Рожер покинул сцену чинно и, как только скрылся из виду, помчался опрометью, перепрыгивая через три ступеньки. Он вылетел за дверь и быстро, как заяц, обогнул звуковую раковину сзади. Затем прижался в ее тени к стене, следя за выходом Соловья из кареты.
Последний год не сильно притупил чувства, вспыхнувшие при виде человека, который убил мастера Джейкоба и бросил Рожера подыхать в ночи на улицах Энджирса. Надежно скрытый тенью, Рожер скривился. У него чесались руки метнуть один из притороченных к предплечьям ножей. Один удачный бросок…
«И что? – спросил он себя. – Тебя повесят за убийство герцогского герольда?»
Но мышцы Рожера не расслабились. Всего лишь стоя смирно, он тяжело дышал, заряжаясь кислородом для боя или бегства.
Джасин окликнул Гари, и старый жонглер спустился к нему со сцены. Они обнялись, похлопали друг друга по спинам, и ножи словно сами собой упали в руки Рожера.
Подмастерьев Джасина, Абрума и Сали, не было видно. Абрум сломал скрипку Рожера, которого держала Сали, со смехом забившая мастера Джейкоба насмерть.
Но подмастерья – только орудия. Приказ отдал Джасин. Ему и предстояло расплатиться за преступление в первую очередь.
– Рожер, что ты творишь? – Резкий шепот Кендалл заставил его подскочить. Как она его вычислила?
– Займись своим инструментом, Кендалл, – отозвался Рожер. – Это не твое дело.
– Хрена с два, если я буду твоей женой, – возразила та.
Рожер взглянул на нее, и от его взгляда она задохнулась.
– Пока, – сказал он тихо, – тебе нужно знать одно: если демон изготовится сожрать Джасина Соловья, а мне достаточно будет сыграть нехитрую песенку, чтобы его спасти, я первым делом разобью скрипку на тысячу кусков.
– Кто такой Джасин Соловей? – осведомилась Аманвах, едва он вошел в их покои. В цветных шелках и с неприкрытым лицом, она была прекрасна даже в гневе.
Он ждал этого, но все равно вопрос прозвучал слишком скоро. За последние недели Кендалл и его жены стали не разлей вода.
– Джасин Соловей, подери его демоны, моя забота, и больше ничья, – отрезал Рожер.
– Демоново дерьмо! – Аманвах сплюнула на пол, удивив Рожера своим пылом. – Мы твои дживах. Твои враги – наши враги.
Он скрестил руки:
– Почему ты не обращаешься к костям, раз тебе так интересно?
Аманвах напряженно улыбнулась:
– Ах, муж мой, ты знаешь, что уже обратилась. Я даю тебе возможность рассказать своими словами.
Рожер рассеянно посмотрел на нее, размышляя. В том, что она и правда справилась у костей, сомневаться не приходилось – другое дело, каков был ответ алагай хора. Они могли сказать все – даже больше, чем знал сам Рожер, а могли всего-навсего расплывчато намекнуть, чтобы расспросами она выудила у него информацию.
– Если ты бросила кости, то знаешь все, что Эвераму угодно тебе открыть, – возразил он, ступая на опасную тропу.
К его удивлению, улыбка Аманвах немного расслабилась.
– Ты учишься, муж мой.
Рожер коротко поклонился:
– У меня замечательные учителя.
– Ты должен научиться доверять своей дживах, муж, – сказала Аманвах, беря его за руку и притягивая ближе.
Рожер знал, что это, как и ее гнев, рассчитанный жест, который, впрочем, действовал.
– Я просто… – Он сглотнул комок. – Я не готов это обсуждать.
– Хора говорят: между вами кровь, – сообщила Аманвах. – Кровь, которую можно смыть только кровью.
– Ты не понимаешь… – начал Рожер.
Аманвах оборвала его смехом:
– Я дочь Ахмана Джардира! По-твоему, я не понимаю кровной вражды? Это ты в ней не смыслишь, муж. Ты должен убить этого человека. Ты обязан сделать это сейчас, пока он снова не нанес удар тебе и твоим близким.
– Он не посмеет, – ответил Рожер. – Не здесь. Не сейчас.
– Кровная вражда, муж мой, может длиться не одно поколение. Не убьешь – и его внуки будут мстить твоим.
– А если убью, то этому не бывать? Или я этим лишь сделаю моими врагами его детей?
– Если они у него есть, то, может быть, лучше их тоже убить, – сказала Аманвах.
– Создатель, ты это серьезно? – ошалел Рожер.
– Я пошлю Колива. Он дозорный-кревах и из числа Копий Избавителя. Его никто не увидит, а очевидцы решат, что твой враг просто свалился с лошади или подавился горошиной.
– Нет! – крикнул Рожер. – Никаких дозорных! Никакой отравы дама’тинг! Не суйтесь в это дело – никто. Джасин Соловей – мой, и отомщу ему я, а если ты не уважишь меня в этом, то нашему браку конец.
Наступила тишина. Настолько глубокая, что Рожер слышал, как тяжело стучит сердце. Часть его хотела взять свои слова обратно – лишь бы нарушить молчание, – но он не мог.
Они были правдивы.
Аманвах долго смотрела на него, а он отвечал такой же ледяной маской, провоцируя моргнуть.
Наконец это случилось; она опустила глаза и низко поклонилась. Ее слова сочились ядом:
– Как пожелаешь, муж. Его кровь только на тебе. – Она подняла взгляд. – Но знай вот что. Каждый день жизни, который ты предоставишь этому человеку, будет свидетельствовать против тебя, когда ты пойдешь одиноким путем на суд.
– Я рискну, – фыркнул Рожер.
Аманвах коротко, гневно выдохнула через ноздри, повернулась на пятках и уплыла в личные покои, захлопнув дверь.
Рожер хотел догнать ее. Сказать, что любит и у него в мыслях не было расторгнуть их брак, но силы оставили его, а действительность навалилась со всех сторон.
Джасин Соловей приехал в Лощину, и Рожеру пока оставалось одно – избегать с ним встречи.
Приглашение пришло на следующее утро. Внутренний графский совет специально собирался днем, чтобы официально приветствовать герцогского герольда.
Рожер скомкал листок, но позаботился не бросать его на видном месте. Аманвах еще была у себя, у двери царил холод.
– Я к барону, – сказал Рожер Сиквах. Жена немедленно пошла за подобающим нарядом.
Рука Аманвах коснулась даже его гардероба. Ее потрясло, что у Рожера не было одежды, кроме привезенной в Дар Эверама. Не прошло и часа, как его уже раздевали и обмеривали портные Шамавах.
Хорошо, что они строят особняк. При той скорости, с которой наполнялись шкафы Рожера, под гардероб придется отвести целое крыло.
Не то чтобы он жаловался. Отныне у Рожера имелись пестрые наряды на все случаи жизни – отличного сукна и цветов, броскость которых зависела от характера события. Ночь, да он мог месяц не надевать одного и того же дважды! Это напоминало начало службы у Аррика, когда мастер был герцогским герольдом и оба жили во дворце. Даже сейчас, после того как вскрылась ложь тех времен, они оставались счастливейшими на его памяти.
На первых порах Рожер пытался одеваться в свое, но жены быстро положили конец произволу. Откровенно говоря, они лучше разбирались в таких вещах.
Штаны и куртка, отобранные Сиквах для неофициальной встречи с бароном, были расшиты сложным, приглушенных тонов узором, наподобие красийского ковра. Просторная рубаха была из белоснежного шелка. Рожер словно оделся в облачко.
Под ниспадающими одеждами скрывался увесистый медальон. Энджирсская королевская медаль за отвагу на толстой витой цепочке – рельефный золотой щит на фоне скрещенных копий, украшенный навершием герцога Райнбека: корона из листьев, парящая над троном, обвитым плющом. Под щитом значилось:
Аррик Сладкоголосый
Но Рожер носил медальон задом наперед, и на гладкой поверхности было выгравировано еще четыре имени:
Калли
Джессум
Джерал
Джейкоб
Имена тех, кто погиб, защищая Рожера. Пять имен. Пять жизней, оборвавшихся ради него. Скольких еще стоит его жалкое бытие?
Чтобы потрогать медаль, он притворился, будто возится с тесемками. На миг пальцы скользнули по прохладному металлу, и его затопило спокойствие, изгоняющее цепкую тревогу. О чем бы ни твердил мозг, сердце знало: если дотронуться до медали, не случится никакой беды.
Глупая вера, но Рожер и был по профессии дураком, так что она срабатывала.
Сиквах отвела его руки, как мать, одевающая малыша, и завязала тесемки сама. Тревога снова взяла его в клещи, и он инстинктивно потянулся к медали. Сиквах резко шлепнула по тылу кисти. Секунду жгло, потом отпустило, и рука онемела, покуда жена одергивала рубаху.
– Сиквах! – удивленно отшатнулся Рожер.
Глаза у дживах сен округлились, и она, плавно опустившись на колени, уперлась руками в пол.
– Прости, что ударила тебя, о достопочтенный муж. Если желаешь высечь меня, это твое право…
Рожер пришел в замешательство:
– Нет, я…
– Конечно, – закивала Сиквах. – Я поставлю в известность дама’тинг, чтобы она меня наказала…
– Никто никого не будет сечь! – вспылил Рожер. – Что вы за люди? Забудь и найди мне другую рубаху. Что-нибудь с пуговицами.
Едва жена отвернулась, рука метнулась к медальону и сжала его, как будто от этого зависела жизнь.
Талисман был одним из немногих секретов, которые он так и не открыл женам. Они знали имена – отца и матери; вестника, друга семьи, и двух жонглеров, у которых он ходил в подмастерьях. Досточтимых покойников.
Но те истории убийства, предательства и глупости, что скрывались за ними, он продолжал хранить в тайне.
Сиквах принесла новую рубаху: внушительное одеяние с тяжелым кружевным воротником. Она была вычурнее, чем заслуживал повод, но идеально прикрывала грудь, позволяя гладить медальон, не привлекая внимания.
Нарочно ли ее выбрала Сиквах? Когда жена оставила расстегнутой третью пуговицу сверху, Рожер понял, что она знала, и у него заныло сердце.
Все, кого он любил, умерли и оставили его в одиночестве, но что, если долг еще не выплачен полностью? Кто умрет за него следующим – Сиквах? Аманвах? Кендалл? Невыносимая мысль.
Рожер осознал, что стиснул медальон до боли в руке. Как давно он этого не делал? Месяцы. После нашествия в новолуние он уже мало чего боялся.
Но сейчас испугался. Тамос держался холодно с тех пор, как Рожер отказался от должности королевского герольда графства Лощина. Его не растрогает байка о каком-то убиенном уличном исполнителе, и он не тронет герольда своего брата.