– Не верь хаффиту, шарум ка, – предостерег Хасик. – Он вольет в твои уши яд.
– Верь, – возразил Аббан, указав на Хасика подбородком, – и ты подаришь своему псу золотой елдак под стать его зубу.
Джайан издал лающий смешок, и остальная свита поспешила подхватить. Хасик побагровел и потянулся за копьем.
Джайан поднес к губам два пальца и пронзительно свистнул.
– Свистун! Ко мне, встань сзади!
Хасик повернулся к нему, не веря ушам, но холодный взгляд юного шарум ка дал понять, что будет в случае неповиновения. Понурив голову, Хасик встал позади Джайана.
– Ты молодец, хаффит, – сказал Джайан. – Возможно, я тебя все-таки не убью.
Аббан постарался сохранить лицо и стоял расслабленно, наблюдая, как воины окружают товарный склад, но его челюсти крепко сжались. Он умолял Джайана поручить это деликатное дело его сотне, а не даль’шарумам, но ему наотрез отказали. Слишком славная предстояла охота.
Огромные окна массивного берегового склада выходили на три больших пирса, трезубцем вдававшиеся в воду. Доложили, что внутри забаррикадировался глава местного купечества, докмейстер Иса, с охранниками.
По словам шпионов Аббана, докмейстеры обладали в Лактоне реальной властью. Самым могущественным был герцог Ричерд, но без связи с материком его голос весил немногим больше остальных.
– Ты позоришь его этим заданием, – сказал Керан.
Аббан повернулся к подоспевшему наставнику, который кивал на Глухого. Остальная Аббанова сотня растянулась по всему селению, осматриваясь и составляя отчеты.
– Глухой – в числе лучших мастеров ближнего боя, каких я встречал, – продолжил Керан, хваля воина беспрепятственно, благо тот не слышал. – Он должен убивать алагай, а не прикрывать от слабого солнышка жирного хаффита.
Действительно, ощетинившийся оружием ха’шарум – семь футов извитых мускулов – выглядел несколько глупо, держа хрупкий бумажный зонт над Аббаном. Будучи нем, он не мог возразить, да и Аббану не было дела до его протестов. Всю жизнь прожив в Красии, он думал, что приучен к солнцу, но отраженные от воды лучи – совсем другое дело.
– Я очень щедро плачу моим ха’шарумам, наставник, – отозвался Аббан. – Если я пожелаю одеть их в яркие женские платья, чтобы они исполняли постельные пляски, то им хватит ума с улыбкой повиноваться.
Аббан отвернулся и взглянул на шарумов, которые ломились в двери, штурмуя склад. Со второго и третьего этажей посыпались стрелы. Бо́льшая часть отлетела от меченых щитов, но часть воинов с криком повалилась наземь.
Однако красийцы налегали, создав у двери затор. На их головы опрокинули бочонок масла, затем полетел факел, и десяток человек объяло пламенем. Половина сообразила броситься с пирса в воду, но остальные бестолково и с воплями заметались, поджигая других. Собратьям-воинам пришлось обратить против них копья.
– Если у Глухого есть хоть извилина, он выберет зонт, – сказал Аббан.
Это было первое настоящее организованное сопротивление, с которым столкнулись люди Джайана, и гибло их и калечилось больше, чем при стычках со всеми остальными местными. Но шарумов были сотни, а охранников Исы – кучка. Первые быстро взяли верх, и огонь потушили прежде, чем он уничтожил величественное здание, которое Джайан успел объявить своим доктаунским дворцом.
– Эверам, – произнес Аббан, – если Ты хоть сколько-то слышишь мои мольбы, пусть выведут докмейстера живым.
– Я говорил с людьми перед самой атакой, – сказал Керан. – Это Копья Избавителя. Они не пренебрегут долгом лишь потому, что несколько человек отправили в одинокий путь. Эти люди умерли с честью и скоро предстанут перед судом Эверама.
– Вышколенный пес кусает без приглашения, если приходится, – ответил Аббан.
Керан невнятно хрюкнул – обычный знак, что он проглотил оскорбление. Аббан покачал головой. Шарумов распирало от храбрых речей о чести, но жили они страстями и редко загадывали на шаг вперед. Отличат ли они докмейстера от простого охранника?
Прозвучал четкий сигнал, и Аббан, Керан и Глухой направились к шарум ка, тогда как пленных начали выводить.
Первыми вышли женщины. Большинство было одето по землепашеской моде, в длинные платья из тонкой ткани. Как шлюхи по красийским меркам, но скромницы – по своим. По прическам и украшениям Аббан заключил, что эти женщины привыкли к роскоши и были либо знатного рода, либо в удачном замужестве. Их в основном не тронули, но не из милости – Джайну достанутся самые молодые, а остальных разделят между офицерами.
Некоторые женщины были, как мужчины, в портках. Со следами побоев, но в целой одежде.
Через соседнюю дверь выходили охранники-чины, и о них нельзя было сказать того же. Мужчин раздели до срама, руки связали позади, приторочив их к древкам копий. Даль’шарумы гнали пленников пинками, тычками и ударами кожаных ремней.
Но они были живы. Это внушило Аббану надежду, что на сей раз шарумы оказались лучше, чем он о них думал.
Некоторые женщины с ужасом взирали на происходящее, но большинство отворачивалось в слезах. Одна крепкая особа средних лет смотрела жестко. Она была в мужском костюме хорошего покроя и качества. Другие жались к ней, ища опоры.
Когда подошел Джайан, воины пинками поставили чинов на колени, уперлись сапогами в голые спины и пригнули им головы в знак покорности.
– Где докмейстер? – спросил Джайан с акцентом, но на понятном тесийском.
Хасик опустился перед ним на колени:
– Шарум ка, мы обыскали все здание. Его нигде нет. Должно быть, растворился среди бойцов.
– Или бежал, – сказал Аббан.
Хасик метнул в него свирепый взгляд, но отрицать такую вероятность не мог.
Джайан выбрал наугад человека и пнул его, пленник опрокинулся навзничь. Человек съежился, голый и беспомощный, но, когда Джайан приставил к его сердцу острие копья, не растратил дерзости.
– Где докмейстер? – требовательно повторил Джайан.
Охранник плюнул в него, но под неудачным углом: слюна попала на его же обнаженный живот.
– Отсоси, пустынная крыса!
Джайан кивнул Хасику, и тот принялся упоенно пинать пленника между ног, так что сандалии обагрились кровью и отсасывать стало нечего.
– Где докмейстер? – еще раз спросил Джайан, когда вопли перешли во всхлипы.
– Иди в Недра! – выдавил человек.
Джайан вздохнул и погрузил копье в его грудь. Он повернулся к следующему, и Хасик пнул новую жертву в спину. Мужчина откровенно разрыдался, когда Джайан навис над ним:
– Где докмейстер?
Тот застонал сквозь зубы, по лицу текли слезы. Дощатый настил тоже стал мокрым. Джайан отшатнулся в ужасе и отвращении.
– Жалкая собака! – зарычал он, отводя копье для удара.
– Хватит!!!
Все взоры обратились к женщине в красивом мужском наряде, которая отделилась от толпы и шагнула вперед:
– Я – докмейстер Исадор.
– Нет, госпожа! – крикнул один связанный пленник.
Он попытался встать, но сильный пинок вернул его на место.
«Исадор?» – подумал Аббан.
– Ты?! Женщина? – рассмеялся Джайан. Он подступил и схватил ее за горло. – Говори, где докмейстер, иначе дух вышибу.
Женщина невозмутимо выдержала его свирепый взгляд.
– Сказано же тебе, проклятому дикарю, что я – докмейстер.
Джайан всхрапнул и начал сжимать ей горло. Еще какое-то время женщина смотрела дерзко, но потом покраснела лицом и наконец беспомощно обмякла в руке Джайана.
– Шарум ка! – крикнул Аббан.
Все повернулись к нему. Джайан не ослабил хватки, удержав женщину за горло, когда ноги отказались ей служить. Особенно напряглись Хеват и Хасик, готовые нанести удар при малейшем недовольстве Джайана.
Аббан не увиливал от преклонения коленей, когда это требовалось, и быстро опустился на деревянный настил, упершись в него ладонями и вперившись взором.
– У землепашцев странные обычаи, достопочтеннейший шарум ка. Я слышал, что докмейстера зовут Иса. Может быть, эта женщина, Исадор, говорит правду.
Он не стал повторять то, что втолковывал юнцу наедине. Живым докмейстер стоил намного дороже, чем мертвым.
Джайан оценивающе посмотрел на женщину, затем отпустил ее. С лиловым лицом повалилась она на настил, кашляя и хватая ртом воздух. Шарум ка наставил на нее копье:
– Ты докмейстер Иса? Учти, если я выясню, что ты солгала, насажу на копья всех мужчин, женщин и детей из этой чиновой деревни.
– Иса был моим отцом, он шесть зим как мертв, – ответила женщина. – Я – Исадор и заняла его место, когда догорел погребальный челн.
Джайан рассматривал ее, размышляя, но Аббан, наблюдавший и за другими пленными, уже был убежден в правдивости ее слов.
– Шарум ка, – сказал он. – Ты взял Доктаун для Трона черепов. Не пора ли поднять флаг?
Джайан посмотрел на него. Этот план они обсудили подробно.
– Да, – наконец молвил он.
Затрубили рога, и шарумы копьями погнали пленных чинов к причалам смотреть, как докмейстер Исадор подходит к флагштоку, спускает лактонский флаг с изображением большого трехмачтового судна на голубой глади и поднимает красийский штандарт: копья, скрещенные на фоне заходящего солнца.
Это был чисто символический, но важный жест. Теперь Джайан мог пощадить остатки ее свиты и признать ее статус принцессы чинов, не проявив при том слабости.
– Женщина, – повторил Джайан. – Это все меняет.
– Все и ничего, шарум ка, – отозвался Аббан. – Мужчина или женщина, докмейстер располагает информацией и связями, а достойное обращение с ней повлияет на власти озерного города. Пусть надеются сохранить титулы и владения – тогда они сами преподнесут нам свой народ на тарелочке.
– Какой смысл брать город, если я сохраню его за чинами? – спросил Джайан.
– Ради налогов, – подсказал Хеват.
Аббан в знак согласия поклонился:
– Пусть чины оставят себе лодки и горбатятся над рыболовецкими сетями. Но когда они явятся в твой док, тебе достанется по три рыбины из каждого десятка.
Джайан помотал головой:
– Пусть эта докмейстерша сохранит титул, но улов будет мой. Я возьму ее в дживах сен.