— Красивая, — прошептал Кобылин, поднимая руку и пытаясь дотянуться до телефона.
Коснуться экрана он не успел — по телу пробежала судорога, и Кобылин выгнулся дугой, едва касаясь макушкой столешницы. Ленка, чертыхнувшись, схватила его за руку, Вера за ноги и вместе они попытались уложить охотника обратно. Тот застонал, забился, как рыба, пойманная в сеть, и к девчонкам присоединился Вадим — огромными ручищами ухватил Алексея за плечи и придавил обратно к столу.
— Не надо, — пронзительно закричал Кобылин. — Больно! Больно!
Он прокусил губу, и по белому подбородку потекла кровь. Ленка, уже не скрываясь, рыдая в полный голос, попыталась всунуть ему в рот рукав кожанки, но Кобылин яростно отбивался. Открыв глаза, он уставился в пустоту перед собой и захрипел:
— Хватит… не надо мучить… Лучше убейте…
Ленка хватала его за руки, пытаясь успокоить, Вадим давил на плечи, а Вера, державшая ноги, вдруг вскрикнула и толкнула Ленку в спину.
— Футболка, — выдохнула она, — задери!
Ленка одной рукой задрала футболку и сдавленно охнула. Грудь и живот Алексея были расчерчены старыми белыми шрамами. От когтей, клыков, ножей, и черт знает чего еще. Прямо на глазах они наливались алым цветом, а из некоторых уже сочилась кровь. Казалось, еще минута — и они откроются все разом.
Выругавшись, Лена вернула футболку на место, прижала ладонь к горячей щеке Кобылина, наклонилась над ним.
— Леша, — зашептала она, — пожалуйста, успокойся. Все хорошо. Я рядом. Вера рядом. И Вадим. Мы все здесь. Все хорошо. Все будет хорошо.
Кобылин застонал и открыл мутные глаза.
— Больно, — выдохнул он. — Они кричат. Голова…
— Тише, — шепнула Лена. — Не напрягайся.
— Не хочу. Отдохнуть. Лучше умереть, — выдохнул Алексей. — Дайте мне умереть!
И завыл, как раненый зверь. Лена стиснула зубы так, что они заскрипели. Вадим вскинул голову и бросил сердитый взгляд на Григория, что отступил в сторонку и с затаенным ужасом наблюдал за тем, как Кобылин бьется в судорогах.
— Айвен и врач, — прорычал оборотень, хмуря кустистые брови. — Вррач.
Борода, спохватившись, вытащил телефон, отвернулся в сторонку, стараясь не слушать шепот охотницы, успокаивавшей Кобылина.
— Заразы, просил же отзвониться, — бормотал Гриша, дрожащим пальцем выбирая из списка нужный номер и прикладывая телефон к уху.
Слушая гудки, он обернулся. Лена и Вера все еще суетились над охотником. Он перестал кричать и затих, вытянувшись во весь рост на столе.
— Что там? — рыкнул Вадим, отходя от стола. — Гриша?
— Не отвечает, — быстро отозвался тот. — Засранцы, больше часа прошло…
Борода медленно опустил телефон. Руки его перестали дрожать. Набычившись, он исподлобья глянул на оборотня. Тот тяжело задышал, оглянулся на черный провал двери за спиной.
— Проверь близнецов, — резко бросил Борода. — Лен. Лена!
Оборотень развернулся, направился к двери, и его походка с каждым шагом все меньше напоминала человеческую. У самого входа он замер, встрепенулся, и навострил уши, которые уже начали заостряться.
Григорий выругался в полный голос и зашарил по карманам. Он тоже слышал это — далекий выстрел. Из дробовика. А вот и еще один.
— Ленка! — отчаянно выкрикнул Борода, бросаясь к своему столу.
Отшвырнув в сторону коробки, сваленные за креслом, он вытащил из картонного ящика тяжелый УЗИ и ПМ. Обернувшись, швырнул ПМ в сторону Ленки. Та легко и изящно взяла пистолет из воздуха и метнулась следом за оборотнем к дверному проему. Вера замерла у стола, все еще держа ноги дрожащего Кобылина.
Ударил новый выстрел — уже громче. Один единственный. Вадим, замерший в дверях, казалось, стал еще выше. Его лицо поплыло, изменяясь, как оплывающая свеча.
— Назад! — выкрикнул Борода, подбегая ближе. — Надо уходить! Быстро, как договаривались! Разделяемся на две группы…
— Нет! — закричала Ленка, бросаясь обратно к столу. — Нельзя его оставлять! Гриша, черт, что ты несешь!
— Оставь его, — рявкнул Борода, щелкая затвором. — Это уже не он, понимаешь? Это не Кобылин! Это не тот, кто нам нужен!
— Это не тот, кто нужен тебе, ублюдок, — крикнула в ответ охотница. — Но этот тот, кто нужен нам!
— Тебе, — взвыл Борода. — Нужен тебе, дура, говори только за себя! Хватит этих соплей! Это не твой Кобылин! И даже не Жнец! И мы не можем тащить его за собой…
— Она говорит за всех, — крикнула Вера, сжимая кулаки. — Он ради нас всех отдал все, что у него было! Гриша, сукин сын, мы не бросаем своих!
— Ничего ему не будет, — бросил в ответ Григорий. — Он нужен им живым! Потом снова отобьем! Ну же, быстрее!
— Иди к черту, — процедила Ленка. — Вставай и бейся. До последнего. Как он за нас. И за тебя.
— Идиоты, — выдохнул Борода, разворачиваясь к черному провалу. — Какие вы все идиоты…
В коридоре что-то загрохотало, Вадим рванулся вперед, с рычанием нырнул в провал двери и растворился в темноте. Гриша вскинул УЗИ, целя в толпу теней, метавшихся в коридоре, и в тот же миг раздался выстрел, а потом раскатисто прогрохотала автоматная очередь. Кто-то закричал, следом раздался дружный рев веревольфов. Вера прыгнула через стол, на лету оборачиваясь в рыжую псину. В тот же миг из прохода в зал влетела темная фигура, отшвырнула в сторону Гришу. Вторая тень, мелькнувшая следом, на лету вцепилась в Веру, остановив ее прыжок.
Лена вскинула пистолет и быстро выстрелила три раза, целя в зыбкую тень, мечущуюся по залу. Гриша, валявшийся на полу, поднял УЗИ и выпустил очередь во второго вампира, нацелившегося на охотницу. Пули отбросили упыря в сторону, но из коридора в зал вывалился огромный рычащий ком шерсти. Дерущие друг друга в клочья оборотни прокатись по залу, сбивая с ног бойцов и разбрасывая мебель. В темном проеме выросла еще одна фигура — вполне человеческая, с автоматом в руках. Гриша вскинул УЗИ, человек — автомат и под рев дерущихся веревольфов они выстрелили.
Одновременно.
Глава 9
Алексею было плохо. Его тошнило, голова раскалывалась от боли, перед глазами все плыло. Любое движение заставляло мир опрокидываться, верх менялся местами с низом, и Алексей чувствовал себя так, словно его привязали к винту вертолета. Он не понимал, что происходит и где находится. Перед глазами плыли зеленые пятна, сквозь которые проступали видения чудовищ из ночных кошмаров. Рядом кричали. Непрерывно. Остервенело, бессмысленно, завывая от боли и ужаса, перекрикивая друг друга. Мужские басы, пронзительные женские голоса, детский плач. Каждый вопль бил по телу Алексея кузнечным молотом, заставляя содрогаться. Перед глазами расползалась тьма, он терял себя в этом море голосов, становился одним из них и начинал сам кричать в темноту, пытаясь заглушить чудовищный хор.
Из тьмы его выкидывало рывком, прямо на ослепительный свет. Кто-то хватал за руки, за ноги, над ним толпились незнакомые люди и что-то совали в лицо. Кобылин старался ухватиться за эти кусочки реальности, пытался позвать врача, но через пару минут снова проваливался в вереницу страшных картин.
В какой-то момент ему стало так плохо от этой карусели, что захотелось все прекратить. Любым способом. Забыться. Умереть. Заснуть навсегда — лишь бы отдохнуть от этого ужаса, творившегося вокруг него. Умереть. Прекрасная идея. Но едва он подумал об этом, как хор голосов в его голове загремел с новой силой, разбивая затылок в куски, словно он был сделан из фарфора.
Алексей откинулся навзничь, провалился в темноту, но перед ним словно наяву забрезжили новые кошмары. Отрубленные головы, кровь фонтаном, сломанные кости, торчащие из кровоточащего мяса, окровавленные клыки, распадающаяся гнилая плоть, кусками сползавшая с женских лиц. Взрывы, выстрелы, вонь горелых тел и липкая жижа, текущая по его лицу. Мертвые лица, мертвые тела, оскаленные черепа, крошащиеся в пыль под его ногами. Уйти, забыться, умереть. Покой. Вечный покой.
Новый удар в спину выбросил его из темноты и заставил закричать от боли. Она волной пробежала по телу и неожиданно сконцентрировалась в локтях. Резкая, обжигающая, она была вполне реальной, и это чудесным образом прояснило сознание. Крики стали тише, мир перед глазами перестал вращаться и Кобылин невольно открыл глаза.
Он лежал на полу, уткнувшись носом в грязный бетон. Над ним кричали, что-то грохотало и взрывалось, но на фоне того, что звучало в его голове, это были мелочи. Невинная суета.
Осознав, что лежит на грязном полу с разбитыми локтями, Кобылин выбросил вперед руки и потянул холодный бетон на себя. Его тело тронулось с места. Кобылин снова выбросил вперед руки и пополз, извиваясь, как червяк. В ушах его грохотали раскаты грозы, перед глазами вставали образы мертвых людей и уродливых животных, но он упрямо полз вперед, внезапно ощутив, что все еще жив.
На него кто-то наступил, в бок засадили чем-то крепким, а пятку обожгло — но это все было ерундой по сравнению с той болью, что терзала его изнутри. Все было ужасно. Все — кроме одного. Он мог двигаться. Сам. И он был здесь. Где-то здесь, а не среди того ужасного хора, скрывающегося в темноте. И Кобылин пользовался этим — он двигался вперед, слепо уставившись перед собой пылающими от боли глазами. Куда?
— Домой, — прошептал Кобылин, роняя слюну на пол. — Домой.
Внезапно оформившаяся мысль придала ему сил. Он уцепился за нее, как за протянутую руку, не позволяя себе провалиться обратно в темноту. Отравился. Палево. Плохо. Домой. Отлежаться. Подальше от этого безумия.
— Домой, — выдохнул Кобылин, выбрасывая вперед ободранные до крови руки.
Внезапно пальцы левой руки наткнулись на стену, а правая ладонь провалилась в темноту. Кобылин приподнялся, прищурился и сквозь туман, плавающий перед глазами, рассмотрел провал в стене. Дверь.
Приподнявшись на четвереньки и наклонив голову, Кобылин двинулся в темноту со всей скоростью, на которую только был способен. Каменная крошка на полу резала ладони, впивалась в колени, но он упрямо брел вперед. За его спиной что-то взрывалось, кто-то кричал, отчаянно и зло. Кажется, его позвали по имени, но этот крик затерялся в чудовищном вопле тысяч голосов, бивших ему в затылок, словно океанский прилив. Кобылин, очутившийся в кромешной тьме, поднялся на ноги, и, пошатываясь, побрел вперед, выставив перед собой руку.