ь большой интерес к этой посылке.
Некоторое время я переводил и еще некоторое время вникал. Правильно. Хуже, чем я думал. Я сказал: - Тед и я не друзья. Ни в каком смысле. И я не знаю, важна посылка или нет, мне сказали, что нет.
- Об этом я не знаю, - невинным жестом широко развел руками Фромкин. - В любом случае я пришел поговорить не об этом. Вас не побеспокоит, что я стану записывать? - Он поднял свой аппаратик. Я покачал головой и он включил его. - Вы видели записи сессий конференции?
- Только чуть. Слушал немного, когда ехал сюда сегодня вечером.
- Что вы услышали?
- Сплошной шум и гам. О том, что делать с червями. Очевидно, есть фракция, которая хочет попытаться установить мирный контакт.
- Вы верите в эту возможность?
- Нет.
- Почему?
Я помигал: - Э-э, вы не слишком знаете о кторрах, не правда?
- Что ж, это не германские племена. Но я спросил ваше мнение.
- Я ни разу не видел кторра, который хотел бы остановиться и для начала немного поболтать. У нас не было выбора, кроме как убивать их.
- Сколько кторров вы видели?
- Живых или снимки?
- Всего.
- Э-э, ну я видел фотографии Шоу Лоу...
Фромкин понимающе кивнул: - Продолжайте.
- ... и я видел гнездо, о котором говорил утром. С четырьмя кторрами. Одного я сжег.
Он выжидательно помолчал. - Это все?
- Э-э, нет, был еще один. Здесь, в научном центре.
Его глаза сузились. - Расскажите, - медленно произнес он.
Я покачал головой. - Это было просто...
Он посмотрел мне в глаза и сказал: - Я знаю об этих забавах, сынок. Вы были на одной из них?
Я кивнул. - Несколько собак. Ими кормят кторров. Живьем. Вы знаете это?
Фромкин сказал: - Утверждают, что кторры не хотят питаться мертвыме мясом, они едят добычу живьем.
- Это правда. По меньшей мере, насколько я знаю.
- Мм-хм. И это все кторры, которых вы видели?
- Да.
- Так вы эксперт по кторрам?
- Нет, конечно нет. Но у меня больше опыта, чем у других, по крайней мере у тех, кто выжил, чтобы рассказать. Сегодня некоторые болваны говорили о дружбе с кторрами. А это не более возможно, чем дружба бифштекса с собакой - разве что внутри.
- Не может случиться, что ваш опыт с кторрами ограничен и это влияет на ваше восприятие их?...
- Вы имеете в виду, что есть мирные кторры, но я не знаю о них?
Он кивнул.
Я взвесил эту возможность. - Что ж, возможно есть мирные. Я не слышал ни об одном. И не думаю, что кто-нибудь другой слышал, иначе мы бы узнали об этом сегодня. Кто-нибудь что-нибудь сказал бы. Кто-нибудь знал бы об этом, не так ли?
Фромкин не отвечал.
- К чему вы это, кстати?, - спросил я.
Он покачал головой. - Просто для информации. Сырой материал. Вы понимаете. Правду видно только тогда, когда смотришь на нее со многих точек зрения сразу.
Я покачал головой. - Вы спрашивали не для информации. Вы намеренно рыли для чего-то.
- Вы слишком подозрительны. Я гражданский, сынок. Может, продолжим?
- Есть еще вопросы?
- Немного. Сегодня, стоя перед толпой народа, вы сказали, что сожгли человека, потому что на него напал червь.
- Да. - Часть меня настаивала, чтобы я возвел оборонительный барьер против доискиваний этого человека, но другая часть требовала сказать правду независимо от того, кто ее слушает. Единственный путь, на котором мы можем победить кторров - это говорить правду. Я добавил: - Это лучшее, что я мог сделать.
- Лучшее?... - Он поднял брови. - Откуда вы знаете?
- Прошу прощения?
Его тон стал жестче. - Вы были когда-нибудь на противоположной стороне огнемета?
- Нет, не был.
- Тогда откуда вы получили информацию?
- Мне сказал Шоти.
- Кто это Шоти?
- Человек, которого я сжег. Сэр. - Последнее слово я подчеркнул.
Фромкин немного помолчал, поворачивая сказанное так и этак, проверяя, не заминировано ли оно. Наконец, он сказал: - Мне говорили, - те, кто знают, - что смерть от огня самая ужасная из возможных. Когда поражает напалм, можно чувствовать, как ваша плоть превращается в пламя.
- Сэр, - сказал я холодно, - при всем уважении, когда волна огня из огнемета поражает вас, нет времени почувствовать что-либо. Внезапная потеря сознания.
Фромкин глядел скептически.
- Я был там, сэр. Я видел, как быстро это происходит. Нет времени даже для боли.
Он задумался надолго. - Как насчет вины?, - спросил он наконец. - Для этого было время?
- Что?
- Вы чувствуете вину за то, что сделали?
- Вину? Я сделал то, что требовалось! То, что мне сказали! Я никогда не напрашивался на это! Да, черт, я чувствую вину! И стыд, и отчаянье, и тысячу других вещей, для которых нет имен! Что-то взорвалось во мне. - О чем все это? Вы тоже судите меня? Слушайте, у меня достаточно трудностей, когда я живу по своим стандартам - не просите меня жить по вашим! Я уверен, что ваши ответы лучше, чем мои, кроме того, ваша целостность все еще не запятнана грубыми фактами практики! Вы рассиживаетесь, поедая клубнику! А я - тот парень, что нажал на крючок! Если есть лучший ответ, вы думаете, я не хочу знать? Вам не кажется, что я имею первое право знать? Пойдемте на холмы и покажите мне! Я был бы рад узнать, что вы правы. Но если вы не против, я захвачу свой факел, полностью снаряженный и готовый к бою, просто на случай, что вы ошибаетесь!
Он терпеливо ждал, пока меня несло. И даже потом не ответил сразу. Он встал, пошел на кухню и достал бутылку воды из холодильника. Взял стакан, наполнил его льдом и вернулся в гостиную, медленно помешивая воду с кубиками льда. Расселся в кресле, попивая воду и глядя на меня поверх стакана. Когда он заговорил, голос был тихим и спокойным: - Вы закончили?
- Да. Пока.
- Хорошо. Теперь я хочу задать вам несколько вопросов. Я хочу, чтобы вы приняли во внимание пару вещей. Хорошо?
Я кивнул. И сложил руки на груди.
- Благодарю вас. Теперь скажите мне вот что. Какая, собственно, разница? Может, к лучшему сжечь человека, а может, нет. Может, он ничего не почувствовал, а может это абсолютная форма боли, мгновение острейшего ада. Какая разница, Джим, умер ли человек, сожранный пастью кторра или сожженный напалмом? Он все равно мертв. В чем заключается различие?
- Вы хотите, чтобы я ответил?
Фромкин сказал: - Продолжайте. Попробуйте.
Я сказал: - Разницы нет - в том, что вы спрашиваете.
- Неверно, - сказал он. - Есть. Большая разница для того, кто нажимает на крючок.
Я обдумал это. - Извините, не вижу, в чем.
- Хорошо, посмотрим с другой стороны. Что важнее? Убивать кторров или спасать жизни?
- Не знаю.
- Правда? Кого же мне спросить об этом?
Что? Уайтлоу задавал тот же вопрос. Если я не знаю, то кто же знает? Я сказал: - Спасать жизни.
- Хорошо. А что же нам делать для спасения жизней?
Я улыбнулся: - Убивать кторров.
- Правильно. Так что случится, если человеческое существо встанет на пути? Нет, позволь сказать по-другому: что могло бы случиться, если бы ты попытался спасти... как его имя, Шоти?
- Мы оба заплатили бы за ферму.
Фромкин кивнул: - Правильно. Так что же важнее? Убивать кторров или спасать жизни?
- В этом случае, убивать кторров.
- У-гу. Так имеет значение, какое оправдание ты используешь?
- Что?
- Имеет значение, веришь ли ты, что человек умирает в пламени безболезненно, или нет?
- Что ж, нет, я думаю, нет.
Он кивнул: - Так что ты чувствуешь сейчас?
Я покачал головой: - Не знаю. - Я чувствовал, как меня разрывает изнутри. Я открыл рот говорить и закрыл его.
Он еще раз поднял брови.
- Я не знаю, - повторил я.
- Ладно, - сказал он. - Спрошу по-другому: ты сделал бы это снова?
- Да, - сказал я, не задумываясь.
- Ты уверен?
- Да.
- Благодарю. И как ты будешь себя чувствовать?
Я встретил его взгляд прямо. - Гнусно. Чувствуешь именно так. Но все же я сделаю это. Важнее всего - убивать кторров.
- Ты в самом деле непреклонен, не так ли?
- Да, именно так.
Он глубоко вздохнул, потом выключил диктофон: - Окей, я закончил.
- Я прошел?
- Повтори?
- Ваш тест - ведь это было не интервью? Это была проверка позиции. Я прошел?
Он посмотрел над диктофоном прямо мне в глаза: - Если это проверка позиции, то вопрос наверное может повредить тебе.
- Да, верно. - Я все еще сидел, скрестив руки. - Если моя позиция оставляет желать чего-нибудь, то, стало быть, со мной надо обращаться только так. Поэтому мы квиты.
Он поднялся и я встал вместе с ним. - Ответьте мне еще на один вопрос. Существуют ли мирные кторры?
Он поглядел озадаченно: - Не знаю. А как ты думаешь?
Я не ответил, просто проводил его до двери. Он вставил свою карточку в щель и дверь для него открылась. Я хотел выйти вместе с ним, но в холле ждали два вооруженных охранника.
- Извини, - сказал Фромкин. Впервые он выглядел смущенным.
- Да, - сказал я и отступил. Дверь передо мной закрылась.
31
Почти тридцать секунд я стоял, уставившись на проклятую дверь и не говоря ни слова.
Я положил на нее ладони и нажал. Металл был холодным.
Я прижал голову к солидной металлической плите. Ладони сжались в кулаки.
- Дерьмо!
А потом я сказал еще целую кучу других слов.
Я ругался, пока не стал повторяться, потом перешел на испанский.
Когда я, наконец, исчерпался, то чувствовал себя не лучше, чем вначале.
Опустошенным. Обманутым. И глупым.
Я снова начал расхаживать по квартире. Я стучал по терминалу каждый раз, когда проходил мимо. Бесполезный кусок мусора. Я даже не мог вызвать комнатный сервис.
Я прошел на кухню и открыл холодильник - он был неожиданно хорошо заполнен. Но я не был голоден. Я был взбешен. Я начал открывать ящики. Кто-то предусмотрительно убрал все большие ножи.