Такова сжатая оценка событий августа. Итогом спорадических боестолкновений и разнесенных по политическим этажам демаршей стала пятидневная российско-грузинская война, завершившаяся потерей Грузией её мятежных автономий.
Полковник Баранкевич против «чудесного грузина»
Дело обстояло так. Грузия форсировала вступление в НАТО, ожидая, что это произойдет уже зимой 2008 г. Восстановление территориальной целостности должно было подтвердить соответствие страны по крайней мере натовским стандартам военной эффективности, т. е. подтвердить зрелость грузинской государственности. Действия Тбилиси поддерживались всеми недовольными Москвой и опирались на лучезарный прогноз: во-первых, Россия, зависимая от энергопотребителей, не пойдет на прямую конфронтацию с Западом; во-вторых, она надолго увязла в собственных кавказских делах. Москва, со своей стороны, надеялась, что Саакашвили, доселе не проигравший ни одной политической баталии, не станет рисковать своей репутацией и ограничится очередной демонстрацией силы. Тем более что Запад, во всяком случае публично, не связывал вступление Тбилиси в альянс с возвращением им этих автономий.
От противного не внушала доверия и нарочитость концентрации грузинских войск под лозунгом «последнего боя за спасение отечества». Во всяком случае, российские части, накануне пройдя боевое слаживание в ходе учений в Северной Осетии, границы Южной — не пересекли. Был ли в этом элемент втягивания Тбилиси в войну, однозначно сказать трудно. Но их появление в Цхинвале до первых залпов грузинской артиллерии определенно оправдывало бы упомянутое «спасение». Хотя кто знает, меньше или больше жертв вызвало бы экстренное усиление миротворцев? Так или иначе, прибытие в Тбилиси десанта западных журналистов и отзыв с передовых позиций ряда таких же военных советников — это произошло утром 7 августа, — всеэкранное (но позднее дезавуированное — бывает…) объявление антисепаратистского похода указывают на инициаторов военной кампании, а заодно на расчеты её успешного проведения.
На чем, кстати, они строились? Иными словами, был ли у Саакашвили шанс на победу? По формальной логике был. Правда, по той же логике — «если разгладить Грузию утюгом, получится территория, равная Франции» (цитата Саакашвили). По замыслу Тбилиси, массированный артналет на Цхинвал позволил бы грузинским танкам без боя «проскочить» югоосетинскую столицу и через 3–4 часа доставить к пограничному с Россией Рокскому тоннелю 300–400 спецназовцев. То есть с опережением наших войск «закупорить» Южную Осетию и вторым эшелоном навести в ней «конституционный порядок», который бы немедленно признало «мировое сообщество». Тем более что для «раскачки» 58-й армии требовалось не менее 5–6 часов. В этом грузины не ошиблись. В угоду тбилисским самооправданиям упростим ход дальнейших событий. Далее в дело вмешался военный министр Южной Осетии отставной российский полковник Анатолий Баранкевич. Он лично подбил из гранатомета 2 грузинских танка, спéшив спецназовский десант в трагическом для него удалении от Рокского тоннеля… Мертвые сраму не имут. По 400 жертв с каждой стороны соответствовали логике войны: грузины потеряли в основном военных, югоосетинцы — мирных.
Существо же событий состояло в том, что на натовскую помощь и российское головотяпство Саакашвили уповал больше, чем на собственную силу. Но натовцы не стали отягощать душу ни воспоминаниями о Косово, ни проблемами «чудесного грузина» и сосредоточились на осуждении исторического визави по «всесезонной» модели Венгрии, Чехословакии, Афганистана. Отечественное же воинство действовало в привычном для себя режиме «плановой рефлексии» — «неужели, ё моё, 14 лет кавказской войны ничему не научили?!» Воевали, надо сказать, не без огонька и смекалки.
Чего стоит «ниппельное» обхождение ямадаевцев с главной полевой ставкой Саакашвили в городе Гори? Из него в сторону Тбилиси выпускали, предварительно разоружив, всех «спасавшихся» и жаждавших спасти грузинский суверенитет на столичном рубеже. Обеспеченный тем самым временный паралич управления Грузией стал нашим ответом западным создателям нелетального оружия. Поэтому жуть, охватившая Тбилиси на пятый день «восстановления конституционного порядка», наигранной не была. Да и из «Верхней Абхазии» — Кодорского ущелья, нависающего над Сухумом, защитники грузинского суверенитета бежали столь же резво, что и их верховный главнокомандующий — из Гори. Но злорадствовать по этому поводу не будем. Саакашвили когда-нибудь переберется к родственникам голландской жены, а наше соседство с менее «чудесными» грузинами никто не отменит.
В ожидании овертайма
Если суммировать волны комментариев мировых СМИ за прошедший год, то обнаружатся три неравных информационно-политических периода. В июле — начале августа в центре не самого пристального медийного внимания находилось покушение на Дмитрия Санакоева — тбилисского ставленника в пику цхинвальскому лидеру Эдуарду Кокойты, а также спорадические перестрелки за контроль над дорогами и господствующими над Цхинвалом высотами. Даже закрытие рынков (кавказский народный «барометр» — «холодно — горячо»), эвакуация на Север около 2,5 тыс. цхинвальцев, а заодно и предложение Кокойты заполнить российскими осетинами 530 вакансий в цхинвальской милиции не стали главными мировыми новостями. При этом все стороны по нарастающей обвиняли друг друга в злокозненных намерениях.
Второй период наступил 8 августа. В последующие 2 месяца ситуация обрисовывалась сверхэмоционально и с диаметрально противоположных позиций: Россия — агрессор, Грузия — жертва. Или наоборот — с той оговоркой, что жертвой грузинской агрессии стала не собственно Россия, а её миротворцы, защищавшие жителей Южной Осетии и Абхазии. В этой какофонии первое военно-политическое поражение Запада на постсоветском пространстве «компенсировалось» не самым успешным со стороны Москвы информационным подкреплением своей версии событий. В итоге Запад на своем поражении «не настаивал», а Россия не вполне распорядилась своей победой. Подтвердил свое значение афоризм информационной эпохи: выигрывает тот, кого назначает СNN.
Увы, нам не на чем было выстраивать модель поведения даже при локальной победе. Запад же использовал традиционный лозунг — «Россия не права по факту своего существования». О том, как бы мы выглядели, уступив «демократическому сообществу», и что бы стало с Южной Осетией, нам не подсказали. Мы же тогда постеснялись внятно произнести то, что спустя год услышали от американского вице-президента Джо Байдена: не надо загонять Россию в угол…
Третий период наступил к зиме 2008-го. Стало ясно, что пополнение Грузией НАТО, по крайней мере юридически, ввергнет альянс в войну, по прикидкам похожую на иракскую. К тому же возникла общенатовская потребность превратить Афганистан в мировое антитеррористическое ристалище, ибо ответственным за «штурманов 11 сентября» назначен талибан. Рисковать транзитом через Россию не решились ни Вашингтон, ни Брюссель. Дежурное же поощрение тбилисского «недосуверена» сродни поправке Джексона — Вэника. Той, что до недавнего времени увязывала торговлю с Москвой со свободой еврейской эмиграции из Советского Союза. Все понимают символичность того и другого, но избавление от образа собственной правоты снижает доверие к нынешней политике. Саакашвили в любом его статусе, как муху в чашке кофе, отдувают по мере навязчивого приближения к непорочным устам «цивилизационных союзников».
P. S. Уроки нашей победы
Россия одержала тактическую победу во избежание стратегического поражения. Победила, чтобы подвести черту под перечнем отступлений и потерь, до августа 2008 г. именовавшихся «приобщением к демократическим ценностям». Неискушаемый да не соблазнится. Да и натовцы, как выяснилось, не всесильны. Главный же для нас урок пятидневной войны состоит в том, что подготовка пророссийского, скажем так, «резерва» из числа грузинских граждан по обе стороны Кавказского хребта обошлась бы нам дешевле военной победы. На тему второго урока спросим не только экономистов: почему безусловное экономическое, прежде всего энергетическое, превосходство России над ее соседями недостаточно для их «нужной» политической мотивации? Третий урок, он же вопрос — ещё и для дипломатов: чем нам так дорого международное право, в каждой острой ситуации обращаемое против нас? Пока — многоточие…
Трофейная Грузия, или неизвестный август 2008-го
Привет турецким морпехам…
Всего в «классическом» плену побывало около 30 грузинских военнослужащих, в абсолютном большинстве рядовых, даже не сержантов. Сразу вопрос: что значит в «классическом»? Это значит, что они были задержаны с оружием в руках российскими регулярными войсками (а не югоосетинскими формированиями) с соблюдением соответствующих процедур. Впрочем, Южная Осетия слишком мала, чтобы скрыть что-то вопиющее. И хотя действия агрессоров не располагали к политесу в отношении всех грузин, общая формула: «разоружать и отпускать» — распространялась на всех, кто им противостоял. Почему среди пленных практически не было командиров?.. Ведь по опыту чеченских кампаний именно командиры оказывались в плену едва ли не чаще рядовых солдат. Потому что российские офицеры нередко прикрывали отход своих подчиненных, обрекая себя, как минимум, на плотный контакт с противником, а порой и на окружение. Под Цхинвалом было иначе. Когда над боевыми порядками грузин перестали летать американские вертолеты (а это случилось уже к концу второго дня войны), грузинские командиры убыли на совещание в тыл, да так в большинстве и не вернулись — доставали быстроходный транспорт для собственной эвакуации в сторону Тбилиси. Возможно, командиры бросили солдат по приказу. Некому было, как выяснилось, крепить оборону столицы. В военной истории таких примеров немного.
Теперь по поводу американских вертолетов. Их, скорее всего, пилотировали грузинские летчики. Но примечательно другое: значительная часть рядового состава не сомневалась, что главные союзники прикрывают их не только политически, и не только с воздуха. Приблизительно четверть пленных грузин были убеждены в том, что Грузия уже вступила в НАТО и союзники (почему-то турецкая морская пехота (?)) уже заняли Рокский тоннель. Поэтому грузинским сухопутчикам остается лишь покончить с цхинвальским узлом сопротивления и выдвинуться навстречу «туркам».
Той же логике соответствовала изначальная убежденность ряда пленных в том, что российская армия в Южную Осетию не придет, потому что она беспросветно завязла в Чечне. Тем неожиданнее для них стало появление в Южной Осетии батальона «Восток». Поскольку в 13-тысячной грузинской группировке, нацеленной на Цхинвал, процент выходцев из Абхазии был выше, чем по всей грузинской армии, остаточная память о действиях других чеченцев, но в Абхазии в 1992–1993 гг. сыграла дополнительную деморализующую роль. Участие роты из состава батальона «Восток» Героя России подполковника Сулима Ямадаева позже поясним малоизвестным эпизодом. Ямадаевцы осуществили блиц-захват грузинского Гори, после чего почти сразу были выведены из зоны боевых действий.
Определенную часть 1-й пехотной бригады, выступившей на Цхинвал, составили резервисты из Гори и окрестностей. Скорее всего, именно они, а не действовавшие в первом эшелоне профессионалы понесли основные потери. В Тбилиси сообщили сначала о 215 погибших военнослужащих Грузии. Потом дали понять, что это цифра не окончательная, но тему легче закрыть, чем развивать. Официальная Москва спорить не стала. Но российские посты видели вереницы грузинских авторефрижераторов с телами убитых, следовавших в сторону Тбилиси. Вполне возможно, что часть погибших «замаскирована» под небоевые потери.
Наилучшую, хотя и относительную боеспособность показали грузинские спецназовцы. Таковых в районе Цхинвала могло находиться до 300 человек, но в боевых действиях принимали участие около 150. К третьему дню войны их уничтожили вместе с артиллеристами. В плен спецназовцев не брали, а мертвые сраму не имут… Заметим, что понятия «Южная Осетия», как и «осетин», для значительного числа плененных оказались неизвестными. Все они воевали, как им объяснили, против «бандитов и контрабандистов», из-за которых — цитируем: «Грузия не может продавать вино и вынуждена повышать цены на сигареты». Примечательно весьма неожиданное от грузин крайне слабое знание русского языка на фоне полного непонимания, в каком качестве и перед кем они находятся: немногие пленные отчетливо объяснили, являются ли они резервистами или «регулярными» военнослужащими. О каком-либо грузинском шовинизме говорить не приходится. Большинство вели себя как нашкодившие юнцы перед участковым: плакали и обещали, что больше не будут.
Кто у них президент?
Чуть ли не половина пленных, едва отдышавшись, предлагала подобие торга: расскажу, всё что хотите, но запишите, что молчал как рыба. Некоторые предлагали выкуп, если «позвоните по этому телефону». Все стопроцентно заверяли, что лично ни в кого не стреляли и вообще — любят Россию. Не только имена командиров выше ротного уровня, но и фамилии министра обороны и даже президента страны называли неуверенно. Один из пленных таковым считал Буша. На вопрос, вполне ли он в этом уверен, молодой грузин осенил себя крестным знаменем — вот-те, мол, истинный крест. На попытку одурачить спрашивавших это похоже не было. Тем более что по суммированным показаниям многое совпадало в деталях. Да и вели допросы этнические грузины. Возможно, в подтверждение общей с пленителями веры военнопленные часто и истово молились. Складывалось впечатление, что массовой сдачей в плен грузинские власти пытались создать нам дополнительные гуманитарные проблемы (как минимум, создать условия для последующих пропагандистских акций).
Характерную ситуацию пленения проиллюстрируем эпизодами, когда в плен не брали. 11 августа ямадаевская разведывательная группа (около 10 человек) организовала засаду на выезде из Гори в сторону Тбилиси. Впрочем, при поиске объекта захвата пришлось остановить колонну — 5–6 автобусов и несколько грузовиков под тентами. Колонна безропотно встала. Из автобусов довольно бодро вышли около 300 грузинских солдат… все — со стрелковым оружием. Командиру разведгруппы было от чего присвистнуть. Вместо этого он для начала построил сбегавшее грузинское воинство. После чего распорядился последний грузовик загрузить изъятыми винтовками-автоматами. После выполнения приказа колонна продолжила путь на Тбилиси, а грузовик — обратно. Приблизительно в то же время к причалу в Поти, занятому российскими военными, подошла колонна из нескольких грузинских «хаммеров». Вышедший из первой машины офицер предъявил документы на получение военного груза и заодно по-русски переспросил, не знают ли наши моряки, где будет швартоваться турецкое (опять!) судно. Грузополучателей вытащили из машин и послали, догадайтесь куда… Некоторые, правда, просили оставить при них и «хаммеры», потому как они не грузинские, а американские. Так вот: эти «хаммеры» с нашими водителями отправились на пункт сбора трофеев. Своим ходом и без охраны. Многочасовая дорога прошла без происшествий. Наши начальники иронизировали, что лучше было бы препроводить трофеи через Тбилиси в Цхинвал. Там бы их встретили радостнее, чем Валерия Гергиева.
Не забудь станцию Лозовую
Тему трофеев заострил последующий за войной пожар на украинских военных складах в Харьковской области. Для ясности повторим. В период с 8 по 12 августа российской стороной уничтожено около 50 и захвачено до 150 единиц боевой техники грузинской армии, в том числе 65 танков из начальных 230–240. Выведена из строя боевая авиация и основная часть систем ПВО, а также кораблей вооруженных сил Грузии. Подобрано в исправном состоянии свыше 4000 единиц только легкого стрелкового оружия. Впрочем, не об этом сейчас речь. Захваченные формуляры боевых машин свидетельствуют о том, что значительная часть иностранного вооружения поставлена сюда в обход действующей международно-нормативной базы. Так, спешная, фактически приуроченная к августу 2008 г., модернизация Украиной, как минимум, танкового парка Грузии «закамуфлирована» «ремонтно-восстановительными работами», «поставками запчастей и учебно-тренировочного оборудования» и т. д. Налицо факты по меньшей мерей документальной «пересортицы» наступательных вооружений в оборонительные. Объем и номенклатуру боеприпасов, оказавшихся в грузинских арсеналах, характеризует неформальный вывод российского эксперта: «Наверное, весь бывший Варшавский договор с Украиной в придачу «слил» сюда все, что у них дома грозило взорваться». Впрочем, о большой политике мы обещали не говорить.