– Не тревожьтесь, сестры, и уберите покрывала. Мы в женском крыле. Ни один мужчина не войдет в эти двери.
Аманвах с легким поклоном опустила белоснежное покрывало и размотала платок. Сиквах последовала ее примеру. У незамужней Кендалл лицо было открыто, но волосы – убраны под пестрый плат, который она с поклоном сняла.
К минуте, когда Арейн одолела ступени и прошаркала по коридору, салон наполнился придворными дамами. Расслабившись, женщины выпивали и обсуждали живопись, музыку, театр и поэзию. Принцесса Лорейн верховодила в своей компании, герцогиня Мелни – в своей, и между их группами воцарилось ощутимое напряжение.
Посреди зала выступало трио жонглерш в пестрых герольдовых одеждах. Две, молодые и красивые, перебирали струны арф, погружая салон в умиротворяющую музыку.
Третья, старшая, была рослой и плотного сложения. Пестрое платье – из разноцветных с золотым шитьем бархатных лент. Ее умело модулированный голос господствовал над залом, отражаясь от стен и потолка, построенных так, чтобы усиливать исходящий из центра звук. Ария, исполнявшаяся высоким сопрано, была из «Краснобая» – оперы о мифическом вестнике Джаке Краснобае, который умел разговаривать с демонами и обожал водить их за нос.
Аманвах сверлила певицу острым, хищным взглядом, свойственным красийкам, а Сиквах с Кендалл по-птичьи дружно поворачивали головы, следуя за ритмом.
Аманвах и Сиквал чуть подняли руки и задвигали пальцами, общаясь на своем тайном языке и продолжая наблюдать за жонглершей. Лиша по-прежнему не понимала смысла, но по опыту знала, что с помощью пальцев и мимики красийки способны вести такие же сложные беседы, как на словах.
Притворившись, будто поправляет прическу, Лиша надела меченую серьгу – крошечную ракушку из серебра, которое наслоили поверх изогнутого фрагмента высушенного ушного хряща огненного демона.
Она слегка склонила голову набок и, несмотря на музыку, различила шепот Кендалл:
– Кто это?
Сиквах подалась к Кендалл и еле слышно выдохнула ответ, но Лишина серьга уловила все.
– Она убила мастера Джейкоба.
Лишу затошнило. Она отправила в городскую стражу рапорт о преступлении. Лиша гордилась своей цепкой памятью, но та была палкой о двух концах, ибо окровавленный труп Джейкоба вспомнился в мельчайших подробностях – кости переломали, как хворост. Его забили насмерть голыми руками.
Исходя из объема повреждений, Лиша всегда считала, что это дело рук мужчины. На плече Джейкоба остался лиловый отпечаток пятерни – убийца схватил его и придержал перед избиением. Лиша помнила, как сравнила ее с собственной и своя ладошка показалась детской.
Но ей было достаточно взглянуть на кисти певицы, чтобы уразуметь истину.
– Что будем делать? – прошелестела Кендалл.
– Ничего, если дама’тинг не прикажет, – ответила Сиквах. – Эта женщина – в кровном долгу у нашего мужа, но мы должны терпеть, пока он не соберется его взыскать.
«Провалиться мне в Недра, если должны», – подумала Лиша.
– Создатель, у меня раскалывается голова от этого пения, – заявила она не громко, но и не тихо.
Арейн немедленно отозвалась:
– Сали, прекрати заливаться!
Жонглерша набрала в грудь воздуха для следующего куплета, но поперхнулась и отчаянно закашлялась. Она ударила себя в грудь, пытаясь собраться, и Лиша услышала, как сзади хихикнула Кендалл.
Лиша возвысила голос:
– Ваша милость, если гостий вашего салона так же тошнит от очередной нудной интерпретации «Краснобая», как меня, то, может быть, принцесса Аманвах осчастливит нас чем-нибудь новым? – Она посмотрела на Аманвах, в глазах которой засветилась благодарность.
По кивку Арейн Аманвах и ее дживах сен вытеснили незадачливую королевскую труппу, которая потерянно поплелась прочь.
Кендалл извлекла скрипку и взяла несколько аккордов, разогревая струны, а Аманвах обратилась к обществу:
– В стародавние времена мой народ отгонял музыкой алагай, препятствуя их нечестивому делу.
Ее хорошо поставленный голос легко подстроился под местную акустику, а акцент, переливчатый и благозвучный, пробрал присутствующих и привлек внимание всех, даже изгнанных жонглерш.
– Пора вернуть эту силу всем детям Эверама, – сказала Аманвах. – Слушайте внимательно.
С этими словами она начала петь, Сиквах с Кендалл присоединились, и втроем они зазвучали почти так же мощно, как во главе с Рожером. Песня была красийская, но мелодия объединяла, и вскоре уже все женщины беззвучно повторяли припев, стараясь изо всех сил и с волнением вспоминая детство, когда они брали уроки языка пустыни.
В углу же, скрестив руки, кипела от ярости Сали.
Глава 20Братья-соперники
333 П. В., зима
Когда Сиквах растолкала Рожера, голова у него трещала. Он едва помнил, как доковылял до покоев и заполз в постель. Аманвах и Кендалл спали в своих комнатах. Рожер посмотрел в окно. Было еще темно.
– Создатель, что за срочность? – спросил он. – Если не проломили стены, я собираюсь спать до полудня.
– Нельзя, – сказала Сиквах. – Снаружи ждет человек герцога. С рассветом ты отправишься на охоту.
– Ночь, – пробормотал Рожер, растирая лицо. Он совершенно забыл. – Скажи, что я сейчас буду.
Когда он оделся, наверх прислали поднос с завтраком, но Рожер лишь захватил булочку по пути к двери.
– Муж мой, тебе надо поесть, – сказала Сиквах.
Рожер отмахнулся:
– Я еду охотиться с герцогом Райнбеком. Поверь, там будет вдоволь еды. Наверно, я вернусь на несколько фунтов тяжелее, и не от дичи.
Сиквах пришла в недоумение:
– Когда охотятся шарумы, они берут с собой только воду. Это проверка на выживаемость.
Рожер рассмеялся:
– Для многих на севере – тоже. Но королевские особы охотятся ради развлечения. Если слуги подгонят оленя под герцогский лук – а герцог сумеет попасть в него, а не в них, – то повара закатят королевский пир, но сторожку и без того забьют едой так, что прокормится целое войско.
Он поцеловал ее и отправился в конюшни на поиски Гареда, решив не тревожить сон Аманвах и Кендалл.
Ему повезло сперва услышать, а уж потом увидеть Джасина. Рожер юркнул в альков и спрятался в тени статуи Райнбека Первого, чтобы переждать, пока Джасин и Джансон пройдут.
– Не может быть, чтобы этого милнского хлыща и проклятого Восьмипалого пригласили, а меня нет, – прорычал Джасин.
– Потише, мальчик мой, – велел Джансон.
Подобострастный тон, которым он изъяснялся с королевскими особами и гостями, исчез. Рожер давно не слышал теперешних ноток, но хорошо их помнил. Джансон частенько говорил так в последние дни службы Аррика у герцога.
– Райнбек не желает видеть тебя на охоте, и это все, что тебе нужно знать. Тебе повезет, если ты сохранишь должность после всего, что натворил за поездку на юг.
– Ты сам сказал, чтобы я приказал солдатам гнать бродяг с караванных стоянок, – парировал горе-племянник, понизив голос до резкого шепота.
– Я не говорил тебе похваляться этим в Лощине, и если ты еще хоть раз заикнешься о моем распоряжении, то траурное платье, которое я закажу для сестры, будет небольшой ценой за избавление от головной боли из-за твоих выходок.
Джасин мудро воздержался от ответа, а в следующую секунду министра позвали проследить за каким-то делом, связанным с отъездом герцога. Насвистывая жизнерадостный мотивчик, Рожер выкатился в коридор. Джасин взглянул на него и состроил мину.
– Жаль, что ты с нами не едешь, – бросил Рожер, проходя мимо.
Джасин схватил его за руки и с силой впечатал в стену. Он не был таким великаном, как Гаред, но все же выше и сильнее Рожера.
– Я думал, ты понял, увечный, что на меня не стоит катить бочку, но, похоже, надо напомнить…
Рожер что было мочи топнул по ноге Джасина и вывернулся из хватки простым приемом шарусака. Он шевельнул рукой, нож прыгнул в руку, и острие уперлось в горло герольда.
– Я тебя больше не боюсь, Дятел, – выдохнул Рожер. Он надавил ножом, и выступила капля крови.
Лицо Джасина стало из розового белым как снег.
– Ты не посмеешь…
Рожер нажал сильнее, пресекая его речь.
– Думаешь, я забыл, как ты со мной поступил? Что сделал с Джейкобом? Дай мне повод. Умоляю тебя.
– Что здесь происходит?
Рожер и Джасин дружно повернулись на голос. Рожер быстро отшагнул, прикрывая нож, который мигом исчез в рукаве. Лорд Джансон стоял в коридоре, сверля их взглядом. Вряд ли он заметил нож, но судить с уверенностью было нельзя. Да и Джасин мог обвинить Рожера, показав прокол.
Но Соловей улыбнулся и развел руками.
– Ничего, дядюшка. Старые разногласия.
Глаза Джансона сузились.
– Уладите их в другой раз. Его милость ждет вас, мастер Восьмипалый.
– Конечно, министр, – поклонился Рожер.
– В другой раз, – согласился Джасин, развернулся и потопал обратно во дворец.
– Восьмипалый! – позвал Райнбек, когда Рожер дошел до конюшен.
Было непонятно, пьян ли он с вечера или успел добавить, но еще толком не рассвело, а у него уже смазывалась речь, и мех с вином, который нес паж, наполовину опустел.
– Ты же не собираешься охотиться в таком виде, – заметил Петер, указав на пестрое одеяние Рожера короткой кривой дубинкой. Пастырь сменил официальные одежды на буро-зеленый наряд для верховой езды – из тонкого шелка и замши, с кривой дубинкой, вышитой золотом на шерстяном жилете.
Рожер глянул на свое платье, яркая расцветка которого идеально подходила для выступлений, но куда меньше – для шныряния по лесам. Он беспомощно пожал плечами:
– Простите, милорды, но у меня нет охотничьего костюма.
– Не беда, – сказал принц Микаэль. – У Соловья есть костюм на случай охоты. Джансон! Пошли мальчишку забрать у герольда комплект.
– Конечно, ваша светлость, – поклонился Джансон.
Он зыркнул на Рожера, который был достаточно разумен, чтобы подавить улыбку и уставиться себе под ноги.
Посыльный вернулся с буро-зеленым нарядом Джасина, но, когда Рожер распаковал его, от вещей пахнуло смрадом, как будто Соловей вылил на них ночной горшок.