— Кто ты такая? — раздался чей-то голос.
Откашлявшись, Нармора оперлась на ладони и оглянулась.
— Кто здесь? — с трудом выдохнула она.
— Я могу показать тебе то, чего еще никто не видел. Я могу подарить тебе силу. — В углу комнаты стоял Нудин.
Он казался молодым, радостно улыбался, его одежда уже давно вышла из моды.
— Ты? Мы же убили тебя там, у Черного Ярма!
— Я хочу помочь тебе. — На ее глазах он превратился в толстого Нод’онна в оливковой мантии. — Я сделаю тебя самой сильной волшебницей. — В воздухе полыхнуло зеленым, и над Фургасом повис демон, чье тело было соткано из нитей тумана. Тот самый демон, которого убил Тунгдил. — Бедный человек. Он умирает. Но ты можешь спасти его. Прямо сейчас. Потому что я наделил тебя силой.
Нармору слепило зеленоватое свечение, и она зажмурилась. А когда открыла глаза, вокруг уже никого не было, в комнате стало тихо, и только Фургас время от времени постанывал.
«Мне просто почудилось».
Кожа в том месте, которое Нармора проткнула осколком, затянулась, и там не осталось ни шрама, ни царапины, и только одна-единственная капелька крови, скатившаяся в ложбинку между грудей, напоминала о содеянном.
Фургас громко закричал — ему становилось все хуже.
— Я рядом, — слабым голосом произнесла полуальвийка.
Поднявшись, она опустила правую руку на тело мужа.
«Сейчас увидим, какую силу я обрела».
Медленно и отчетливо альвийка произнесла первые из множества заклинаний, возникших в ее сознании из ниоткуда. Теперь яд должен был выйти из тела ее мужа.
Все началось с шипения.
Над телом поднялись клубы дыма цвета серы и рассеялись в воздухе. На коже выступили крошечные желтые капли, они подпрыгивали, словно вода на раскаленной сковороде, и постепенно стекали на простыню.
Фургас задышал быстрее и застонал.
«Я что, убиваю его?» — Нармора испугалась и уже собиралась отдернуть руку.
— Продолжай, — приказал ей возникший рядом Нудин. — У тебя есть сила, чтобы исцелить его, Нармора. И вскоре ты сможешь его обнять! Все будет хорошо. Ты настоящая волшебница.
Полуальвийка отчетливо видела перед собой мага, будто он никогда и не умирал.
— Ты всего лишь морок! — уверенно выкрикнула она. — Отступись от меня!
Призрак ткнул пальцем в желтые повязки.
— Ты должна продолжать, — повторил он.
Нармора сосредоточилась на супруге, в ее памяти вспыхивали формулы магических заклинаний, которые она никогда не учила, губы сами произносили неизвестные ей слова.
Из тела вытекло еще больше яда. Вдруг Фургас замолчал и, глубоко вздохнув, замер.
— Фургас! Нет! — в отчаянии закричала альвийка, бросаясь к изголовью. — Что же я…
Ее муж открыл глаза, удивленно уставился в потолок и, заметив Нармору, поднял руку, собираясь прикоснуться к лицу любимой.
— Ты…
Сглотнув, Нармора засмеялась сквозь слезы, бросаясь мужу в объятия.
— Ты вернулся, — всхлипнула она. — Хвала Самузину.
Фургас опешил.
— Я помню… на меня напали, — с трудом выговорил он. — А что произошло потом?
Нежно поцеловав черные волосы Нарморы, Фургас отстранился и вдруг заметил, что ее живот снова плоский.
— Я пролежал тут так много времени? — испугался он.
— Погоди. Сейчас ты ее увидишь. — Нармора побежала за Дорсой.
Она осторожно передала малышку отцу, и тот расплакался при виде крохи.
— У нее был брат, но он умер во время родов, — призналась полуальвийка и рассказала о несчастье.
Фургас погладил дочь по щеке.
— Ну хоть ты у нас осталась, — хрипло произнес он, целуя девочку в макушку и обнимая Нармору. — Я люблю вас обеих. Нам многое пришлось пережить, чтобы обрести счастье, но тем оно слаще.
Жена страстно поцеловала его в губы.
— Отдыхай, любимый. Завтра я расскажу тебе о том, что случилось в последнее время и что нам еще предстоит сделать, чтобы сберечь наше счастье. Твой талант к инженерии нам вскоре пригодится. — Прижавшись к нему, женщина заметила в углу Нод’онна.
Уже через мгновение морок развеялся.
Хозйеп сидел на самой высокой балке катапульты. Вбив последний гвоздь, он проверил канаты, намотанные вокруг растяжек и необходимые для того, чтобы выдержать огромную нагрузку, которую испытывают балки во время работы осадного орудия.
Плотник был не единственным, кто выполнял свою работу на такой высоте. Вокруг орудовали молотками, пилами и топорами другие — нужно было собрать новые катапульты.
Ночное нападение альвов не только стоило объединенной армии множества жизней, но и вновь распалило вражду между гномами и эльфами, разрушив уверенность в скорой победе. Раньше солдаты думали, что Дзон-Бальзур вскоре будет взят. Но так было до атаки альвов… В результате многие бросили службу или просто дезертировали, боевой дух войска упал.
Хозйеп отважился приблизиться к королевству альвов только потому, что ему обещали за это щедрое вознаграждение. Деньги, которые плотник тут получал за день, в других условиях он мог бы заработать за год. А без этого золота его и десять богатырей к Дзон-Бальзуру не смогли бы притащить.
Плотник оглянулся на черный лес, обрамлявший прожженную ими просеку. До равнины альвов оставалось не больше мили, а там объединенное войско уже ничто не остановит.
В центре равнины, поросшей зеленой травой, черной опухолью высилась альвийская крепость. «Когда мы перебьем всех альвов, тут будет очень красиво», — попытался успокоить себя Хозйеп.
За крепостью опять тянулись поля, и только вдалеке в земле виднелась какая-то впадина, в центре которой торчало что-то белое. Там билось темное сердце альвийского королевства, которое им предстояло завоевать.
Перехватив молоток и вытащив гвозди, Хозйеп вернулся к работе над катапультой. «Как хорошо, что мне не нужно идти в Дзон вместе с войсками».
Он провозился с катапультой до захода солнца и уже в сумерках начал спускаться. Приходилось постоянно оставаться начеку, так как тут не было уже ни строительных пут, ни другой страховки. Ступишь не туда — и свалишься с высоты в десять метров.
В лагерь прибыли новые рекруты. Солдаты развели большой костер. Вокруг лагеря они вырыли канаву и, положив туда пропитанные смолой и дегтем тряпки, подожгли их. Теперь лагерь со всех сторон был окружен стеной огня, сквозь которую не пробраться ни одному альву. Каждый час в канаву подкидывали новые тряпки, дым разъедал глаза, вонь стояла невыносимая, но люди готовы были пойти на эти неудобства. По сравнению с нападением альвов они казались не такими уж и страшными.
Хозйеп был доволен. Катапульты и прочие осадные орудия были восстановлены, через десять дней сюда привезут новые запасы масла и керосина. Дела обстояли неплохо. Если бы еще избавиться от страха… Все эти истории и суеверия пугали людей.
«Время поужинать и хлебнуть пивка», — Хозйеп уже предвкушал вечерний отдых. Можно будет прилечь на соломенном матрасе, потянуться, расслабить уставшие за день ноги. Плотник уже собирался спрыгнуть вниз, когда заметил, что неподалеку от орудий стена огня стала ниже.
Хозйеп замер на месте, лихорадочно оглядываясь.
Гас не только огонь вокруг лагеря. Все, что горело, — от свечки на столе какого-то солдата до лампы в палатке командира — блекло, затухало. И вдруг вокруг стало темно.
И тихо. В лагере не раздавалось ни единого звука. Люди застыли от ужаса и только молились, чтобы никто так и не шелохнулся.
«Я не думал, что ночью может быть так темно. Даже луна и звезды скрылись за облаками». Хозйепу казалось, что весь лагерь объяла тьма, так что сейчас он не увидел бы и собственные пальцы.
Лошади что-то учуяли. Они громко заржали и начали дергаться, пытаясь высвободиться. Столбы, к которым были привязаны животные, не выдержали, послышался треск, и по лагерю загремел топот сотни копыт. Кони сбивали палатки, ранили солдат и вслепую пытались убежать как можно дальше. Катапульта дрогнула — одна из лошадей врезалась в нее на полном скаку.
Вверх взметнулась пыль, плотник почувствовал запах золы. Постепенно все успокоилось — лошади убежали, и только их ржание слышалось вдали.
— Стройся! — рявкнул один из офицеров, перекрикивая испуганные возгласы и стоны раненых. — Третье подразделение, ко мне! Пикинеры… — Он умолк, и через мгновение послышался звук падающего тела.
Все, кто стоял поблизости, понимали, что это означает.
— Бежим! — в панике крикнул кто-то, оружие упало на землю, послышался топот. — Они в лагере! Они здесь!
Хозйеп прижался к катапульте, надеясь, что тут, наверху, среди деревянных балок, его никто не заметит.
Вокруг бушевала смерть.
Вначале раздался один крик боли, а потом их стало все больше и больше, ветер доносил до плотника вопли со всех концов лагеря. Он понимал, что никогда не забудет эту ночь.
Альвы, казалось, прекрасно знали, где находятся солдаты. Повсюду свистели стрелы. Плотника ранило в ногу, но он сжал зубы и сдержал крик, чтобы не выдать себя.
Слышался звон мечей и предсмертные возгласы, а потом облака вдруг расступились, и Хозйеп увидел поле боя.
Трупы солдат усеяли лагерь, тела образовывали на земле странный узор, словно вышивка на ковре, залитом кровью. И по этому ковру туда-сюда носились альвы, выискивая тех, кто лишь притворялся мертвым. Этих несчастных казнили с особой жестокостью.
«Смилуйся, Паландиэль! Они убили их всех!» Среди трупов Хозйеп не увидел ни одного альва. «Как ты могла допустить, чтобы это произошло, богиня?» По щекам плотника текли слезы отчаяния.
К лагерю верхом на странном быке подъехала какая-то альвийка. На морде быка Хозйеп разглядел железную маску, защищавшую голову животного, словно шлем. В прорезях для глаз светились красные огоньки. Альвийка что-то крикнула своим солдатам, и они слили кровь мертвых в кувшины. Кто-то из альвов начал поливать катапульты керосином и мазать смолой.
«Теперь мне нужно будет выбирать, какую смерть я предпочту — от огня или от меча», — в ужасе понял Хозйеп. Однако, когда ого