашелестели поспешные шаги, кто-то крепко ухватил его за локоть. Тео развернулся и наткнулся на горящие глаза Санды. Девушка смотрела на него снизу вверх, задрав подбородок, — Тео был куда выше.
Что-то екнуло внутри, но Тео продолжал спокойно смотреть и молчать.
Санда смущенно скривилась, но заговорила низким, тихим голосом:
— Тео, я просто хотела сказать…
Было видно, как она собирается с духом. На маленьком веснушчатом личике отразились душевные метания, замешательство, стыд.
— Я думаю, ты должен знать… Просто хотела сказать, — сбилась она и покраснела. — Я и Раду… Понимаешь…
— Понимаю.
— Правда?
Тео кивнул. Лицо девушки чуть прояснилось, хотя по-прежнему было грустное.
— Мы были лучшими друзьями, и потом…
— Санда, я понял. Это моя вина: я же знаю, что сам к тебе приставал.
— Ты… — Санда вспыхнула. — Ты не приставал…
Санда отпустила его локоть, и Тео, глядя в сторону, покачал головой:
— Ну, мне следовало немного открыть глаза.
— Наверное, мне тоже.
Санда упрямо сжала губы и сдвинула брови.
— Ты мне нравишься, Тео.
Какую-то секунду ему казалось, он ослышался. В ушах загудело так, словно в ушные раковины залетел пчелиный рой. Теодор, хлопая глазами, таращился на девушку — на ее щеках полыхал румянец, но в лице сквозила решимость и упрямство. Волна чего-то странно-щекочущего, теплого и холодного одновременно, разлилась по телу, и Теодору почудилось, он сейчас осядет на землю подобно снеговику, на который выплеснули ушат горячей воды. Растает, растечется.
Санда смущенно прочистила горло. Тео молчал уже, наверное, минуту.
— Ты… что-нибудь скажешь?
Он наконец опомнился.
— Ты… — решил он не давать слабины. — В каком смысле?
«Она и в Полуночи говорила, что я ей нравлюсь! Но что имела в виду?!»
— Ну…
Санда забормотала что-то вроде «ну давай же, давай», и Тео склонился, чтобы расслышать, а в следующее мгновение девушка быстро вскинула руку, положила ему на затылок и притянула его голову к себе. Встала на цыпочки и вытянулась в струнку, упершись другой рукой в его грудь.
В следующий миг Тео почувствовал на своих губах тепло.
Перед глазами все помутнело, будто наплыло облако, сквозь полуопущенные дрожащие ресницы Теодор едва видел перед собой веснушки. Он зажмурился.
Влажные губы снова прижались к уголку его рта, и Теодор вздрогнул. Ноги вдруг стали мягкими, как у войлочной игрушки, а Санда крепче сжала пальцы на затылке Тео, притягивая его к себе. Ее пальцы на груди скользнули чуть выше, под расстегнутый плащ, и даже сквозь рубашку и свитер Тео чувствовал теплую ладонь у себя на сердце. Вероятно, девушка слышала, как быстро оно бьется, но с этим ничего нельзя было поделать: от прикосновения Санды в голову ударила такая горячая волна крови, что Тео побоялся, не отключится ли от переизбытка чувств.
Губы Санды скользнули чуть правее, Тео приоткрыл рот и попытался ответить, перехватив нижнюю губу девушки, но это прикосновение вышло ужасно неловким.
Он снова вспомнил, что вместо губ у него вареники.
— Что? — послышался голос Санды. — Что такое, Тео? Что-то не так?
Близость девушки, ее рука на сердце, отчаянное, безумное сердцебиение — все нахлынуло такой волной жара, смешанного с желанием, смущением и стыдом, что голос сел, из губ вырвался сип. Откашлявшись, Тео прошептал:
— Я… не знаю… кажется, у меня ничего не получается.
— Ты когда-нибудь целовался?
Кровь прилила к щекам. Было стыдно признаваться: ведь ему уже шестнадцать, черт возьми. Но о каких девушках могла идти речь, если он рос с Лазаром и Марией в глухом лесу? Конечно, когда он бродил по улицам городка, заглядывал в окна, видел там девушек, тайком наблюдал за ними, но не мог даже подумать, чтобы подойти к какой-то из них… Заговорить… На него бы посмотрели как на умалишенного.
Потому Тео не подходил. Бродил по лесам с Севером, в одиночестве. И девушку никогда даже за руку не держал.
— Ну… — Голос предательски сорвался. — Извини.
Санда провела ладонью по свитеру, и Теодору почудилось: еще чуть-чуть, и он не выдержит. Упасть в обморок из-за поцелуя. Так держать, Ливиану! Пальцы Санды коснулись его шеи, прокрались выше. Тео гулко сглотнул. Наконец девушка отодвинулась и посмотрела ему в лицо. Щеки ее горели, глаза полыхали упрямством. Вдруг пальцы нащупали то самое, чего Теодор больше всего стыдился, и он мелко задрожал.
Санда провела подушечкой пальца по очертаниям креста, спустилась ниже и дотронулась до губ.
Тео прикрыл глаза.
Никто не касался его так.
Еще никогда.
По спине прокатилась дрожь, отдаваясь в самую глубину живота. Теодор вновь ощутил влажное прикосновение, дыхание девушки скользнуло по щеке.
— Просто повторяй за мной.
И Тео послушался.
Когда Теодор подходил к лошадям, его ноги заплетались. Перед глазами все плыло, сердце колотилось, спине было холодно от высыхающего пота: ощущение, словно он переборщил с яблочным вином. Услышав шаги, лошади забеспокоились, стали бить копытами и мотать головами.
— Т-ш-ш…
Тео хотел уцепиться за луку седла, но конь, на котором он ехал до Брашова, фыркнул и отступил. «Соберись, Ливиану! Сейчас не время для того, чтобы превращаться в тающего снеговика!» Мысленно дав себе пощечину, Тео отвязал лошадь и потянул за собой. Животное, по-видимому, его боялось.
Тео оглянулся. Только не это…
Ему почудилось, будто между ветвями колышется что-то темное.
Конь тряхнул головой и тихо заржал.
— А ну тише! Погоди! Тсс!
И вдруг позади раздался холодный голос:
— Стой.
Волна паники окатила Тео с головы до ног. Он медленно повернулся. Под сосной стоял Вангели и, прищурившись, смотрел злыми черными глазами. Теодор крепко сжал луку, чтобы лошадь не вырвалась. Животное тревожно всхрапнуло.