Начальник следственного управления потерял дар речи и чуть не поседел. Багги и ему предложил поучаствовать в десанте, а Лето под шумок забрал из управления комендантский взвод, исполняющий приговоры. После того случая им ни разу не возражали, но команды исполнителей приговоров они забирали в десанты всегда.
Багги в сорок пятом сдуру арестовывать приехали, так за него две дивизии поднялось, причём одна из дивизий танковая. Конвойное отделение отметелили так, что всех в госпиталь пришлось отправлять. Конвойников привезли в госпиталь танковой дивизии, и они под шумок огребли ещё и там.
Генерала этого штабного с особистом корпуса из ямы деревенского туалета потом доставали, они там спрятались. До Сталина дошло. Я никогда не видел, чтобы «Хозяин» так смеялся. Как их теперь арестовать? Оба дважды Герои, а наград у них столько, что бронежилеты не нужны. А! — Смирнов в сердцах махнул рукой, но не видно было, что он хоть как-то расстроен.
Рассказывал он всё это с удовольствием, вспоминая видимо, что-то известное только ему одному и улыбаясь при этом. Но, меня Смирнов этим рассказом не удивил.
Почти наверняка к каждому моему современнику было приставлено по персональному Смирнову. Как только эти живчики поняли, что могут воплотить в жизнь все свои мечты и безумные идеи, то тут же развернулись по полной программе. Зато теперь в стране есть элитные дивизии ВДВ и морской пехоты, бойцы, которых не горят в огне, не тонут в воде, не боятся ни черта, ни дьявола, ни НКВД и могут выполнить любое самое безумное задание. После войны эти дивизии не только не расформировали, но ещё и усилили.
Ким рассказывал, что при формировании дивизий на Японию, Корею и Китай в десантные подразделения конкурс был двадцать человек на место. Легко могли сформировать ещё десяток дивизий. Желающие попасть в дивизии Багги с Лето рвались к ребятам всеми правдами и неправдами и надо сказать попадали. Пока дивизии готовились, они выросли, чуть ли не в полтора раза.
За своих бойцов впрягаются это да, но за трусость, мародёрку и изнасилования расстреливали без суда и следствия, прямо на месте и часто собственноручно. Контрразведчики в их подразделениях сидели без работы, но ребята создавали из сотрудников СМЕРШ отдельные разведгруппы, занимающиеся после выброски десанта захватом документов и офицеров противника. Всех захваченных тут же жёстко потрошили и по новым данным разворачивали десант по целям.
В Югославии рота десанта свалилась на штаб дивизии, захватив его целиком, только охрану вырезали, правда дивизия была итальянская. Через три часа дивизия сдалась в полном составе, самостоятельно перебив немцев, надзирающих за союзниками. Радист роты отстучал Багги сообщение и тот ни с кем, не согласовывая, выкинул вперёд свой резерв, заняв несколько ключевых мостов и туннелей. Фронт от такого выверта Багги просто развалился. Вышибить вцепившихся десантников сразу не удалось, итальянцы оставили на позициях всё тяжёлое вооружение, а через несколько часов было поздно.
Командир механизированного корпуса готовящийся атаковать в лоб укреплённые позиции, и мысленно простившийся со своим корпусом, да и с собственной жизнью тоже, получив сообщение от шустрого мотоциклиста разведчика о том, что перед ним противника просто нет, сначала хотел расстрелять этого разведчика, но услышав имя Багги, рискнул. Приказав сообщить в штаб армии о том, что пошёл вперёд, он лично запрыгнул в танк и его танки, пройдя ускоренным маршем почти двести километров, разрезали группировку противника ровно пополам, потеряв при этом всего шесть танков и десяток бронеавтомобилей.
Немцы с огромаднейшим трудом собрали кулак ответить и по ним влупили боеприпасами объёмного взрыва и ракетами. Та итальянская дивизия, что сдалась первой, наверное, молится на роту, пленившую их до сих пор. Они потом эти завалы из немецких трупов разбирали. Это была единственная дивизия с такими мизерными потерями.
Понятное дело, откуда взялись танкисты, вступившиеся за Багги. Его десантники спасли жизнь всему этому корпусу. За такое танкисты обязаны поить водкой десантников остаток их жизни, а на фотографию Багги молиться как на икону.
— С чего начнём товарищи генералы? С работы или с сюрпризов? — «Похоже, опять отрепетированный сценарий» подумал я.
Стоп, стоп. Генерал у нас здесь только Малышев. Или я опять чего-то не знаю? Смирнов продолжил.
— В этот раз всё же с сюрпризов. Знаю, что ты не любишь, но потерпишь. Ты у нас с недавних пор генерал-майор. Иосиф Виссарионович решил, что ты заслужил. Всё же твой вклад в победу и в войну после войны неоценим.
О твоей работе в Аргентине поговорим отдельно. Третья Звезда вполне заслужена, но эта операция стратегического масштаба, к тому же она полностью проходила по твоей инициативе. Так что двух звёзд «Героя» тебе достаточно, а ордена «Суворова» нет ни у кого из твоих друзей, кроме Александра Ивановича. Правда, всё равно носить его пока только твоей жене.
Плавно переходим к работе. Твоими норвежскими похождениями сейчас целый отдел у Александра Ивановича занимается. Твои скандинавские друзья всю свою работу нам отдали на проверку. Как ты умудрился с ними подружиться? Чем ты их так очаровал? Они же Советский Союз на дух не переносят, но как только Лис на тебя сослался, их всех как подменили. Мы уже столько накопали. Следы ведут в САШ, Канаду, Венесуэлу, Бразилию и Колумбию. Да и на месте по твоей косвенной наводке выцепили десяток очень вкусных фигурантов, давших полезную информацию.
— Очаровал, говоришь? — Я мрачно усмехнулся, вспомнив эту мерзкую историю. Карандаш, который я в это время крутил пальцами с треском сломался пополам.
— Да уж. Очаровал, так очаровал. Расскажу ка я вам одну сказку. Как и большинство сказок, эта страшная сказка прошедшей войны начинается со слов, «жили, были».
Так вот. Жила была дружная норвежская семья. Отец многочисленного семейства Улоф Ларссон. Его жена Эльса. Шесть дочек Бригита, Карин, Линеа, Мари, Ингрид и Хелена, да двое сыновей. Старший Людвиг и младший, и самый любимый Свен. Нормальная семья обыкновенных норвежских рыбаков. Родственников и знакомых куча, денег не очень. Не нищенствовали, но и не шиковали. Скажем так, бедновато жили, но дружно.
На свою беду, проживали они в одном городке с небезызвестным вами всеми доктором Петтером Нильсеном, он же Красницкий Николай Евфграфович. Их девчонки дружили, бегали вместе в школу, ходили, друг к другу в гости. Городишко небольшой. Все друг друга знали или, по крайней мере, встречались на одних улицах, в пивных или в порту.
Когда в сороковом году немцы оккупировали Норвегию, Красницкий Николай Евфграфович попал на заметку начальника гестапо одним из первых. Помимо того, что он был очень неплохим врачом с достаточно большой практикой, он, в свою очередь на свою беду, был отцом трёх достаточно красивых девчонок весьма привлекательного для начальника местного гестапо возраста.
Гауптштурмфюрер СС Альфред Кристайллер очень любил девочек, причем, чем моложе, тем лучше, за что его очень не любили в собственной стране. Не любили до такой степени, что однажды он чуть было, не оказался в концлагере. К счастью для этого урода началась война, и его дядя, служивший заместителем начальника полиции Гамбурга, пристроил любимого племянника в гестапо, где он и начал свою успешную карьеру.
Отметился Кристайллер сначала в Польше, затем в Дании, но уже через месяц, после крупного скандала с немецкой семьей, жившей в Копенгагене и, похоже, занимавшейся разведывательной деятельностью, его с повышением звания перевели в Норвегию и закинули практически в задницу мира. По некоторым данным руководство гестапо, выполняя приказ из Берлина, использовало пристрастия Кристайллера втёмную. Извращенца убрали с глаз долой, но на должность начальника гестапо города, в котором был крупный порт. Один из тех портов, в которые во время войны заходили торговые суда нейтральных стран.
Как оказалось впоследствии, Кристайллера вытребовал в Норвегию начальник Айнзацкомандо 4 Айнзацгруппы «Норвегия» оберштурмбанфюрер СС доктор Хайнц Хокенманн, имевший схожие пристрастия и сделавший новоиспечённого гауптштурмфюрера одним из своих доверенных людей. К тому же Хокенманн лично знал дядю Кристайллера.
Альфред Кристайллер воспрял духом и принялся куролесить с новыми силами и под крылом сильного покровителя. Что он тут же и доказал своему новоиспечённому агенту изнасиловав его старшую дочь прямо у него на глазах.
Ну не совсем у него на глазах, Красницкого держали в соседней комнате, но разницы никакой нет. Слышал Красницкий всё от начала и до конца, а потом и лечил собственную дочку. Старшей дочери Красницкого было одиннадцать лет, а младшей дочери восемь. Это был хороший стимул для Красницкого, и он тут же сдал семью Улофа Ларссона.
Кстати говоря, я так и не понял, почему Красницкий не убил начальника гестапо. Такая возможность у него была неоднократно. К тому же сам Красницкий в прошлом боевой офицер. Последнее звание ротмистр отдельного корпуса жандармов, но политическим сыском он никогда не занимался, постоянно находясь в войсках. Прошёл всю Первую мировую войну, был дважды ранен и награждён орденами Святой Анны 3-й степени, Святого Станислава 4-й степени и Святого Георгия. После революции воевал у Юденича, в должности заместителя начальника контрразведки дивизии, а затем оказался в Риге, где и остался.
Через девять лет Красницкий после жестокого убийства семьи капитана первого ранга барона фон Кёнинга попал к Елагину. В тридцать пятом году Красницкий закончил разведывательно-диверсионную школу Латвийского генерального штаба, а до этого дважды был отправлен в бандитские рейды в Советскую Россию, где занимался тем же самым — убивал семьи советских активистов. Большевиков он ненавидел люто, но также люто ненавидел и немцев, небезосновательно считая их причиной всех бед Российской Империи.
По окончании школы в качестве учебно-практического задания Красницкий по приказу Елагина убил и ограбил жену и дочь капитана Латвийского генерального штаба Юриса Озолиньша. Пятнадцатилетней дочери Озолиньша Красницкий вспорол живот и отрубил ноги. Сделано это было специально. На месте преступления были оставлены якобы случайно потерянные документы сотрудника ОГПУ. Провокация удалась, и через месяц Красницкий вместе с женой и детьми с новыми документами был отправлен в Норвегию. О деятельности Красницкого его жена не знала до самого последнего времени.