потере холма, а также письмо Лише.
Но он не мог себя заставить уйти. Он укрылся за покрывалом и перебегал от камня к камню, подступая к побоищу.
Тамос и Самент пробились внутрь кольца и вдруг очутились на тихом пятачке. Даль’шарумы окружили участок.
В центре сидел на лошади красийский командующий, Джайан, узнаваемый по белым тюрбану и покрывалу.
– Ты славно сражаешься, землепашец! – крикнул Джайан, вскидывая копье. – Проверим, долго ли ты выстоишь против настоящего врага?
Аббан поднял дальнозор – еще один дар Дамаджах. Его метчики старательно разобрали прибор, изучив устройство, метки и фрагмент кости демона. Им не понадобилось много времени, чтобы изготовить другие, и дальнозоры получили все его корабельные капитаны, включая Керана.
Прибор позволял видеть в свете Эверама – землепашцы называли это меточным видением. С его помощью он наблюдал вражеские корабли как ясным днем, освещены были все матросы, и метки на корпусах горели, словно начертанные огнем.
Вода была темна, ее дрейфующую магию притягивали корабельные метки, но Аббан различал под поверхностью свечение демонов, привлеченных суетой. Они кружили вихрем, дожидаясь, когда в защите появится брешь, чтобы целиком Затянуть корабли в объятия Най.
Вражеские пращники собирали обильную жатву на берегу и причалах. Жидкий подземный огонь изливался дальше, вглубь территории, так как чины не собирались разрушать доки. Их коробы были набиты камнями величиной с кулак, и те разлетались, поражая укрепления, воинов и машины. Скорпионы усугубляли хаос точечными ударами, снимая стрелков и кай, когда те высовывались из укрытий.
К этому добавился смертоносный шквал стрел, летевших с Кручи Колана.
– Им не продержаться, – сказал Хеват, указывая на галеры, которые подтягивались к огневому валу и были достаточно велики, чтобы увидеть их в свете меток и пламени. – Чины одолеют их, когда высадятся.
– Если высадятся, достопочтенный дама, – уточнил Аббан.
Рядом возникла Асави, взглянула на озеро. Аббан, притворившись, будто настраивает прибор, украдкой рассмотрел и ее. Подозрения подтвердились: многочисленные драгоценные камни пылали магией, особенно меченые монеты на лбу. Несомненно, она видела в темноте не хуже, чем он.
– Оставь войну настоящим мужчинам, хаффит, – посоветовал Хеват. – Я изучал победы Каджи, еще когда твой отец носил бидо. Даль’шарумам не помешать высадке. Им придется восторжествовать на суше.
Аббан не стал спорить зря, навел дальнозор на юг и наконец нашел, что искал. Из потайной бухточки быстро выходил его маленький флот, почти невидимый на темной воде и не замеченный врагом.
Первым шло «Копье Эверама» под командованием наставника Керана, целиком укомплектованное людьми из сотни Аббана, – изящная галера с двадцатью гребцами по каждому борту и квадратными парусами, способными поймать почти любой ветер. Но черные паруса убрали, галера летела стрелой на вражеский флот, обходясь только веслами. Пращников на носу и корме не было – лишь скорпионы особой конструкции и много-много людей.
Следом мчались еще две галеры и два десятка меньших судов, без пращей и скорпионов, – их трюмы были набиты шарумами.
Аббан извлек еще один дальнозор, дешевую, но вполне рабочую копию личного. Он хотел, чтобы старый учитель тоже взглянул.
– Ты, дама, правильно не веришь, что даль’шарумы остановят врага. Теперь посмотри, как с делом справятся мои ха’шарумы.
Хеват недоверчиво навел прибор:
– Это корабли, которые мы захватили. И что? Такая горстка не потопит целый флот.
– Потопит? – Аббан поцокал языком. – Какой с того прок? Если мы хотим выиграть эту войну, дама, вражеский флот должен стать нашим.
В следующий миг корабль Керана приблизился на расстояние выстрела к большой лактонской галере – первоклассному судну с огромными остроконечными парусами и широкой палубой, с обоих бортов уставленной орудиями.
Красийцы дали залп, и в корпусе вражеского корабля прочно засели здоровенные шипастые жала. К тяжелым коленчатым рычагам крепились буксировочные канаты, и дюжие чины-рабы налегли на рукояти, сближая галеры.
Прежде чем лактонцы сообразили, что происходит, расторопные ха’шарумы-дозорные уже побежали по натянутым канатам, как най’шарумы, взбирающиеся на стены Лабиринта. У них не было щитов, но все несли за плечами по полдюжины метательных копий, и к тому времени, как сбросили доски для остальных воинов, угрозу с палубы в основном устранили.
Воины Аббана очистили палубу за считаные секунды. Он увидел среди них Керана, выделяющегося искусственной ногой. Тот убивал с деловитостью, которая устрашила бы Аббана, если бы не аура наставника. Аббан не умел читать в сердцах, как Ахман и Дамаджах, но наблюдал сияние торжества.
«Видишь, наставник? – подумал он. – Я вернул тебе все, что ты потерял».
Когда палуба очистилась и корабль окончательно перешел в руки сотни, на борт пустили мехндингов, которые бросились к орудиям чинов. Остальной экипаж оставили на месте, и Керан, едва обрубили канаты, перескочил обратно на «Копье Эверама».
Бесшумно подгребшие команды шарумов атаковали лактонские корабли по всему озеру. У землепашцев было преимущество в дальнем бою, но в рукопашном никто не мог состязаться с шарумами Красии. Джайан выделил Керану людей, и наставник нещадно гонял их по шатким палубам, пока не научились держать равновесие.
Керан взял четыре корабля лично, а остальной его флот – еще шестнадцать, прежде чем всполошенные крики достигли ушей других лактонцев.
Только тогда мехндинги открыли палубный огонь, целясь по вражеским кораблям, которые вошли в доки и застыли у берега. По ходу высадки лактонских войск мехндинги обрушили на землепашцев их же жидкий огонь. Чины, объятые пламенем, вопили, а пираты Аббана переключились на следующие корабли, ожидавшие разгрузки. Взметнулись цепи, разорвавшие паруса и расщепившие весла, так что галеры лишились возможности отплыть.
Лактонцы, пока еще численно превосходившие пиратов, перенесли огонь на нового врага, но мехндингские лучники пустили горящие стрелы, которые подожгли паруса и поразили палубные расчеты чинов, спешившие перенацелиться.
Явился «Плач шарума» – подвижный корабль, огибая другие, принялся наводить свои орудия. Превосходство, достигнутое внезапностью, вскоре было утрачено, и цифры стали говорить за себя. Но шарумы, в отличие от землепашцев, были готовы к смерти. Когда их корабли пришли в негодность, они с яростным рвением таранили врагов и перепрыгивали на чужие палубы, чтобы схватиться врукопашную.
Однако казалось, что бой на озере все-таки будет проигран и лактонцы вернутся в свою цитадель. В запасе у Керана остался последний трюк, но наставник долго и настойчиво против него возражал, и даже Аббан согласился, что этот отчаянный ход скорее навредит, чем принесет пользу.
Джайан опустил покрывало:
– Я Джайан асу Ахман ам’Джардир ам’Каджи, перворожденный сын Шар’Дама Ка и Дамаджах, шарум ка всей Красии. – Он чуть поклонился с седла. – Могу я увидеть твое лицо и узнать твое имя, чин, прежде чем отправлю тебя на суд Эверама?
– Не… – начал Самент, но Тамос, проигнорировав его, воткнул копье в землю так, чтобы осталось под рукой, и расстегнул шлем.
Когда он снял его, глаза Джайана округлились.
– Ты! Князек, явившийся с Пар’чином на…
Тамос кивнул:
– Я принц Тамос, четвертый сын герцога Райнбека Второго, лорд-командир «деревянных солдат», третий в очереди на Трон плюща и граф графства Лощина.
Джайан оскалился:
– Тот, кто дерзнул прикоснуться к суженой Избавителя.
Из строя шарумов донесся озлобленный ропот.
– Лиша Свиток выбрала меня еще до того, как Ахман Джардир разбился насмерть. – Тамос навел на Джайана копье. – И ты разделишь его участь. Я вызываю тебя на домин шарум.
Джайан расхохотался, и воины мигом позже присоединились к нему.
– Домин шарум – почетный поединок перед лицом Эверама, чин. – Он тоже нацелил в Тамоса копье. – Ты напал на людей в ночь Ущерба. У тебя нет чести.
– У нас твой брат и его командиры, – ответил Тамос. – Тронь нас – и больше их не увидишь.
– Ича? – спросил Джайан.
Тамос кивнул:
– А также трое кай, полдюжины наставников и более пятидесяти шарумов. Даруй мне поединок чести, и их освободят.
Джайан повернулся к даль’шарумам:
– Теперь вы видите воочию, что даже воины-чины торгуются за свою жизнь, словно купцы-хаффиты!
Красийцы заулюлюкали, многие плюнули в сторону Тамоса.
Джайан вновь обратился к нему:
– Оставь себе моего брата с его людьми! Если они оказались настолько слабы и глупы, что угодили в плен к чинам, то лучшего не заслуживают. Скоро мы за ними придем. – Он поднял покрывало. – Но если ты желаешь, чтобы я убил тебя лично за то, что ты наставил рога Шар’Дама Ка, это я тебе обеспечу.
Тамос стремительно надел шлем, подхватил свое длинное копье и пришпорил лошадь, гарцуя перед Джайаном, пока тот готовился.
Оба не стали тянуть и с равным напором устремились в атаку с копьями наперевес.
За миг до сшибки Джайан вскинул копье, метя Тамосу в грудь. Граф неожиданно и мастерски раскрутил свое, обратным хватом держа его ближе к голове.
Джайан со всей мочи поразил графа в грудь, но метки на доспехах Тамоса вспыхнули, и древко переломилось. А Тамос, подлетевший вплотную, вложил всю силу и скорость в серию быстрых выпадов, испытывая оборону Джайана и выискивая брешь.
Шарум ка попытался отъехать и перестроиться, но граф был лучшим наездником; его кобыла теснила жеребца Джайана, как пастушья овчарка, тогда как граф наносил удары.
Джайан с неистовым проворством прикрылся щитом, который вкупе со стеклянными доспехами обеспечил ему неплохую защиту. Но он оборонялся и потерял копье. Казалось, что скоро граф отыщет зазор и нанесет смертельный удар.
Джайан оттолкнул Тамоса щитом ровно настолько, чтобы атаковать лошадь. У той был защищен загривок, но горло – нет, и Джайан вонзил в него обломок копья.