Хуже того, Джасин мог запросто прибыть с ордером на арест Рожера или его жен. Дочь и племянница красийского вождя стали бы ценными заложницами – особенно теперь, когда красийцы напали на Лактон.
Обвинение против Джасина, выдвинутое сейчас, лишь навлекло бы на Рожера гнев герольда, а он отлично знал, как обращался с гневом Джасин Соловей. Тот впитывал его, лелеял, пестовал.
А после, стоило подумать, что все поросло быльем, на темной улице в ход пускались ножи.
Рожер поперхнулся и зашелся в кашле.
– Тебе плохо, муж мой? – спросила Сиквах. – Я сообщу дама’тинг…
– Все нормально! – Рожер отодвинулся, расправил воротник. Медальон притягивал его, но он сдержался и потянулся за скрипкой и плащом. – Только вина бы глотнуть.
– Лучше воды. – Сиквах пошла за чашкой.
Дживах больше не пытались ограничить его в спиртном, но и не одобряли этой привычки.
– Вина, – повторил Рожер.
Сиквах поклонилась и взяла нужный мех. Рожер отверг чашку, забрал мех целиком и направился к двери.
– Муж мой, когда ты вернешься? – спросила вдогонку Сиквах.
– Поздно, – ответил он и закрыл за собой дверь.
Снаружи в темном закутке стоял Колив. Дозорный кивнул Рожеру, но ничего не сказал.
– Поставь вокруг таверны побольше шарумов, – велел Рожер. – У нас появились дневные враги.
– Днем у всех есть враги, – отозвался Колив. – Мы становимся братьями только ночью.
– Проклятье, просто поставь людей! – рыкнул Рожер.
Колив слегка поклонился:
– Уже сделано, сын Джессума. Святая дочь распорядилась об этом вчера.
– Ну разумеется, – вздохнул Рожер.
Колив склонил голову набок:
– Этот человек, Соловей. Он в кровном долгу перед тобой?
Рожер сохранил бесстрастную маску:
– Да. Но я не хочу, чтобы ты и мои дживах вмешивались.
Колив поклонился снова, на сей раз глубже и на два удара сердца дольше.
– Прошу простить, что недооценивал тебя, сын Джессума. Вы, землепашцы, кое-что смыслите в обычаях шарумов. Нет чести у того, кто посылает убийц взыскать его кровные долги.
Рожер моргнул. Такие речи, да в устах матерого убийцы?
– Тогда и не суйся. Даже если прикажет Аманвах.
Колив отвесил последний поклон, неглубокий и короткий.
– В заказном убийстве нет чести, господин, но без него порой не обойтись. Если святая дочь прикажет вмешаться – я вмешаюсь.
Рожер сглотнул. Он даже задрожал от возбуждения, представив, как Колив пронзает копьем сердца Джасина и его подмастерьев, но этим дело не кончится. У Джасина есть родня. Влиятельное семейство, прочно связанное с Троном плюща. За кровь оно отплатило бы кровью.
Рожер кубарем скатился с лестницы, едва не навернувшись внизу, и вышел через заднюю дверь к конюшням Шамавах. За животными ухаживали красийские дети в коричневом, и все они бросились к нему – каждый хотел услужить первым.
Самой расторопной оказалась Шаливах, внучка наставника Каваля. Тот тоже умер за Рожера. Как и телохранитель Аманвах Энкидо. Еще два имени на медальон. Теперь семь жизней, уплаченных за одну.
– Желает ли господин надеть свой пятнистый плащ? – спросила девочка скороговоркой и с сильным акцентом.
Рожер мгновенно нацепил яркую маску жонглера. Девочка не заметила, как он украдкой вынул из цветастого нового мешка с чудесами крошечный цветок. Для нее тот появился из воздуха, и девочка ахнула, когда он протянул ей подарок.
– Пестрый, Шаливах, а не пятнистый. «Пестрый» означает «разноцветный». «Пятнистый» – «в пятнах». Понимаешь?
Девочка кивнула, и Рожер показал ей леденец.
– Повтори. Пестрый.
Та улыбнулась, потянувшись за леденцом. Рожер не был высок, но даже он удержал конфету слишком высоко для ребенка.
– Пестрый! – выкрикнула она. – Пестрый! Пестрый! Пестрый!
Рожер бросил ей леденец. Ее восторженный вопль привлек внимание других детей, которые выжидающе уставились на него.
Он не разочаровал их. Новые леденцы уже прятались у него в горсти. Маскируя тяжесть на душе театральным смехом, он развернулся и ловко, с безошибочной точностью метнул сладости в подставленные ладошки.
Родные этих ребят проливали за него кровь, а он отплачивал леденцами.
Новоиспеченный барон ерзал за огромным златодревным столом. Ему было неудобно. Перо в огромном кулаке напоминало перышко колибри, пока он ставил нечто вроде подписи на бумагах из неиссякающей стопки, которую положил перед ним сквайр Эмет, мелкий лорд, произведенный Тамосом в секретари барона.
– Рожер! – воскликнул Гаред, мигом вскочив, когда жонглер вошел в кабинет.
– Милорд… – начал секретарь.
– У Рожера важное дело, Эмет. Явишься позже. – Гаред навис над секретарем, и Эмету хватило ума сгрести бумаги и спешно исчезнуть.
Гаред затворил тяжелые двери, привалился к ним спиной и выдохнул, словно только что удрал от своры полевых демонов.
– Хвала Создателю. Еще одна подпись – и я выброшу этот стол из окна.
Рожер наскоро оценил здоровущий стол и окно в нескольких шагах от него. Если кто из живых и мог совершить подобное, то лишь Гаред Лесоруб.
Рожер улыбнулся. С Гаредом ему всегда становилось спокойнее.
– Всегда рад отвлечь от писанины.
Усмехнулся и Гаред.
– У тебя каждое утро к одиннадцати находится срочное дело, и я тебе за это благодарен. Выпьешь?
– Ночь, да. – Рожер успел осушить мех, но вино помогало мало.
Гаред пристрастился к энджирсскому бренди и хранил в кабинете бутылку. Рожер подступил к сервизу, наполнил два стакана. Жонглер был проворен, и Гаред не заметил, как он выхлестал один, налил заново и уж тогда поднес оба.
Они чокнулись и выпили. Гаред лишь пригубил пойло, но Рожер опрокинул свой стакан и отошел за третьей дозой.
– Сегодня никакого вранья. Дело и в самом деле срочное.
– Да ну? – усомнился Гаред. – Солнце взошло, ничто не горит – значит большой беды быть не может. Давай раскурим по трубке и обсудим твое дело, а потом пойдем на встречу с герцогским герольдом. Что думаешь, он и правда голосист, как соловей?
Рожер осушил очередной стакан, налил четвертый и сел в кресло перед столом. Гаред устроился в другом, стоящем рядом, и принялся набивать трубку. Гаред Лесоруб был не из тех, кто ставит между собой и собеседником стол.
Рожер принял от него табачный лист и набил свою.
– Помнишь, как я познакомился в лечебнице с Лишей?
– Все знают эту историю, – отозвался Гаред. – Начало предания о том, как ты встретился с Избавителем.
У Рожера не было сил спорить.
– А помнишь, ты спросил, из-за кого я туда попал?
Гаред кивнул.
Рожер опрокинул в себя стакан.
– Из-за герцогского герольда с соловьиным голосом.
Гаред тотчас потемнел лицом, как отец при виде подбитого глаза у дочери. Он сжал мясистый кулак.
– Ему повезет, если все травницы Лощины сошьют его заново, когда я с ним разберусь.
– Не дури, – сказал Рожер. – Ты барон графства Лощина, а не вышибала у Смитта.
– Не могу же я спустить подобное с рук, – возразил Гаред.
Рожер взглянул на него:
– Джасин Соловей – герцогский герольд, представитель Трона плюща в Лощине. Все, что говорится ему, говорится самому герцогу Райнбеку. Все, что ты сделаешь ему, ты сделаешь и Райнбеку.
Он наградил Гареда взглядом, который осадил даже грозного лесоруба.
– Ты хоть представляешь, что сделает с тобой – с Лощиной – герцог, если забьешь насмерть его проклятого герольда?
Гаред сдвинул брови:
– Тогда найдем кого-нибудь, кто возьмется?
Рожер закрыл глаза и сосчитал до десяти.
– Просто предоставь это мне.
Гаред посмотрел на него с сомнением. Рожер не был бойцом.
– Если хочешь разобраться сам, зачем говоришь мне?
– Я не хочу, чтобы ты что-нибудь учинил с Джасином. Но не думаю, что он будет таким магнифическим.
– Магни – что? – моргнул Гаред.
– Благородным, – уточнил Рожер. – Он может встревожиться – вдруг я что-то предприму – и возьмется за меня и мое окружение. Я буду спать крепче, если ты отрядишь нескольких лесорубов присматривать за ним и его людьми.
– Конечно, – кивнул Гаред. – Но, Рожер…
– Знаю-знаю. Нельзя, чтобы это гноилось вечно.
– Уже воняет. Был бы здесь Избавитель! Он бы оторвал этому подлецу башку, и никто бы не вякнул.
Рожер кивнул. Он так и задумывал после знакомства с Арленом Тюком.
Но Меченый не возвращался.
Рожер поерзал на стуле. В ожидании Тамоса и Джасина атмосфера в зале графского совета сгустилась. Лорд Артер и капитан Гамон держались чопорнее обычного, хотя оставалось непонятно почему – из-за энджирсских новостей или всего лишь в связи с присутствием королевского эмиссара. У инквизитора Хейса был вид, будто он надкусил кислое яблоко.
Даже Лиша выбралась из своего подполья. После обморока во дворе она уже две недели не выходила из дома. Стоявшие на страже травницы не пускали даже Рожера. Да и сейчас Дарси охраняла ее, как волкодав – Эвина Лесоруба.
Понять причину не составляло труда. Лиша была бледна, лицо – отечно, а глаза налились кровью. О многом говорили и толстый слой пудры – ничуть не для красоты наложенный, и жилы, канатами напрягшиеся на шее.
Больна? Лиша – лучшая целительница в Тесе, но на ее плечах лежало бремя даже большее, чем у Рожера, и она себя не щадила. Она слабо улыбнулась ему, и он тоже ответил улыбкой – ослепительной, хотя и целиком фальшивой.
Сидевший рядом с Рожером Гаред был готов вылезти из кожи. Богатырь-лесоруб ни за что не дал бы Рожера в обиду, но имел обыкновение ломать то, что хотел починить.
Следующими сидели Эрни Свиток и Смитт, склонившиеся друг к другу и тихо беседовавшие. Вряд ли они знали, какая драма разворачивается в зале, но оба ощущали напряжение и понимали, что герцогский герольд прибыл не с визитом вежливости.
Гари Катун тронул Рожера за руку невесомой ладонью. Старый жонглер лучше всех знал о нем и Джасине, но даже Рожер не мог прочесть его чувств, скрывавшихся под бесс