– И после этого ты мне скажешь, что не следует искать тех людей? – подвинул я бумагу по столешнице к Александру. – Ты хотя бы читал эти показания? Кстати, тому, кто додумался провести беседу с железнодорожником и ее записать, – премию от моего имени! Три рубля золотом!
– Рубля за глаза хватит, – буркнул расстроенно помощник Анзора. – Но нам это ничего не дает. Описания грузовика нет, внешность грузчиков неизвестна.
– Саша, скажи-ка мне, любезный, много ли ты знаешь грузчиков, что не матюгаются? Ящик тяжелый, его привезли к вагону и быстро перегрузили. Какой вывод?
– Молодцы? – неуверенно спросил контрразведчик.
– В какой-то степени, – хмыкнул я. – Смотритель же рассказал, что у грузчиков имелись с собой направляющие, которые они приладили на борт грузовика и оперли на пол вагона. Используя заготовленные круглые бревнышки, с помощью тросов ящик в мгновение ока перегрузили! Это я тебе почти процитировал показания железнодорожника. Нет, парни молодцы, как ты сказал, не спорю. Но вывод какой?
– Чертовщина какая-то, – почесал затылок Александр.
– При этом ни разу не матюгнулись, – покачал я головой. – Ищи их среди иностранцев, и в первую очередь среди охраны британского посольства.
– Думаете? – уточнил Александр.
– А ты сам мозгами пошевели!
– Значит, эта падла, Корбин, нам не всю правду рассказал! – заявил мой собеседник.
– Ну, он на себя взял вину, что за десять тысяч золотом был готов предоставить основные узлы самолета, в том числе и двигатель. Отправив их по указанному адресу, он получил вексель, которого, кстати, в документах нет. Про срыв производства самолетов – ни слова! Корбин не дурак, понимает, что за последнее деяние могут и расстрелять. А вот за продажу деталей и узлов – лет десять тюрьмы. Чуешь разницу?
– Так чего делать-то? – потер глаза Александр. – Хватать всех из британского посольства и допрашивать? Так они хрен чего скажут!
– Ничего пока не делать, – задумчиво ответил я. – Давай-ка побеседуем с бухгалтершей, Софьей… Как там ее?
– Хорева Софья Олеговна, тридцати двух лет, – подсказал Александр.
– Сибирячка или приезжая? – поинтересовался я. – Что о ней известно?
– Полгода назад перебралась в Екатеринбург из-за известных событий. Родом из Спасска – небольшого уездного городка под Рязанью. Свела знакомство с Корбиным, которого, по рекомендации господина Маркова, назначили управляющим на завод. Через какое-то время, установить точно не удалось, стали сожительствовать. Соответственно и работу получила бухгалтером, – чуть морща лоб, по памяти сказал Александр.
– Так-так, – прищурился я, – а узнать в Спасске о такой даме как-то возможно? Жила ли она там, чем занималась? Хорошо бы, если бы кто-нибудь про ее внешность рассказал.
– Думаете, она не та, за кого себя выдает? – понял мой намек Александр.
– Кто из нас контрразведчик? – хмыкнул я. – Проверь, а потом с ней и побеседуем. Надзирательницам – отбой; если Хорева на самом деле из уезда под Рязанью, то ничего она не знает и сказать не сможет.
– А если взяла себе не свою личность, то молчать станет до последнего, – понимающе покивал помощник Анзора.
Из здания контрразведки я вышел, когда до назначенной встречи с Гардингом осталось несколько часов. С бухгалтершей разговаривать не стал, против нее нет никаких доказательств, а всю вину на себя Корбин берет. Конечно, словам бывшего управляющего особого доверия у меня нет, не исключаю, что он себя оговорил. Александру Анзоровичу на это обстоятельство пенял, тот проникся и обещал не доводить дело до крайности. Что он подразумевал – понятно: не применять чрезмерную физическую силу. Впрочем, в какой-то степени я удивлен увиденным, хотя и подозревал, что люди Анзора действуют жестко. Тот же начальник полиции предпочитает не выбивать показания, а припереть подозреваемого доказательствами. Необходимо начальнику контрразведки перенять опыт у Картко, пусть поучится.
– Иван Макарович, домой? – спросил меня водитель, когда я сел в машину.
– Нет, давайте-ка, подпоручик, прокатимся к резиденции императрицы, – ответил я, прикинув, что как раз успеем обернуться до встречи с послом.
– Как прикажете, – вздохнув, ответил Василий Петрович и попенял: – Охраны у вас мало. Прознает Гастев – орать начнет.
– На меня? – усмехнулся я.
– Нет, на вас не посмеет, но обязательно выскажется, – стронув автомобиль, заявил подпоручик.
Проезжая мимо больницы, где сестрица лежит с малышами, я решил узнать, как они себя чувствуют. Если же профессор на месте, то и с ним переговорить.
– Отменяется резиденция, – указал Василию на поворот к больничному заведению, – рули к служебному входу.
– С радостью! – поворачивая, заявил подпоручик.
Хм, неужели он так ругани Гастева опасается? Хотя чему тут удивляться, как ни крути, а генералу подчиняются охранители. Нет, мои приказы для них в большем приоритете, но по шапке могут и от Анзора получить. Бюрократия? Возможно, и так, в России всегда на одного работника приходилось много начальников.
– Доброго утречка, ваше высокопревосходительство, – сдерживая зевок, сказал медицинский брат, дежуривший у входя для персонала и приема больных.
К одному из наших с профессором достижений отношу наладку работы скорой помощи в Российской империи. Как ни парадоксально, но первая станция скорой помощи возникла в Варшаве, аж в тысяча восемьсот девяносто седьмом году! А в Москве, через год, закупили всего две кареты скорой помощи и то на пожертвования купчихи Кузнецовой, которая еще и финансировала работу станций. В Санкт-Петербурге спустя год появилась такая услуга населению. В общем и целом по всей империи это нововведение как-то с трудом приживалось. На все необходимы средства, а их обычно не хватает, как заявляют чиновники, при этом пуская деньги на какие-то непонятные прожекты. На сегодня в каждом крупном городе Сибири имеется по несколько подстанций скорой помощи, где трудятся сотни человек, если не больше. Карет скорых не очень много – признаю, но заказы размещены, техника не заставит себя ждать.
– Доброе утро, – вежливо ответил я. – Скажите, любезный, господин Портейг на месте?
– Оперируют они, – уважительно ответил медбрат.
– Давно?
– Так сразу как паренька переломанного привезли, – сокрушенно поведал мой собеседник. – Не жилец: за кошкой на дерево полез да сверзился почитай с десятиметровой высоты.
– Так-таки и десятиметровой? – не поверил я.
– Можа, и нет, – покладисто согласился тот, – сам я не видел ту сосну.
– А привезли-то когда?
Медбрат вытащил из кармана часы, открыл крышку, печально вздохнул и сказал:
– Около часа назад, время на дежурстве медленно тянется.
Соглашусь, нет ничего хуже, чем ждать и скучать, когда прошедшая минута кажется часом. Семен Иванович занят, а идти в операционную и узнавать, когда он закончит оперировать, не очень-то хочется. Ведь припашет же! И тем не менее временем располагаю, может, чем-нибудь и помогу профессору.
Прошел в умывальную комнату, тщательно вымыл руки, попросил у сестры милосердия принести мне медицинский халат и после того, как облачился, прошел в операционную, предварительно еще раз руки вымыв.
Три операционных медицинских сестры суетятся возле коротко отдающего приказы профессора. На столе лежит пацаненок лет десяти с открытыми переломами. Профессор же борется с внутренним кровотечением у пострадавшего. Аппарат искусственного дыхания работает, мальчишка под наркозом, но… медицинский брат, что встретил меня на входе, как ни печально, но прав. Ребенку может помочь только чудо, ну или профессор.
– Зажим и тампон! Кровь убирайте! – рычит он на стоящую рядом операционную сестру, а потом переводит взгляд на меня. В глазах Семена Ивановича какое-то безумие, честное слово! – Иван! Чего застыл столбом?! Помогай!
Ноги сами собой понесли! Оказался рядом со столом и принялся выправлять переломы. Нет, действую осознанно, все контролирую и мыслю спокойно. Кости рук и ног пострадавшего соединил, надеясь, что нам всем посчастливилось и нет перелома позвоночника. Больше всего пришлось повозиться с переломом ключицы. Через какое-то время заметил, что работаю один, Портейг стоит у окна и внимательно за моими действиями наблюдает.
– Выживет? – подошел я к профессору, когда закончилась операция, а сестры под моим присмотром забинтовали малолетнего пациента, сделав похожим на мумию.
– А сами как считаете? – со вздохом поинтересовался тот.
– Пятьдесят на пятьдесят, – честно ответил я, потом добавил: – Хотелось бы, чтобы инвалидом его не оставили. Не дай бог, поврежден позвоночник, тогда его существование в ад превратится.
– Позвоночник я смотрел, на первый взгляд – цел, что невероятно. Возможно, парень в счастливый день родился. А насчет прогноза… – профессор вздохнул, – неблагодарное это занятие. Будем надеяться, что молодой организм справится. Ладно, мы сделали все, что могли. Пойдемте, коллега, мыть руки, а потом и поговорим за чашечкой чая. Вы уж простите старика, но от кофе у меня стало сердечко пошаливать.
– Что-то серьезное? – забеспокоился я.
Портейг ничего не ответил, отмахнулся и направился на выход из операционной. Черт! Зная его ритм работы, опасаюсь, что он себя в могилу загонит! Где мне такого компаньона найти? А что будет с лекарственными разработками? Следует как-то так сделать, чтобы он отдохнул и сил набрался. А как? Н-да, задачка! Не послушается же!
Когда мы с профессором уже пили чай в его кабинете, я решил затронуть одну болезненную тему.
– Семен Иванович, скажите, как поступим, если начнется война с Альянсом? – спрашиваю своего компаньона, про себя прикидываю, как бы его все же на курорт сплавить.
– Иван Макарович, в моей профессии ничего не изменяется веками. Призвание врача – помогать людям, – ответил тот, а потом добавил: – Знаете, я тут кое-какие расчеты произвел и пришел к выводу, что если переоборудуем наши фармацевтические фабрики под нужды только военных, то сильно усложним жизнь обычным людям. Им нечем станет лечиться. Лекарственные препараты, которые мы вывели на рынок – исчезнут из аптекарских пунктов. Возникнут сложности в лечении обычной простуды, а про осложнения и не заикаюсь.