Около рынка, который раньше назывался Утренний, раскинулся штаб тульских строителей. Огороженная территория, около которой к девяти утра начинают собираться люди. Все они приходят за медицинской помощью – в нескольких модульных палатках прием ведут тульские врачи, с использованием сложной диагностической аппаратуры, тоже размещенной в палатках; по сложным случаям проводятся сеансы телемедицины с областной больницей – тульской, разумеется. Тут же и выдают все лекарства. На левом берегу с медицинской помощью все не очень – позже это прозвучало в беседе с мэром. И тульские врачи делают огромное дело. Как и тульские строители.
Наш сюжет в этот раз именно о них. Регион восстанавливает 16 многоквартирных домов Орджоникидзевского района – меняется крыша, полностью закрывается тепловой контур, то есть вставляют окна и двери. В случае если хозяев нет и про них неизвестно, квартиру вскрывает комиссия нескольких ведомств (МЧС, МВД) с фотографированием до и фотографированием после. И проводит все нужные работы, а именно замену всех коммуникаций – отопление, водоснабжение, канализация и, конечно, газ. Собственник помещения может и отказаться, но от замены окон и дверей. Несколько разбитых рам я видел – это как раз тот случай. А коммуникации, извините, надо делать, они общие.
Татьяна Николаевна, естественно, стала старшей по дому – на кухне у нее целое ведро ключей от всех квартир, с номерками. «Строители не должны ждать ни минуты». Пришли строители работать – она сразу открывает, а они сразу все делают. «Они навалились, как муравьи! – в ее голосе опять восторг. – Одни вставляют окна, другие тут же делают трубы, подоконники, подъезд – все мигом». Кстати, разнорабочие строительных специальностей из Средней Азии, но приехавшие по тульской линии. Ремонта в подъезде не было с шестидесятых годов, и на что он был похож раньше, можно понять, зайдя в такой же дом, например, на окраине Донецка. Избалованному москвичу гамму ощущений передать будет очень сложно.
Сроки происходящего совершенно нереальные. Как такой объем работ можно сделать в такие сроки, зная все бюрократические углы и пороги, совершенно непонятно. Но факт – котельная построена за месяц, с нуля, на новом месте. Беседуем с начальником участка стройки – вот год назад вам скажи, что котельную надо построить за месяц, вы бы поверили, что это возможно? Нет, конечно, – отвечает и смеется, – а оказалось, что возможно. Начальник всего тульского участка, ворочающий всю эту гору (кстати, совершенно обычно выглядящий, без бронзы, но жесткий), рассказывает, что в регионе сложился пул «понятных» подрядчиков, а «непонятных» в эту историю не брали.
Одна девятиэтажка стоит сгоревшая полностью – на фоне домов, которые уже приобретают хороший, правильный облик. На мой вопрос получаю объяснение: когда дом горит как факел, с первого и до последнего этажа, пламя создает такую тягу и температуру, что греется и плавится арматура внутри бетонных плит. Конструкция теряет несущую способность. Экспертиза определяет как раз это – какие из поврежденных домов имеет смысл восстанавливать, а какие – нет. Сгоревшую девятиэтажку решено не восстанавливать. А соседние такие же дома, где был снесен весь верхний этаж, надстроили. Или где снаряд попал в середину стены – заделали. Покрасят – и со временем, уверен, даже не будет заметно.
Строители, которые водят нас и все рассказывают, говорят с неповторимым южным оттягом конечных гласных, узнаваемым к югу от Москвы, начиная от Серпухова. Все, приехали, как сказал губернатор, и уехать теперь не могут. Самосвалы и экскаваторы – с тульскими номерами и тульскими водителями. Насколько я понял, командировочные все получают порядочные, никто не в обиде. Сухой закон, разумеется, жесткий. Особая гордость, наравне с котельной – детский сад. Его отстроили прежде всего. И детки уже ходят и вовсю репетируют осенний праздник – нам показали фрагмент выступления под тульское пианино. Спрашиваю у заведующей про то и про это, в конце концов, как это было. Она собирается с мыслями и напрягается – лучше не вспоминать. Мы забыли как страшный сон – и Украину, и что было потом. Конечно, было и хорошее, но финал этой украинской страницы истории региона – это кошмар. Детки и взрослые абсолютно русские, по-русски говорящие. Ведь родной язык – это тот, на котором с тобой в детстве говорила твоя мама. И та ломка через колено, которую в оставшейся Украине сейчас устраивают нацики во главе со своим фюрером, будет аукаться еще очень долго, годы и десятилетия.
А тульский губернатор Дюмин в ежедневном режиме вникает в прогресс стройки, и благодаря его настойчивости и последовательности все происходит именно так, как происходит. В том числе и с мебелью в общежития маневренного фонда, и с тульскими пряниками.
Это была краткая поездка в Мариуполь, но по ощущениям – сильно и многое меняется. «Азовсталь» – громада, которую я впервые увидел вблизи. Как это можно будет все привести в порядок и что это будет в итоге – разум понимать и принимать отказывается. Масштабы колоссальные, которые всей своей мощью создать могло ну никак не текущее образование под названием Украина, которая была просто эксплуатантом. «Теперь вот снова придется создавать. И не смочь нельзя…» Это даже не про завод – ходят разговоры, что территория будет перепрофилирована, – а про всю эту историю в целом, с нашим, русским Донбассом.
Мост между двумя частями города взорван, если ехать по навигатору, упрешься в недоумевающий блокпост посреди проспекта. На объездной – стена из зеленых военных грузовиков, вдоль которой едешь, и перерыва нет. Это сухопутный коридор в Крым, пока мост чинят, насколько я понимаю. Драмтеатр стоит, затянутый лесами. Строится. Видел его только издали.
А сталевар-памятник на въезде в город стоит, с русским флагом. Я обещал, что мы поздороваемся. И мы сделали это.
13 ноября
Конечная – Зайцево
В Горловке мы встречаемся с командиром роты, одной из тех, что штурмовали Зайцево и сейчас уже заканчивают зачистку Майорска. У него задание – провести нам обзорную экскурсию. На нашей машине ехать отказывается категорически – только на своей, в которой абсолютно уверен. И только двое, чтобы по-быстрому свалить, если это будет необходимо. Садимся в видавшую виды «Ниву», без заднего стекла и с маскировочной сеткой на крыше. Обычный инструктаж: ходить след в след, предметы не пинать, в траву не сходить – это все понятно.
Зайцево! В этом поселке с 2016 года пребывает частичка моего сердца. Это была одна из самых первых моих съемок в Донбассе. В составе пресс-тура мы приехали в 15-ю школу, которая находится на выезде из поселка, по дороге на Жованку и Майорск, ну и далее – на Артемовск. Но тогда я этого ничего не знал. Нас привезли в обычную двухэтажную школу позднесоветской постройки. Мебель, парты, доски – все было на месте. В классах – портреты писателей, глобусы на шкафах. На всех подоконниках, в том числе в длинном коридоре, стоят горшки с комнатными цветами. Но все окна, которые смотрят на дорогу, выбиты, ветер колышет белые шторы из тюля, это была осень, очень прохладная. Было неуютно.
Коллеги-журналисты столпились у дерева рядом со входом. Я подхожу поближе – прямо из ствола торчит алюминиевый хвостовик от ракеты БМП. Директора школы заметно потряхивает – она рассказывает, что в момент обстрела дети были в классах. Когда началось, их стали выводить через заднюю дверь, из физкультурного зала. Я запомнил символику ДНР у входа и портрет Александра Захарченко в фойе. «Вы проводили тут референдум?» – «Конечно!» – директор отвечает с гордостью.
После повторяющихся снова и снова обстрелов занятия в школе прекратились, но напротив входа была конечная остановка автобуса – мы все это снимали. Старый ЛАЗ с неподражаемым звуком мотора (кстати, моторы во Львов возили на установку с ЗИЛа, «какая страшная москальская глупость – эта производственная кооперация!»). Автобус приехал, высадил людей, стал разворачиваться. Люди, кстати, пошли по дороге дальше, если я правильно помню, в сторону украинских позиций. На мой недоуменный вопрос мне пояснили, что местным так можно. Какие наивные и далекие были времена! Мы все еще тогда не знали, что будет дальше вообще и что предстоит зайцевской школе в частности.
У автобуса в заднем бампере было пулевое отверстие – получил он эту пробоину тут же, и интервью водитель давать не хотел, торопясь уехать.
Пуля в огороде
Это были бесконечные перемирия, целая череда перемирий, когда силам ДНР было запрещено открывать ответный огонь. И это приводило к парадоксальным коллизиям. Уже в следующий мой приезд в Зайцево ситуация была совсем другой, фронт встал уже жестко. Ровно половина поселка была под контролем ДНР, а вторая половина досталась Украине. То есть буквально – улица, например, Карбышева, довольно длинная, начинается в ДНР, примерно посередине проходит фронт, и вторая половина, не менее длинная, уже под контролем украинских военных. И так все улицы поселка, идущие параллельно. Чуть выше этой условной середины улицы, на задах, и располагалась школа. При этом сама улица – жилая, в каждом доме – люди, в начале ее – сельсовет с флагом, магазин. Играют дети, с интересом рассматривают нас в бронежилетах.
В школу попасть уже было нельзя – хотя я просил военных сводить нас туда, но те категорически отказались. Говорили, что она далеко не целая, показывали фотографии – окон уже не было, все стены в выщербинах от пулевых попаданий, шифер на крыше разбит – мне почему-то это было как ножом по сердцу.
Дети на улице играют в футбол, глазеют на нас, машина ЗИЛ-130 от поселковой администрации привозит к одному из домов уголь, водитель разворачивается, и хозяин показывает ему, куда опрокидывать кузов. А ниже по улице идет бой, громкий, слышны отчетливо разрывы, очереди. Я задаю об этом вопросы людям… Как так? Как вы тут живете? Моим вопросам они удивляются. Ну а как нам жить? Но ведь дети же. Когда слишком сильно стреляют, загоняем их домой или в Горловку увозим. Успокоится немного – и все по-прежнему. А долетает? Конечно же долетает! Мальчик лет восьми понимает, о чем мы говорим со взрослыми, и, сияя, приносит мне пулю, которую нашел в огороде. Но дальше по улице дома стояли, имея все более прогрессирующий нежилой вид. Сначала начинаются ставни из фанеры. Потом посеченные ворота, затем выбитые окна, разбитые крыши, обвалившиеся потолки, сгоревшие гаражи и уже обрушенные стены. И очень громкая стрельба. Уже никого внутри остовов – растут кусты и молодые деревья. А улица все уходит дальше. Дальше не идем, говорят нам сопровождающие. А школа? Нет. Ну, нет так нет.