а отправилась на Финляндский вокзал приветствовать раненых:
Как раз в этот день была привезена первая партия раненых, и на вокзал прибыло все петроградское начальство. Появление молодой сестрицы с георгиевской лентой на груди произвело сенсацию. Молодую девушку обступили, начали подробно расспрашивать, где и в каких боях она участвовала… Лишь на другой день, когда в сыскную полицию поступило заявление о побеге из дому Романовой, многие из лиц столичной администрации поняли, с какой «сестрицей» они вели беседу, —
сообщало «Вечернее время».
История Елены Романовой показательна в том отношении, что оказалась на пересечении трех актуальных для ее времени дискурсов: криминального (печать представила ее воровкой-авантюристкой в духе историй о том, как форма медсестры помогала мошенницам под видом благотворительности обирать наивное население), психиатрического (в ее душевном здоровье усомнились врачи, чины полиции, а отец частично подтвердил их опасения), патриотического (Елена делала упор на том, что стремилась ухаживать за ранеными и предполагала поехать на фронт), каждый из которых был характерным явлением эпохи Первой мировой войны и свидетельствовал о дискредитации народного образа сестры милосердия.
Глава 5. Гражданский патриотизм и революционизация общества
Благотворительность
Патриотизм, как любое социальное явление, имеет свои нормы и аномалии, которые могут меняться местами в зависимости от времени. Наличие патриотических девиаций, конечно, не отрицает существование здорового, искреннего желания в трудные годы помочь своему народу. В 1914–1916 годах значительная часть россиян откликнулась на благотворительные инициативы, которые исходили от частных лиц и общественных организаций. Начало войны способствовало консолидации общества под знаменами неофициозного гражданского патриотизма. Однако «война патриотизмов» захватила и сферу благотворительности.
Уже в первые недели войны сословные организации (дворянские, купеческие, мещанские), учреждения местного самоуправления (земские и городские управы), профессиональные союзы (сельские и городские кооператоры, частные фирмы и т. д.), религиозные организации (православные, баптистские, менонитские, мусульманские, иудейские и др.), учебные заведения (духовные и светские училища, гимназии), а также частные лица начали благотворительную работу. Основными направлениями стали сбор пожертвований (денег, вещей для фронта, табака, чая и пр.), самостоятельный пошив одежды, организация лазаретов для раненых. Кроме того, проводились благотворительные аукционы, лотереи, концерты, выставки и т. д.
Наиболее популярные формы пожертвований частных граждан – кружечные сборы и подписные листы. Во время кружечных сборов продавались сувениры (например, флажки союзных держав), и покупатели клали деньги в опечатанную металлическую кружку. 21–22 августа 1914 года в Москве и Петрограде одновременно проходил кружечный сбор, который в Первопрестольной дал 325 000 рублей, а в столице – 172 000. В Петрограде в ноябре 1914 года прошла Неделя белья, за время которой было собрано 28 234 предмета одежды. Многие современники отмечали, что в деле общественной благотворительности Москва обходила Петроград, но и другие губернские города выглядели достойно. За годы войны появлялись губернские комитеты по снабжению армии, комитеты по закупке хлеба для армии, комитеты помощи беженцам и пр. В некоторых провинциальных городах жители брали шефство над каким-нибудь полком, участвующим в боевых действиях. По религиозным праздникам солдатам полка доставлялись подарки, связь с полком, как правило, была двусторонняя, и офицеры сами сообщали в город, какие подарки для солдат наиболее востребованы.
Рост гражданского патриотизма был отмечен правительством утверждением нового национального флага. Он представлял собой бело-сине-красный триколор, совмещенный с императорским штандартом (черный орел на желтом фоне в прямоугольнике). Эта композиция должна была подчеркивать единение царя и народа, но вместе с тем флаг не получил официального статуса государственного символа. Тем не менее подобные флажки охотно раскупались обывателями, так как казалось, что они символизируют начало новой эпохи.
«Петербургский листок», воспевая общественный патриотизм и пропагандируя помощь фронту, освещал участие в благотворительности городских слоев: «Почти нет ни одной богатой семьи, где бы молодежь не занялась широкой деятельностью на пользу воинам… В одном месте великосветские барышни усердно шьют на машинках белье для солдатиков, в других семьях готовят бинты и весь перевязочный материал, который потом передается в склады Красного Креста». Русское женское взаимно-благотворительное общество организовывало желающих поработать на нужды армии. Характерной особенностью провинциальной благотворительности стала помощь крестьянским семьям, лишившимся мужчин. В некоторых местностях земства организовывали трудовые дружины для помощи в сборе урожая, часто на эту работу откликались воспитанники различных училищ и сами педагоги. Помимо городских слоев в благотворительности активно участвовали крестьяне, шившие одежду для фронта, кисеты и пр.
Особенно важной была помощь раненым. После первых боев на центральные железнодорожные узлы начинают прибывать поезда с ранеными и одновременно обнаруживаются логистические трудности – раненых оказывается негде размещать. Московский обыватель Н. П. Окунев писал в дневнике в конце августа 1914 года:
В Москву везут ежедневно тысячи раненых. Общественная помощь кипит. Собраны миллионы рублей, десятки тысяч людей врачуют раненых и ухаживают за ними… Город и земство, а также всякие другие организации буквально завалены ранеными и уже вопиют к гражданам: берите кто может раненых братьев к себе по домам, и многие так и делают.
Предводитель тверского дворянства П. П. Менделеев, сам активно вовлеченный в организацию благотворительности, вспоминал, что параллельно ему не менее активную работу начала его жена, которая уже в конце августа 1914 года создала в Твери Общество повсеместной помощи пострадавшим на войне военным чинам. Так как членские взносы были незначительны, вся надежда в финансировании ложилась на жертвователей. По словам Менделеева,
пожертвования все два с половиной года притекали обильно и безостановочно из всех, даже самых глухих, местностей Тверской губернии… Крестьяне много жертвовали и деньгами, и вещами, главным образом полотном… Крупные пожертвования поступали от купечества: полушубки, ситец, сапоги, валенки, готовое белье и платье, бязь, фланель, даже сукно, платки, табак, конфеты, чай, сахар, кисеты, трубки и т. д.… Горячее участие в сборе приняли и сельские учителя… Словом, жертвовала вся губерния[271].
Работа общества кипела прямо в доме Менделеевых:
Поглощенный делами, я сравнительно редко поднимался наверх. Там было царство жены. Самая главная, серьезная работа шла утром с 9 до 12 часов дня. В эти часы уже мало болтали, все усердно трудились; все швейные машины были заняты; дежурная принимала приносимые и привозные вещи, запаковывала отправляемое, подводила счета… Собирались груды вещей. Их периодически посылали на фронт в те воинские части, которые обращались в Общество за помощью.
Конечно, нельзя не заметить, что три часа работы в день за швейной машинкой не сравнятся с трудом швей из народа, и для дам из высшего света это был хоть и непривычный, но не особенно обременительный труд, тешащий их самолюбие и не связанный с сильным утомлением от работы. Для кого-то из них участие в благотворительности становилось данью современной моде, тем более что подобные общества становились центром светской жизни в городе. В Твери успехи И. И. Менделеевой в сфере помощи раненым вызвали зависть и недовольство губернаторши С. М. Бюнтинг, которая занималась той же работой, но в рамках Российского общества Красного Креста, которое считалось более аристократическим и пользовалось правительственной поддержкой. Тверские дамы неохотно шли работать в губернаторский дом, предпочитая бывать у Менделеевых.
Для демократически настроенной молодежи, шедшей сестрами милосердия и медбратьями на фронт, Красный Крест был «классово чуждой» организацией, порождал социальные стереотипы, вследствие чего предпочтение отдавалось земским и городским медицинским учреждениям. Работавший медбратом от Земгора Д. Фурманов характеризовал Красный Крест как «гнездо бюрократизма, пустую аристократическую шайку», отмечая, что «там встречались графини, княжны, особы высокого полета, а наш демократический состав уже по одному этому косо смотрел на Красный крест»[272]. Современники замечали, что между дворянскими, земскими благотворительными организациями и Красным Крестом существовала не совсем здоровая конкуренция, за которой могла скрываться ревность и зависть возглавлявших эти организации лиц. Тем самым, несмотря на определенное единение общества в деле помощи фронту, раненым, беженцам, социально-политические противоречия полностью преодолены не были, и система благотворительности демонстрировала общественный раскол.
Чем дольше затягивалась война, ухудшалась экономическая ситуация в империи, тем больше снижался энтузиазм россиян и меньшими становились частные пожертвования армии. За годы войны изменилась структура пожертвований: если в первый год основная часть предназначалась для фронта, то с 1915 года значительная часть идет на организацию сиротских приютов, военных госпиталей, домов инвалидов, на помощь беженцам. В ряде регионов беженство оборачивалось настоящей гуманитарной катастрофой, справиться с которой усилиями одних общественных, частных организаций было невозможно.
Необходимо отметить, что мотивы благотворительности были разнообразны, и далеко не все они соответствовали патриотическому поведению. Кто-то занимался благотворительностью из филантропических побуждений, из-за искреннего сострадания, для кого-то, прежде всего высокосветских особ, благотворительность превращалась в своеобразную дань моде. Императорская семья пропагандировала благотворительность (сестрами милосердия работали императрица Александра Федоровна и ее старшие дочери, императорская семья жертвовала деньги и собирала вещи для фронта), в результате чего некоторые верноподданные под воздействием монаршего примера также посвящали часть своего времени этой работе. Мода на благотворительность как новую форму светского времяпрепровождения была высмеяна художником Н. Ремизовым (Ре-Ми), нарисовавшим карикатуру «Свежее зрелище», на которой были изображены дама с господином в кабриолете. Дама обращалась к своему спутнику: «Ах, Серж! У вас золотая голова: сегодня все театры закрыты, а вы так удачно придумали – ехать смотреть беженцев!»