»[45].
Следственные материалы по делу ГКЧП однозначно подтверждают, что Горбачев мог 18 августа вернуться в столицу вместе с московской делегацией, мог задержать и даже арестовать ее. У него была возможность связаться с Москвой, дать соответствующие указания руководству страны и КПСС. Но ничего этого сделано не было! А товарищеское пожатие рук посланцам от ГКЧП создавало впечатление, что «таможня дает добро», хозяин скоро «подтянется» и возглавит начатое ими. Похоже, эта иллюзия оказала плохую услугу организаторам чрезвычайного положения, во многом сковала их благородные и патриотические намерения нерешительностью.
Иначе трудно объяснить, почему эти государственные мужи, прошедшие испытания в горниле организаторской работы в комсомоле и партии, руководившие крупными административными и хозяйственными структурами, силовыми ведомствами, допустили мягкость и рыхлость в достижении обнародованных высоких целей ГКЧП.
Не были, например, правильно просчитаны действия Ельцина, в котором «путчисты» не увидели врага: ведь он еще недавно был кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС. А тот, будучи свободен, к своему удивлению, в связи с внешним миром и в передвижении по Москве, приехал к Белому дому, взошел на танк и объявил ГКЧП незаконным. Тем самым перехватил у «путчистов» инициативу.
К этому времени в Белом доме были запасы оружия, питания. Американцы наладили поступление информации к Ельцину о передвижении войск в столице через систему спутниковой связи и даже о переговорах ГКЧП на основе радиоперехватов. В начале же «путча» у российского лидера не было никакой уверенности в своем «светлом» будущем. Более того, в ночь с 20 на 21 августа, опасаясь своей ликвидации, Ельцин намеревался бежать в американское посольство, «чтобы сохранить себя для России»[46].
Оказались нелокализованными и действия московских властей, вступивших в контакт с посольством США и специалистами ЦРУ, призывавших москвичей к забастовкам, выходу на улицы, к манифестациям и имевших на этот счет специально подготовленные планы[47].
А как можно было в условиях чрезвычайного положения допустить сбор большого количества людей перед зданием Верховного Совета РСФСР и создание центра противодействия ГКЧП? И для наведения порядка здесь не требовалось привлечения войск Московского военного округа. В то же время организаторы «путча» не закрыли радиостанцию «Эхо Москвы», она продолжала работать и призывать граждан к оружию, к защите Белого дома.
О средствах массовой информации — особый разговор. По непрерывным телефонным звонкам в Гостелерадио, сообщает Л. П. Кравченко в своей книге «Лебединая песня ГКЧП», складывалось впечатление, что большинство поддерживает ГКЧП. Обращались с просьбами выступить по телевидению в его поддержку многие общественные организации, руководители ряда союзных и автономных республик.
При определенной подготовке «мы бы смогли, — пишет он далее, — соответственно успеть перестроить весь эфир, а не транслировать “Лебединое озеро”. Объявив, например, на весь день марафон, мы открыли бы эфир для представителей разных слоев народа в поддержку чрезвычайных мер. Устроили бы телевизионные переклички от Калининграда до Владивостока. Непрерывно работала бы в живом эфире большая студия, где, сменяя друг друга, выступали политики, рабочие, ученые, деятели культуры в поддержку чрезвычайных мер. То есть могли бы создать картину всеобщей поддержки. Иными словами, если бы ТВ и радио оказались в руках людей, решивших без колебания поставить их на службу ГКЧП, можно было бы сделать то, что не удалось всем этим танкам и бронетранспортерам»[48].
Колебания в действиях членов ГКЧП продолжались. Позиция президента-генсека оставалась непонятной. Взвешенные решения принимать было трудно. Приходилось думать о том, что делать с Ельциным, с толпой у Белого дома. При этом довлели опасения повторения кровопролития в Тбилиси, Баку, Вильнюсе. Ельцин же объявляет о созыве Верховного Совета РСФСР, и уже через день, 21 августа, сессия этого Совета осуждает инициаторов чрезвычайного положения.
Союзный же руководитель А. И. Лукьянов так же оперативно собрать депутатов Верховного Совета СССР не смог. С ними надо было основательно поработать, чтобы они прибыли в Москву из отпусков. 20 августа в переговорах с руководством РСФСР Анатолий Иванович, по существу, размежевался с ГКЧП. Он неоднократно подчеркивал, что лично не причастен к «путчу»: «Я не участвую во всем этом “деле”»[49]. Так или иначе, организаторы принятия чрезвычайных мер лишились надежды на оперативное признание своей легитимности.
Импульсы неуверенности, нерешительности шли и на места — в столицы республик, краевые и областные центры, которые не получали из союзного Центра ни четких инструкций, ни конкретных указаний, как действовать. Осторожную позицию занял и Секретариат ЦК КПСС, ограничившись направлением в регионы краткой телеграммы с просьбой к первым секретарям партийных комитетов оказывать ГКЧП содействие, но с оговоркой: руководствоваться при этом Конституцией СССР. Эта никчемная, как ее назвал М. Н. Полторанин, телеграмма сыграла позднее для КПСС роковую роль, засветив и подтвердив документально связь партии с путчистами[50]. Пленум Центрального комитета собрать не решились, хотя известно, что большинство членов ЦК в тот период было в Москве. Ждали Горбачева, его мнения о происходящем.
А Михаил Сергеевич в это время с радикулитом в пояснице спокойно выжидал в Форосе. Не думаю, что в тот момент Горбачев решал, как считают некоторые историки, кого ему предать: членов ГКЧП, которых он «за уши» вытащил на высокие государственные посты и которых, сегодня очевидно, спровоцировал на выступление, или Ельцина и его команду, формально сохранившими верность ему. На мой взгляд, он прекрасно понимал, что его ждет на предстоящем через три четыре месяца XXIX съезде КПСС: безусловная отставка с поста Генерального секретаря, а потом, скорее всего, и с поста Президента СССР. Поэтому мучительного выбора у генсека не было. А если верить его последующим откровениям о борьбе с коммунизмом, то такого выбора для него не могло быть и вовсе.
Когда 21 августа 1991 г. становится ясно, что попытка спасения Советского Союза проваливается, делегация ГКЧП вновь летит в Форос, чтобы просить Горбачева вернуться в Москву и взять власть в свои руки. Но тот посланцев-патриотов не принимает, снимает с занимаемых постов практичски все союзное руководство — своих недавних соратников — и отправляет их в тюрьму.
Член ГКЧП, министр внутренних дел СССР Б. К. Пуго, пораженный открывшейся ему правдой, сказал о Горбачеве за день до своей гибели буквально следующее «Он нас всех продал! Жалко — так дорого купил и так дешево продал. Всех!»[51].
Похоже, что члены ГКЧП до последнего момента надеялись на порядочность Горбачева, считали необходимым, чтобы он оставался пока во главе государства, так как еще имел авторитет на Западе, а значит, была надежда на спасительные кредиты. Как отмечал историк А. И. Уткин, Горбачев «с самого начала поразил американцев тем, что говорил не об интересах своего государства, которые он призван охранять, а выступал в некой роли Христа, пекущегося “о благе всего человечества”»[52]. Поэтому, зная о способности и стремлении президента-генсека всегда оставаться в стороне от «горячих ситуаций», организаторы ГКЧП «позаботились» о сохранении имиджа первого лица страны, объявив о его «тяжелой» болезни и отключив на даче в Форосе спецкоммутатор. А это только многих насторожило и оказало в итоге плохую услугу инициаторам чрезвычайных мер.
Ю. А. Прокофьев в своей книге «Как убивали партию» пишет: «…у Горбачева был лишь радикулит, и ссылаться на его болезнь в такое время неправомерно. Если хотели наводить порядок законным путем, надо было вести разговор о том, что президент практически самоустранился от руководства страной, в тяжелый период ушел в отпуск, отказался возвратиться в Москву, хотя к нему приезжала представительная делегация. Вот поэтому до решения сессии Верховного Совета СССР власть передается вице-президенту. Это было бы понятно, все было бы нормально. А здесь я увидел попытку слукавить, схитрить»[53].
Подводя итог сказанному, следует отметить, что существует множество версий, трактовок политической картины каждого дня, каждого эпизода августовских событий 1991 г. Для меня здесь не так уж важно, были ли предварительные договоренности членов ГКЧП с Горбачевым, был ли заговор Горбачева и Ельцина, насколько велика была роль спецслужб Запада в тот период. Важно, что в той политической картине для успеха не хватило ключевого пазла — гражданской позиции и ответственности главного действующего лица государства.
Измена Горбачева становится явной. Обезглавив парламент, кабинет министров, все силовые ведомства, ЦК КПСС, он открывает путь прокапиталистическим экстремистским силам. Президент-генсек не употребит законную власть, чтобы не допустить запрета Ельциным деятельности КПСС, сложит с себя полномочия Генерального секретаря и распустит Центральный комитет без решения не то, что съезда партии, даже Пленума ЦК. Распустит высший орган государственной власти — Съезд народных депутатов СССР.
Не даст конституционной оценки авторам Беловежских соглашений — Ельцину, Кравчуку и Шушкевичу, которые окончательно развалили союзное государство и собирались, чувствуя ответственность за содеянное, «сушить сухари».
А. И. Уткин пишет: «А ведь Горбачеву требовалось не многое: стоило ему сказать, что “