Эфиопию редко вспоминают. Даже тогда, когда речь заходит об Африке. Однако именно наши с ней отношения во многом предопределили сегодняшний день родины кофе. До середины 1970-х эти отношения распадались на две, как оказалось, политически несоизмеримые части. С одной стороны — официоз — в виде очередного «Ила», дарованного Москвой императору Хайле Селласие I. С другой — до 1977 г. наше участие в судьбе единственной на зеленом континенте цивилизации, близкой к православию, ограничивалось поддержкой оппозиционных императору сил. На что были политические причины.
Наши сепаратисты
Создав на континенте, избавляющемся от колониального наследия, Организацию Африканского Единства, эфиопский император стал флагманом всеафриканской борьбы за чуждые Москве западные идеалы. Но в самой Эфиопии зрели сепаратистские настроения. И зрели не только в мусульманских районах: на северо-востоке — в Эритрее и на юго-востоке — в Огадене, но и чуть к северу от столицы — в недовольной притеснениями Центра этнически смешанной провинции Тигре. Под влиянием сепаратистов, небеспочвенно называвших себя «друзьями Москвы», оказалась почти четверть империи, в том числе все жизненно важное для нее побережье Красного моря.
Как тут было СССР не протянуть руку «братьям по антиимпериалистической борьбе»? Тем более что в той же эритрейской столице — Асмаре — с послевоенного времени исправно функционировал американский разведцентр. Да и соседняя с Эфиопией страна Сомали оказалась куда ближе к Москве, провозгласив антизападный путь развития. За что и получала не только моральную поддержку. И немалую.
В 1974 г. в самой Эфиопии — одной из самых голодных, даже в Африке, стран, испытавшей до этого трехлетнюю засуху, произошел «демократический переворот недовольных полковников». Искать в нем аналогию со свершившейся через пять лет саурской революцией в Афганистане не стоит. Члены недолго правившей военной хунты учились в США, Великобритании и Израиле и на страну Советов смотрели соответственно. Совсем не так, как их подчиненные в званиях младших офицеров. Капитан-тыловик из 6-й дивизии по имени Менгисту Хайле Мариам уже в 1976 г. назвал «полковничий переворот» эфиопской «февральской революцией». Тогда же, возможно, не без политического подтекста, половина «контрреволюционной военной хунты» была расстреляна в квартале от Русского леса — советского посольства в Аддис-Абебе.
Война за обе стороны
«Подлинно народная» революция 1976 г. нашла сочувствие в Москве, поначалу не подкрепленное военной помощью. Необходимость последней вызывалась не столько «сопротивлением контрреволюции», сколько весьма энергичным наступлением сомалийцев на «ранее отторгнутую» от них императором-«империалистом» Хайле Селласие пустыню Огаден. Благоприятным моментом воспользовались и «северяне» — Эритрея с Тигре. Советскому Союзу пришлось выбирать между старыми и новыми союзниками. Выбор в конечном счете был сделан в пользу новых.
С лета 1977 г. в Эфиопию пошли советские морские конвои, был налажен «воздушный мост» из 225 транспортных «Анов», по нарастающей стали прибывать военные советники и специалисты. Часто их размещали в «гостевых домиках», даже не прибранных после спешного отъезда американских предшественников. Последние ретировались из-за боязни оказаться в непредсказуемом по тому времени водовороте кровавых событий, вначале не определившись, кому следует помогать. Во всяком случае, запчасти к «F-5E» и «Дугласам» для ВВС Эфиопии еще какое-то время шли из США. Но уже не они, а «МиГи», «Т-55» и «Грады» становились матчастью ожесточившейся войны за пустыню, а потом и джунгли. 12-тысячный кубинский контингент во главе с самым крупным в то время военным специалистом по Африке генералом Очоа (позднее расстрелянным на Кубе как «наркоконтрабандист»), а также советский советнический аппарат в 100 офицеров с неистовым генералом Петровым — вот, кто остановил, а затем и отбросил 70 тысяч неплохо подготовленных сомалийцев.
Остановили тогда, когда сомалийский лидер Сиад Барре отправил домой все 2000 своих советских и 150 кубинских советников. Пожалуй, впервые и никогда больше в истории «качество» нашей «военно-интернациональной» школы прошло очную проверку «встречным боем». Как бы иронично это не звучало сегодня, но тогда, судя по результатам сомалийского наступления и эфиопского контрнаступления, Советский Союз «выиграл», выступая за обе стороны одновременно. Но потом…
Памяти полковника Зайнуллина
С начала 1978 г. главный и, как нам тогда казалось, бесконечный фронт сместился в Эритрею. По большому счету, поражений у правительственных сил не было. Только с каждой победой сопротивление «контрреволюционеров» — вчерашних просоветских сепаратистов — нарастало. Стоит перед глазами пленный «мусульманин-коммунист» — четыре года учился в СССР, сбежал из полевой тюрьмы — зиндана. Раненному в печень далеко не уйти. На всю оставшуюся жизнь вопрос: «Что Вас заставило сбежать?»; ответ — остатками раздробленных челюстей, по-русски, на жаргоне курсов «Выстрел»: «А ты, сука, второй раз проживешь?» и — совсем не киношный мотив «Интернационала» на амхарском. Чья-то команда: «Проветрите его». Выстрел…
Из почти забытой жизни советских интернационалистов в Эфиопии: дома — командир дивизии, а в Эритрее — советник командира эфиопского корпуса полковник Ильяс Абдулович Зайнуллин по 8 раз в день гонял штаб корпуса вверх-вниз по 300-метровой окрестной высоте. С подробными тактическими назиданиями. За что и получил кличку Инкуляль — «живчик» — «яйцо» — в небакалейном смысле слова. Полковник Зайнуллин дважды успешно поднимал фактически ему подчиненный корпус на штурм очередной безымянной высоты. Один раз — и наверное, это прецедент в военной истории — практически без потерь. За что был представлен к званию Героя Советского Союза. Не дали: кто-то увидел Коран в нехитром скарбе полковника. Ограничились второй за Эфиопию Красной Звездой. В 1978-м среди 68 погибших в бою из состава поднятого им в очередной раз того же 17-тысячного корпуса оказался и советский мусульманин полковник Зайнуллин. Отправленный на Родину в белом американском гробу. Со стертыми по бокам — «Армия США» и какими-то буквами-цифрами. Из наших трофеев с бывшей штатовской базы… Так продолжалось следующие 20 лет.
Историческое резюме
С начала 1990-х правительству Социалистической Эфиопии пришлось положиться на себя. Не побежденные, но и не проигравшие сепаратисты нашли других, как оказалось, более благополучных арабских спонсоров. Это произошло после отзыва — в начале 90-х — советских советников. С новыми спонсорами-посредниками бывшие «сепаратисты», потом — «контрреволюционеры», ныне — «патриоты-автономисты» вместе с «федералами» достигли, как считает ООН, консенсуса: Красноморское побережье — Эритрее, остальное — «неделимой» Эфиопии.
Двадцативосьмилетняя война унесла почти 600 тысяч из 60-милионного населения. Около миллиона выехали из страны. 12 миллиардов долларов невозмещенной советской помощи остались на совести преемников Менгисту. Сам Менгисту живет в Зимбабве. К 200-летию Александра Сергеевича вместо приличествующего случаю поздравления получен ответ в том смысле, что Аддис-Абеба не интересуется эфиопскими корнями иностранных граждан — вне зависимости от их статуса. Впрочем, когда-то подаренный Аддис-Абебе бюст Пушкина вроде бы цел. В отличие от гигантского Ильича на центральной площади страны, провозгласившей строительство «неидеологизированного» общества. Но среди эфиопских переселенцев, прибывших недавно в Израиль, одиннадцать молодых людей заявили о «советско-интернациональном» происхождении по отцовской линии.
Солдатская лямка по-американски
Дополним балканско-миротворческие впечатления взглядом на американскую казарму. Причем не со стороны, а изнутри. Со вниманием к деталям, в которых вся соль. С дополнением общеизвестного личными впечатлениями. Без сусальной восторженности, но и без публицистического оплевывания по остаточному классовому или ура-патриотическому принципу. В жанре «живого» рассказа. Такую возможность предоставил почти двухлетний опыт службы российского представителя в американском штабе в Боснии…
Чем набор отличается от призыва?
Набор в вооруженные силы (ВС) США осуществляется через сеть recruiting stations — «призывных пунктов» (ПП), функционирующих из расчета: один на 70–100 тысяч городского населения и 15–20 тысяч сельского. ПП замыкаются на местную власть, но состоят в договорных отношениях с минобороны. Персонал ПП стимулируется призовыми баллами, начисляемыми по весьма сложной схеме. Она ориентирована на преимущественный набор наиболее подготовленных рекрутов, готовых служить в не самых престижных частях. К ним относятся прежде всего сухопутные войска (СВ). Ибо в пехоте меньше условий для приобретения навыков, полезных на гражданке. Поэтому за согласившегося служить на флоте или в авиации начисляется условно 1 балл, за пехотинца — 3. За «образованного» (с «ПТУ») сухопутчика добавляется еще 1 балл…
Освидетельствование рекрута, достигшего 17 лет, осуществляется через тесты, соответствующие требованиям к выпускнику средней школы: число отжиманий за минуту, задачки про бассейн с двумя трубами и автотрейлеры (не поезда!), отправившиеся из пункта «а» в пункт «б», чейнворд — «танК»-«Кухня-…Север», диктант из местной газеты и «чем отличаются Ирак от Ирана или Персия от Пруссии?» По последнему — нужно угадать не менее 4 из 10 правильных ответов, ибо с кругозором — скажем позже — беда.
Начальную оценку качества призыва даёт Служба по подписанию контрактов (СПК) — первое воинское учреждение, куда попадает отобранный новобранец. СПК схож с нашим военкоматом, но через свои гарнизонные представительства «сопровождает» «джи-ай» (военнослужащего) в течение всего периода его действительной службы и в резерве. С СПК, минуя ПП, заключают контракты те, кто хочет и может стать офицерами резерва, а также унтер-офицерами и специалистами: прибавка к гражданскому доходу — в среднем 6–8 тыс. долларов в год. В резерв зачисляются лица в возрасте 22–55 лет, как правило с высшим образованием и после 90-суточных сборов. Действительная служба резервистов (сборы, участие в учениях и «живых» операциях) — 30 суток, минимальная — 7 суток в год.
СПК через более военно-ориентированные тесты повторно проверяет профпригодность и предлагает подписать первичный контракт на 2 или 3 года. По результатам тестов новобранца опять склоняют к непрестижной службе, ибо кандидаты для престижной — приходят чаще. Типичный новобранец — это вчерашний школьник (более 60 %) реже выпускник «ПТУ» или аналога наших кадетских корпусов. Но эти военизированные дублеры технических лицеев готовят скорее будущих курсантов, чем солдат-контрактников. Ибо находятся в ведении учебных командований видов вооруженных сил. Как и у нас — Суворовские училища. Правда, более половины сержантов — это бывшие кадеты-«суворовцы», не поступившие в «офицерские» вузы, но сделавшие выбор в пользу службы.
Отсев в ходе тестирования в СПК считается браком ПП и снижает баллы, по которым вербовщикам определяют тарифный разряд. Так поддерживается многосторонний баланс интересов между новобранцами и вооруженными силами. Обеспечивается первоочередной приток новобранцев в те части, откуда происходит их преимущественное убывание. Ныне в СВ США более 60 % «джи-ай» ограничиваются первичным контрактом — снижение за десять лет, по некоторым данным, на 20 % (!).
Поиск и предварительная вербовка новобранцев осуществляется главным образом в школах и спортивных секциях. Бывают случаи одновременного рекрутирования целой спортивной команды — через посулы содействовать спортивному росту. В половине штатов США действует специальный закон о необлагаемой налогом рекламе вооруженных сил. Среди молодежи распространяются бесплатные абонементы на спортивные состязания, молодежные клубы «здоровой» направленности. Организуют экскурсии в воинские части, где дают попрыгать с парашютом, учат стрелять, водить автомобили, пилотировать воздушные суда. Некоторые вербовщики, а также состоятельные отставники-патриоты — особенно в глубинке — содержат собственные скаутские клубы (аналог наших захиревших — военно-патриотических). С первых классов проводятся лотереи и конкурсы среди обладателей наибольшего числа предметов военной атрибутики, «умников и умниц» по военно-техническим дисциплинам. Вербовщики с гражданки (с «убыточных» по американским меркам предприятий) тем не менее считают, что привилегии их военных коллег пора подрезать законодательно.
Стимулы и соблазны…
Главный высказываемый довод в пользу службы — так называемый челендж — возможность себя проявить. С ним тесно связан реальный стимул — льготное или бесплатное образование, а также повсеместно ценимый на гражданке опыт военной службы: на контракте с Пентагоном состоят около 80 только высших учебных заведений, имеющих филиалы в гарнизонах. Есть и такие, кто пришел служить потому, что «в армии больше, чем на гражданке, порядочных людей и отношения чистые, как завещал Иисус Христос (много реже — Аллах)». Кстати, о защите Америки и демократии в самой армии говорят реже, чем вне ее. Кто побогаче и «попроще» — на первое место ставят тягу к путешествиям и новым впечатлениям. Иногда в армии ищут спутницу, чаще спутника жизни. Хотя число внутриармейских пар колеблется в пределах 5–7 % на все сухопутные войска. Скажем прямо: претендентов на конкурс красоты, в отличие от спортивных дарований, в армии найти непросто. Но про ЭТО — позже.
Чтобы мотивировать военнослужащего к продлению контракта, ему для начала предоставляют право учиться лишь в системе вечерних технических школ, нередко выхолощенных до приобщения к ПК или кассовым аппаратам. Доступ к высшему или иному дорогостоящему образованию военнослужащий получает не ранее, чем через 5 лет после подписания первичного контракта. Через такой же срок на «джи-ай» распространяется расширенный перечень — около 20 видов — льгот — «бонусы-алаунсы»: санатории, путешествия, право на выбор гарнизонов и пр. Многие «джи-ай» предпочитают финансовые за них компенсации. Непосредственное вознаграждение — 1,5–2 тыс. долларов в месяц (в боевых условиях в 3–4 раза больше) при бесплатных столовой, медицинском обслуживании (в целом сопоставимом с нашим), а также спорткомплексах — о чем придется вспоминать еще не раз. Все это имеет ценность для не особо привередливых «низших середняков» и ниже. С Америкой в нашем сознании ассоциируется жизнь равномерно динамичная и в целом благополучная. Далеко не везде и не для всех это так. Вот суммированный пример типичной истории: вырос в негритянском (вариант — латиноамериканском) квартале или в тоскливом американском «урюпинске», 5–6 братьев (сестер), кое-кто уже побывал в тюрьме… Варианты: «мой отец был последним, кого в нашем штате посадили на электрический стул. Армия не только спасла от безработицы и наркотиков. Она дала мне шанс выбиться в люди».
Другая — типично «женская» причина: «Я — феминистка по жизни. Только в армии я чувствую себя человеком, а не, простите, телкой». Ну, и что дальше?
Дальше пример из жизни: прихватило как-то сердце у российского офицера в американском штабе. Уложили его прямо на пол. Вызвали медсестру — на 2 тысячи личного состава никого опытнее не нашлось. Ничего не скажешь — сестричка прибежала тут же. Семнадцатилетняя испуганная девчонка, только что получившая сертификат помощника эвакуатора. Не говоря о капельницах, даже в простейших пилюлях не разбирается. Зато с детской наивностью умоляет: «Держитесь, сэр. Если с вами что-то случится — мне конец». До госпиталя тащились целый час. Впрочем, там, скажем честно, и кардиолог, и младший медперсонал — все на месте. Первой подбежала шустрая негритянка: «Меня зовут Уинди (Ветерок). Правда, хорошее имя? Если что — прибегу сразу»…
Ввиду нынешней в целом неплохой экономической ситуации в США (снижение безработицы), а также прогрессирующей «иракобоязни» (почти 9 тысяч только дезертиров) число первичных добровольцев за период 2001–2006 гг. сократилось в 6 раз. Впервые с 1973 г. (с перехода на контрактную службу) начальное тестирование по существу не применяется. По крайней мере, в пехоту берут всех, кто хочет служить. Известны случаи нарушения законов: добровольцу обманным путем предлагают подписать «пехотный» контракт — потом, мол, переведем… Сулят службу в военной полиции. Это лучшее, что есть в пехоте: в 1997 г. около 70 % сотрудников высокооплачиваемой гражданской полиции — бывшие военные полицейские. В 2005 г. имело место поступление на службу двух лиц, находившихся под подпиской о невыезде. К очковтирателям, таким образом, повысившим «процент набора», приняты драконовские меры.
Тем не менее за будущее всей системы найма и особенно призыва резервистов уже беспокоятся. Дело в том, что до урагана «Катарина» осенью 2005 г. резервист заранее знал сроки сборов или участия в экспедиционных операциях. Чрезвычайный призыв 60 тыс. резервистов, не спланировавших свой рабочий график и бюджет, привел к массовому расторжению контрактов (23 тыс. человек). Кроме того, выявились разночтения по оплате службы при чрезвычайных обстоятельствах на территории США — 9400 судебных исков с обеих сторон.
В последнее время американцами проявлен симптоматичный интерес к российской системе призыва, прежде всего к моральному стимулированию призывников (вплоть до «ритуалов приобщения новобранцев к армии») и ответственности за уклонение резервистов (офицеров-приписников). С июня 2006 г. повышен предельный возраст первичного контрактника — с 35 до 40 лет. Одновременно приняты меры по укреплению отношений командования частей с «большой семьей» военнослужащих — родственниками, бывшими сослуживцами, школьными учителями и тренерами. Ранее в этом, по всей видимости, нужды не было. Любопытно, что даже «переименовали» наших политработников. Вместо презрительного «zampolits» называют их по аналогии со своими — «welfare ofifcers» — офицеры по обеспечению благополучия. Не менее показательно увольнение преподавателя военной академии за интервью, в котором он усомнился в эффективности контрактной системы. Контекстуально — при двух и более экспедиционных операциях, осуществляемых одновременно.
В идеале американцы хотели бы иметь армию, отражающую национальный и социальный состав общества. В реальности, по крайней мере в пехоте, служат, повторим, преимущественно выходцы из фермерских хозяйств и небольших городов — более 80 % — иногда при пороговом коэффициенте умственного развития (0,3–0,4 из 1). Афроамериканцев — 35–40 %, около 25 % — испаноязычные (чиканос), а также филиппинцы, китайцы, вьетнамцы, индусы. Русских — единицы.
Вопрос о «равных возможностях» женщин и мужчин по существу завис. Официально декларируя равноправие полов, от «широкозахватного» набора женщин постепенно отходят. Пик — 1994 г. — 37 % пехотинцев. Причина — в нескрываемом ропоте низовых командиров, считающих женщин «постоянно беременными» проблемами для службы. Доказательство тому — трагикомическая ситуация: сержант в шутку запустил мыша в спальный мешок «товарища по оружию», законно отдыхавшей в одной с ним палатке. А у той, как на грех, молния на мешке разошлась. Причем снизу. И выявила при этом, гм, «недопустимое отсутствие элементов спального обмундирования»… Выгнали взашей обоих. Шутника — с «волчьим билетом» — без пенсии и выходного пособия. Обещанное — «про ЭТО»: любой «джи-ай» знает: «с начальством — можно, с подчиненными — тюрьма!..» Впрочем, пик всеамериканской борьбы с «домогателями», кажется, миновал. И «характерные вербальные формы сексуальных домогательств» (цитируем) — «сладострастное аханье», «вожделенное урчание», «похотливое посвистывание», «восторженный скулеж», а также обращения типа «детка», «лапочка», «заинька» (еще хуже — «киска») уже не размещают на стенде в столовой. Хотя «служба по обеспечению равных возможностей» никуда не делась. Добро пожаловать с закла… в смысле — докладом. Круглосуточно и при любой погоде.
К бракам между военнослужащими отношение непростое. С одной стороны, если супруги служат в одном гарнизоне, то у обоих выше «уровень душевного комфорта». Но с другой стороны, этот «уровень» должен быть единым для всех — никаких привилегий. Служили два капитана — муж и жена — только что поженились. В одном штабе, но в разных подразделениях. Следовательно, жили в разных контейнерных городках. Поскольку оба — офицеры, соседи у каждого — однополые. Сосед мужа время от времени «входил в положение». А ей — досталась завистливая грымза. В результате «служба по обеспечению равных возможностей» получила сигнал… эквивалентный 600 баксам. Соседка жены озаботилась неуставным «уровнем душевного комфорта» сослуживицы…
You’re in the Army now — песня и проза…
Что действительно привлекает многих — это показательная (не показная) демократичность отношений между сослуживцами и подчеркнуто уважительное отношение к армии со стороны гражданских властей всех уровней. Комдив займет очередь за рядовым и отстоит ее честно. За обеденным столом заключит с солдатом пари на результат футбольного (по американскому футболу) матча между «пехтурой» и «флотскими». Запишет номер (личную карточку) солдата и, если проиграет, то пошлет ему шутливый вымпелок с надписью «BEATNAVY» (игра слов: «Вступай во флот» и одновременно «Бей флотских»). Как вы думаете, куда в первую очередь придут навещающие гарнизон «POTUS-FLOTUS» (президент с первой леди), не говоря о министре обороны и ниже? Правильно. В ту же столовую. Чтобы встать на 10 минут за раздачу и лично положить ошарашенному «джи-ай» кусок лазании или омлет с ветчиной. Чтобы через желудок преподать урок «американской демократии». Действует… Притом убедительно… В офицерской среде проявляются и элементы «рыцарского» отношения к службе. Офицер, в отличие от солдата, никогда не захватит с собой из столовой-клуба даже банку кока-колы. Хотя бери — сколько хочешь. Нет, если жарко, он купит такую же банку в уличном автомате.
Подробнее о рутинных буднях. Комплексная подготовка новобранца носит фактически одноразовый характер и осуществляется в учебных центрах. Срок обучения — от 9 недель. За это время некоторые новобранцы теряют до 10 кг начального веса. В регулярных частях подготовка проводится по двум-трем дисциплинам в учебный день недели (чаще в субботу), как правило, в полигонных условиях. Тогда же происходят тренировки «флаговых церемоний» (вроде нашей строевой подготовки). Учения — внешне неинтенсивные — с элементами «замедленности» и повторением уже отработанных вопросов: каждый элемент тактической обстановки тренируют раздельно, иногда не без перебора. Например, «одиночное следование перед автомашиной, задающее скорость ее движения по жилому городку». Самое смешное — потом: «Чего встал, водила? Есть проблемы?» — «Некому темп задать. Идите, пожалуйста, перед машиной».
Бумаг пишут значительно больше, чем мы, — на случай разбирательств с юристами и страховиками. На всех видах коллективной полевой подготовки экономят. Главным образом, из-за боязни травм, часто влекущих за собой значительные выплаты пострадавшим. В дивизии на 13 тысяч военнослужащих приходится около 30 гражданских страховиков. Они являются главными «инспекторами» полевой и гарнизонной деятельности войск и, как правило, находят изъяны в учебно-боевом планировании. Иногда на 1 доллар страховки, выплаченной «жертве ЧП» страховыми кампаниями, приходится 40 долларов — из бюджета минобороны. Бежал солдатик по лестнице, да и упал. Ногу сломал. Командиры и солдатика, и ступеньки проверили — всё сходится: «травма — при исполнении». Вот вам, господа страховики, счёт. Но уполномоченный страховой компании сидит в том же штабе, что и командиры. И темой владеет не хуже. Повертели страховики солдатские ботинки — да, ведь, протекторы на них поистёрлись. То есть, виноват сам солдатик: не сменил, не позаботился. И командиры недоглядели: положено каждый месяц подкрашивать жёлтой краской ребра ступеней, а после последнего обновления уже дней 40 прошло. Значит, страховая компания не причем: разбирайтесь сами…
Тренажеров, а также учебной техники в регулярных частях, по существу, нет: «солдат должен с самого начала знать ту технику, на которой ему предстоит воевать». Одновременно упор делается на индивидуальную подготовку солдата и подготовку расчетов (3–5 чел.). От результата ежеквартальной проверки, особенно на физическую выносливость, зависит постоянно уточняемый размер жалования. Прямо в столовой от души плачет девчонка с лейтенантской «шпалой». Плачет и, ища сочувствия, показывает сквозь камуфляж на внутреннюю сторону бедра. Оказывается, перед сдачей «пи-ти-ти» (физо) рьяно тренировала мышцу, «ответственную» за гибкость соответствующей части тела. Готовилась сдать по повышенному нормативу. Не получилось…
Одинаковой зарплаты не бывает даже у новичков. Так стимулируется интерес к совершенствованию знаний и навыков каждого в отдельности. Иная ситуация при организации боевой подготовки в специальных подразделениях (рейнджеры, спецназ, частично — военная полиция, разведка и т. д.). Здесь идет ежедневная (бывает — без выходных) весьма интенсивная боевая учеба в составе отрядов, как правило, на незнакомой местности (лес, горы). Иногда — в гражданке. Все учебные мероприятия организуются жестко, но не оставляют впечатления изнурительности. Жестких лимитов по моторесурсу и расходу боеприпасов нет. Проблема — в другом: американский пехотинец получает 23 наименования вооружения и имущества, за сохранность которого отвечает лично. Пирамид, ружкомнат и каптерок нет. Утраты происходят регулярно. Для поиска потерянного оружия и военного снаряжения, например касок, также регулярно отряжают целую роту, порой лишая личный состав законного отдыха.
Отношения в воинских коллективах, хотя и демократичные, но с элементами конкуренции. «Заклад», как мы уже знаем, считается нормой. Еще один пример: выпил лейтенант-направленец за российскую бригаду (выпил без нашего участия — бывает!) и лег спать в родном контейнере. Сосед проснулся раньше. Поэтому нашего лейтенанта разбудил уже юрист. Юрист — в том числе и «по национальности» — пожалел бедолагу-соплеменника, что, вообще говоря, редкость: «С русскими хорошо дружишь?» — спрашивает юрист. — «Хорошо», — отрешенно отвечает провинившийся. — «А какой вчера был день?» — «6 июля, а что?» — «То, что это день открытия второго фронта… Напишут русские докладную записку, что это их национальный праздник, тогда спасу». Спасли лейтенанта. Но надолго его в гарнизоне не оставили: русские ведь помогли… Здесь требуется расшифровка. В гарнизоне принят «почти сухой закон». При проведении операций — без «почти». В изобильном гарнизонном военторге («пи-эксе», где цены процентов на 15 ниже, чем в обычном супермаркете) — объемные стеллажи с безалкогольным пивом, вином, ликерами. Такие же водку и коньяк — не видел.
Но если «что-то где-то нашел» солдат, то у него два пути: раскаяться и воспользоваться «контейнером для сброса незаконных предметов» (amnesty box) — даже если увидят, что высыпаешь героин, официально ничего не будет; или на свой страх и риск… Правда, в условиях совместной с нами миротворческой операции американским офицерам взаимодействия официально разрешалось поднять не более трех тостов в дни наших «национальных праздников». По этому поводу была издана специальная директива: первый тост — за дружбу, второй — за президентов, третий… Витиеватое и непонятное даже нам разъяснение про православный обряд поминовения тех, «кто остался в небесах»… (Американцы считали, что это — про летчиков и десантников). Но надо сказать правду: служба отучает «злоупотреблять» даже тех, кто к этому имел склонность на гражданке. То же с курением, не говоря о наркотиках.
Традиционно понимаемого распорядка дня, как и движения в строю, нет. Нет и перспективного (на месяц и далее) планирования боевой подготовки (кроме учений). На это имеется объяснение: «на войне ничего спланированного не происходит». Решение на последующие сутки принимает командир роты в зависимости от задачи дня и выявленных недостатков. Подъема и отбоя тоже нет. Но встают, как правило, в 5.30. В 6.00 — индивидуальная зарядка — кросс до 3 км. Бегут, впрочем, повзводно-поротно. С комбатом, комбригом, а порой и с комдивом во главе.
8.00–12.00 — занятия по выполнению типовых задач. В условиях миротворческой операции это установка мобильных блокпостов, преследование нарушителя, разминирование, ускоренная посадка на транспорт, организация боевого охранения и т. д. Методологический посыл: «солдат должен уметь, командир должен знать». На свежую голову проводят и занятия по технике безопасности (force protection). Чаще — по методичке «Усвоенные уроки» — подробное описание ЧП и как его можно было избежать. Инструктируют иной раз не без утрирования. Тема занятий: «как держать винтовку в столовой, чтобы не зацепить соседа». В боевой обстановке действуют соответственно. Прибыли к месту разминирования:
«Чего жметесь?» — «Ждем, когда туалеты поставят, — без улыбки отвечает «саперша» с капитанским «квадратиком» на лацкане, — и химики местность не опрыскали (от комаров)». Поставили. Опрыскали… «Кто инженерную разведку начинает?» — «Во «фраге» (подробном — до сведения скул — боевом приказе) не сказано. Пусть русские начнут. У нас еще собаки (кинологическая служба — «кей- 9») не поели»… Нет, американец — не трус. Но от инструкции не отступит ни на йоту. И если сможет эту инструкцию интерпретировать в пользу своей безопасности, сделает это непременно. Когда есть время, всё это — во благо…
13.00–17.00 — «расширение — в составе расчетов — профессиональных горизонтов» и «часы командирской информации». То есть овладение смежной специальностью, приобретение углубленной (вне учебной программы родного подразделения) инженерно-саперной, медицинской, парашютно-десантной, артиллерийской и прочей подготовки на базе «чужих» служб. Цель — обеспечить максимально широкую взаимозаменяемость. Тогда же изучают иностранные вооружения и тактику. Последнее аранжируется с узнаваемым намеком на Россию и воспринимается как изучение главного противника — мы по-прежнему «в цене». Учат, судя по всему, неплохо. На соревнованиях с нами по разборке-сборке Калашникова и М-16 американцы порой управлялись с «калашом» быстрее. Спаривают практические занятия с политинформациями. Тогда же знакомят личный состав с юридическими нововведениями, проводят весьма идеологизированные брифинги по «ситуации по месту дислокации»: в Боснии — «сербы — террористы, остальные — «пушистые».
Еженедельно тренируют выполнение коллективных нормативов по защите от оружия массового поражения. К теории отношение скептическое. Зато при объявлении учебной тревоги бросают всё и бегут в убежища. Кто не спрятался — «виноват» на четверть-треть месячной зарплаты. В среднем раз в две недели проводят стрельбы, водят боевую технику. Ее обслуживают-модернизируют (особенно после остановок-поломок) порой даже ночью. И относятся к этому как к элементу повседневного слаживания. Бывает, что чумазые солдат и «солдатка» копаются под «хаммером» до полуночи. Причем она — даже «топлес» — чтобы после работы на месте принять душ и в палатку идти не «чушкой». И никаких нарушений тут нет. Как нет, напомним, «в армии США ни мужчин, ни женщин». Есть «военнослужащие, принявшие присягу на верность Соединенным Штатам». Хочется добавить: «бурные продолжительные аплодисменты»…
Отношение к «расширению горизонтов», в отличие от force protection, скорее «экскурсионное», ибо на жаловании это относительно не сказывается. Но присутствие на всех видах занятий обязательно. После 17.00 — формально — личное, фактически — «организованное» время солдата, не занятого службой в карауле. Оно тратится на многочисленные брифинги по воспитанию национальной терпимости («расскажи, за что ты любишь своего друга иной национальности»), изучению этических правил (тех же признаков сексуальных домогательств или «военно-гражданских отношений»), иностранных языков (проформа), на беседы с капелланами («давайте вместе придумаем текст вечерней молитвы») и знатными гостями гарнизонов, артистами (иногда шокирующими своей убогостью — кто берет три аккорда — тот уже заслуженный).
Вот впечатление от инструктажа «как по именам-фамилиям определять национальность». Её со взводом разведбата проводил преподаватель-культуролог из гарнизонного гражданского учебного центра. Открыл большой лист бумаги с характерными фамилиями: де Голль, Сервантес, Беккенбауэр… Предложил отгадать, кто какой национальности. Не ответил никто. Смущенный инструктор предоставил слово русскому гостю. На моё «назовите характерную русскую фамилию» — несколько дружелюбных благоглупостей: «У меня дома — библия на непонятном языке. Наверное, русская»… Самый активный — жизнерадостный белозубый капрал тянет руку с кружкой кофе: произнёс нечто похожее на «зад». При коллективном переводе выяснили: «царь». Инструктор догадливо бросается к новому листу бумаги и размашисто выводит маркером: «Толстоевски». Неизгладимо…
«Совсем» личное время часто уходит на все тот же спорт. В сутки необходимо пробежать 12 км, плюс почти непременные тренажеры — анаболики едят как хлеб. Но тут не все просто. Зашел в их тренажерный зал наш тогдашний командующий ВДВ почти 60-летний генерал Шпак. И 45 секунд продержал на перекладине «уголок». Потом снял часы и предложил: «Приз тому, кто продержит дольше». Американский главком НАТО мобилизовал 2–3 накаченных «горилл». Даже чемпион сухопутных войск США по легкой атлетике сломался на 22-й секунде. Да и периодические «марафоны» (5 км в произвольной форме одежды) нередко выигрывали русские.
Много времени занимает быт — выстаивание в очередях в прачечную, на склад. Подолгу и с чувством поют в походной церкви. Особенно афроамериканцы, которых белые за глаза называют «братьями — в смысле — по разуму». Кстати, по поводу «дяди Тома»… Глубокая ночь. Два полковника — русский и белый американец — устало жуют после многочасовой дороги. В обеденный зал вваливается (мягче не скажешь) разгоряченная негритянская братва со знаками различия не выше капрала. Орущий магнитофон и брань, не более «дистиллированная», чем русская. «Полковник, почему вы не призовете подчиненных к порядку?» Американец поднимает глаза: «А вы не догадываетесь? — и продолжает: — В 1991-м я проспорил пари, утверждая, что Советский Союз не развалится…» Понятно?
Ходят за подарками в контору Американского красного креста: подарки от школ и хора мормонов, бейсбольной команды и коллектива «макдоналдса» — открытка с сердечком: «Солдату, который промок в карауле». От «2-го “В” класса… который любит защитника Америки». Вот тебе карточка на час работы в интернете, пара носков-платков или тюбик с зубной пастой…
Играют в компьютерные игры в солдатских клубах, где масса книг, пожертвованных соотечественниками. Но читают мало. Зато часто пишут письма домой: e-mail, как выяснилось, — дорого. Посещение круглосуточно открытой и изобильной столовой — по необходимости. Но и здесь встречаются элементы утрирования. В столовую отряжают 1–2 представителей от отделения. За «пайками» для всех. Чтобы остальным наглядно проявить служебное рвение. Правда, «сэкономленное» при этом время часто занимают компьютерной игрой.
Получившие право на учебу часто относятся к ней добросовестнее, чем к служебным обязанностям — особенно при завершении срока контракта. Но это едва ли не единственное неофициально допустимое послабление.
Привычных нам поощрений и наказаний по существу нет. Наиболее показательное наказание — десять отжиманий на месте «преступления» — за неотдание воинского приветствия, незначительные опоздания или мелкие нарушения формы одежды. В остальном действует жесткая система штрафов за невыполнение постоянно уточняемых обязанностей. Считается, что нескончаемое нормотворчество на это и рассчитано. Главный стимул — доллар, который у солдата постоянно хочет урезать сержант, специалист по вооружению и технике, патруль военной полиции, в последнюю очередь — командир роты. Реально он личным составом не занимается — это обязанность сержантской вертикали. Перед законом равны все. С тогдашнего замкомдива Абизейда (потом он стал главкомом в Ираке) вычли 7 баксов с копейками за какую-то ерундовую недостачу: вроде как его писарь лишнюю пачку дискет получил. Отдельные заслуги военнослужащего отмечаются подарком командования — койном (то есть монетой с эмблемой части) или предметом быта (нож, кружка, интернет-карточка). Вручение обставляется торжественно. Происходит в главном штабе гарнизона при ежевечернем «разборе полетов». Для большинства рядовых — это знак особого доверия и чести: гладятся-прихорашиваются.
Итогом неоднократных нарушений является снижение тарифа со стороны гарнизонного центра СПК (дивизионный штат — около 70 специалистов) или разрывом контракта. За год «беспорочной» службы (обладателю 5 и более «монет») этот же центр повышает тарифный разряд или дает указание финоргану на выплату разовой премии…
Что тут скажешь? В мирное время система сбоев почти не дает. В боевой обстановке — по-разному. В Ираке более трети потерь случается из-за «неправильного применения инструкций», то есть жизнь оказывается сложнее, чем написано в «Усвоенных уроках». Нас, по-видимому, она учит большему… Вот откровение бывшего советского «афганца» — ныне натовца (эмигрант): «в бою русский солдат — уникален: чем тяжелее обстановка, тем больше у него смекалки — а не наоборот». Еще: «русский не бегает каждый раз к юристу и не вымещает злобу на службе, отделяет обиду от приказа». Впрочем, об этом в другой раз.
«На выходе» же между рядовым первого класса Попкинсом и отечественным контрактником Пупкиным принципиальной разницы нет. Хотелось бы, очень хотелось лучшее из американского опыта забрать к себе. Но не будем забывать, что это «лучшее» обусловлено не только экономикой, но и менталитетом с психологией. Мы — не Америка. К сожалению. И слава Богу…