Ротмистр попытался отогнать неприятные воспоминания и вызвать в памяти победное возвращение в столицу, ликующую толпу девушек с цветами. Но сознание предательски подкинуло ему не радостные улыбки и руки с букетами, а уставшие изможденные лица с какой-то странной безысходной опустошенностью во взгляде.
— Неизвестные Отцы спасли наше Отечество, — пробурчал ротмистр.
Среди боёв и сражений минувшей войны не было ни одного такого, которое бы можно было счесть победоносным. Топтания взад-вперёд и многотысячные жертвы изнурили Отечество до предела, а вот выдохнуть военный угар не удаётся и по сию пору. Но ведь победа была! Был заключён мир, а это дорогого стоит!
— Неизвестные Отцы, — с болью и насмешкой повторил Гай Дэнн. — Неизвестные Стервецы. Так-то будет точнее.
Тоот заскрипел зубами и почувствовал, что багровеет.
— Да ты не ярись, ротмистр, — махнул здоровой рукой Дэнн. — Не ярись. Я ж тебе говорю: лесок вот. Пистолет на поясе. Один выстрел — и глядишь, ещё медальку дадут.
— Энц Дэнн, — едва сдерживаясь, процедил легионер, — не забывайтесь! Не надо меня провоцировать.
— А я тебя и не провоцирую. Я сам не знаю, как мне с тобой уживаться. Дочь моя — дурёха, в тебя втюрилась.
— Папа, — с упрёком всхлипнула Юна.
— Цыть! Время такое пришло, что всё честь по чести сказать пора, иначе б я с тобой, парень, и общаться не стал. Атр, кто, по-твоему, эти самые Неизвестные Отцы?
— Лучшие из лучших сынов Отечества, великодушные и мудрые, отринувшие низменную страсть к славе и богатству ради преданного беспрестанного служения стране и народу. Храбрецы, принявшие знамя из ослабших рук императора. Им, а не природному наследнику своему он доверил власть. И они, избранные и вдохновенные, понесли свою тяжкую ношу, своё бремя, чтобы вывести народ из бездны кровавого хаоса к светлому будущему.
— Ху-ух! — выдохнул Гай Дэнн. — Давай по порядку. Как ты себе это представляешь? Началась война. Император почувствовал, что не справляется, и разослал адъютантов по стране искать, на кого бы возложить регалии власти? Или бремя, как ты утверждаешь. И найденные великие люди к тому же поголовно оказались невероятными скромниками. Все как один, Атр. Подумай! Сам-то ты в это веришь?
— Не знаю, — сознался Тоот, представив себе императора Эрана XII Последнего — желчного мизантропа, окружившего себя сворой гончих псов и волкодавов, запрещавшего даже на официальных церемониях приближаться к нему ближе, чем на десять шагов. И это знатнейшим вельможам! Такой вряд ли пожелал бы разыскивать себе преемников по всей стране.
— Но ведь мы собственными глазами видели Манифест о передаче власти.
Тогда, в госпитале, их вывели на плац, зачитали Манифест, потом раздали его текст на руки всем офицерам, и никто даже не подумал, что отречение и передача власти могут быть фальшивкой. Разве возможна такая грандиозная фальшивка?! И позже казалось вполне естественным, что спустя месяц Эран XII умер от переутомления и тяжких забот.
— Откуда вам известно, что всё происходило не так? Может, это вам в Хонти мозги прочистили?
— В Хонти до моих мозгов никому дела не было. Я там камни таскал и противотанковые рвы копал. А тут нам всем содержимое черепушки прожаривают излучателями. Ты пойми, вокруг ложь. Всё, что ты видишь, — декорация ужасной, возможно, последней для Саракша трагедии. Есть ещё люди, которые понимают это. Понимают и пытаются что-то делать, потому что знать и бездействовать, соглашаться и идти, словно баран на убой, постыдно. Так-то, историк. Ткни кулаком в эти декорации — они провалятся. Подумай, кто автор той ужасной пьесы, в которой тебе отведена роль козла, ведущего стадо баранов?!
— Вы сеете крамолу, — слабо встрепенулся ротмистр.
— Сею. А чего мне бояться? Я уже много лет готов умереть, но хоть знаю, за что. А ты?
— За Отечество.
— Кто же угрожает этому Отечеству? Хонти? Пандея? Островная Империя? Выродки из-за Голубой Змеи? Островитян только и хватает, что пиратствовать у наших берегов, а все прочие сами до ужаса боятся повторения великой бойни. Но она повторится, Атр. Попомни мои слова. Потому что твои Неизвестные Отцы — стая алчных безмозглых преступников, дорвавшихся до власти, и они не могут править, заботясь о стране, о народе. Для сохранения власти им нужно устроить народу обильное кровопускание, чтобы вновь твердить о тяготах и лишениях, о необходимости отобрать у врага всё, что по нелепой случайности принадлежит соседям, а не им. И вся их таинственность — от трусости. Они боятся друг друга, а главное — боятся расплаты за свои действия. Вот это правда, ротмистр.
— Я не верю вам, — хмуро ответил Тоот. — Но, — он замялся, — я не скажу никому о ваших мыслях и ваших речах. Хотя в контрразведке уже интересуются вашей персоной, энц Дэнн. Думайте что хотите, но если я замечу в ваших поступках даже намёк на…
— Как я устал… — перебил его отец Юны. — Отключай мозги и делай, что предписывает Статут.
Они замолчали, долгими немигающими взглядами сверля друг друга.
— Ладно, — пробурчал Тоот. — Разболтались мы тут. Надо решать, как быть дальше.
— Домой ехать нельзя. Мэрская банда нас искать будет в первую очередь там. Скорее всего, уже ищет. Тем более, полиция у них на коротком поводке.
— Я тут местечко знаю, — подал голос Вал Грас. — Не ахти какое, но уж точно спокойное.
— Что за местечко?
— Бункерок один. Часть укрепрайона Торнаты. В него, вернее, не совсем в него, но очень рядом, ракета пришла. Так что всё землёй накрыло по самую крышу. А потом хонтийцы в тех местах стояли, им тот бункерок без нужды был, да и времени немного оказалось. Ваша, господин ротмистр, бригада их выбила. Орудийный этаж, конечно, раскурочен, но нижние, жилые, вполне сохранились.
— Откуда ты знаешь? — Ротмистр подозрительно глянул на своего механика-водителя.
— Да вот, как только вы про местечко спросили — и вспомнил, — уклончиво ответил воспитуемый.
— Хорошо, что вспомнил, но только не всю же оставшуюся жизнь в бункере прятаться.
— А кто его знает, сколько той жизни? — почесал затылок Вал Грас. — Кому-то, может, и всю…
— Нет, так не пойдёт. Тем паче, завтра утром мы должны быть на танковом заводе с документами. Или забыл?
— Как же, забудешь… — вздохнул вахмистр Грас. — Если б не штурм да гонки, я б, может, о трассе между заводами только и думал. Стрелковых позиций вроде той, что вы обнаружили, вдоль неё много наделать можно. Если уж решили на нас охотиться, то шансов мало: «Куница» на городских улицах — лёгкая добыча.
— Не каркай, — нахмурился ротмистр. — Отставить разговоры! Задания нашего никто не отменял. Как гласит заповедь Легиона: «Должен — значит, могу».
— Ну да, конечно. А братец ваш ещё так говорил: «Можешь думать — значит, должен».
— Воспитуемый Грас, в моих словах есть что-то непонятное? Энц Дэнн, слушайте мою команду. Сейчас мы разобьем для вас и Юны палатку — у нас в комплекте есть полевой шатёр. На вечер из сухпая консервы выдадим. Вы останетесь здесь, а мы с вахмистром отправимся к генералу. Вы — ценный свидетель по делу о портативных излучателях. Шефа оно весьма заинтересовало, контрразведка предоставит вам надёжное убежище. Вы меня поняли? Оставайтесь здесь. Если к утру мы не вернёмся…
— Не надо так, — прошептала Юна. — Вы обязательно вернётесь!
Атр оглянулся на Гая Дэнна и механика-водителя, взглядом прося их отвернуться, неловко загородил девушку плечом и поцеловал её в губы.
— Юна, если я останусь жив, непременно вернусь. За дело, вахмистр. Нам ещё следует застать генерала на объекте.
Странник поглядел на часы.
— В такое время? Что случилось?
— Не могу знать, — отчеканил младший офицер.
— Проверьте, он ли в бронеходе?
— Слушаюсь.
Генерал приоткрыл окно. Вместо ожидаемой свежести кабинет стал наполняться тяжёлой затхлой сыростью. Неподалёку, под железным мостом, протекала речушка, когда-то полноводная, но теперь обмелевшая, с берегами, заваленными мусором. Странник поморщился, собрался вновь закупорить своё временное обиталище, но тут взгляд его упал на злополучную стрелковую позицию, обнаруженную утром Тоотом.
«Странная затея, если предположить, что они планировали атаковать бронеход с документами. Конечно, обстрелять мчащуюся по трассе „Куницу“ отсюда можно — каменный забор из крупнокалиберного пулемёта с ходу не разворотишь. Но ведь задача атакующих — не вступать в бой с командирской машиной и не отстоять цех от натиска с улицы. Задача — быстро ударить, захватить бумаги и скрыться. А что, если это ложный след? — мелькнула в голове Странника шальная мысль. — Вдруг ловушка была вовсе не на Тоота, а он в неё просто случайно попал? Или всё-таки не случайно?»
Генерал вспомнил о проводах, шедших от правления к воротам и калиткам. «По всей видимости, там стояли камеры наблюдения. Ротмистра заметили, как только тот начал прогуливаться вдоль забора, и намеренно впустили во двор, желая либо уничтожить, либо захватить. То, что его заманили, не вызывает сомнения. Зачем — пока не ясно. Вероятно, всё же, чтобы арестовать и раскрутить дело о хонтийских шпионах. По здравому рассуждению идея нелепая, однако не всегда следует признавать за противником здравые рассуждения. В Харраке, похоже, с этим дефицит, у муниципальной стражи — и подавно. — Странник вспомнил утреннее интервью с одним из молодчиков. — Но стрелковая позиция толковая — если, скажем, предположить, что кто-то решил обстрелять или даже уничтожить колонну большегрузных автомобилей».
Концы упорно не хотели сходиться с концами.
«Совсем рядом находится завод излучателей. На большегрузах оттуда вывозят генераторы для башен лучевой защиты. Подпольщики, если бы это были они, в перестрелку с конвоем, да ещё в непосредственной близости от блокпоста, вступать бы не стали, а попытались бы заминировать дорогу. Таинственных же партизан излучатели, похоже, не слишком волнуют — те круглые шлемы каким-то образом, наверное, блокируют излучение или ослабляют его. И кто вообще умудрился вырыть окопы под носом у патруля муниципальной стражи? Никто. Разве что, они сами. Но кто и зачем отдал такой приказ?»