Сестра по копью невозмутимо стояла на коленях, но пальцы одной руки сложила в вопросе: «Почему ты не пользуешься преимуществами?»
«И в самом деле – почему?» – подумала Ашия. Так, разумеется, велела Дамаджах, но какой она подаст пример Шанвах и будущим шарум’тинг, если позволит Джайану одержать верх?
– Ты не можешь кружить вечно, – окликнул ее кузен. – Я уже отдал тебе слишком много энергии. Давай покажи, сколько у тебя силы, когда не крадешь мою.
Ашия напала так быстро, что Джайан оказался не готов. Она развела его руки «капюшоном кобры», после чего нагнулась, обхватила за талию и ударила в лицо правой ногой, которую выбросила через себя со спины. Он отшатнулся, она же крутанулась, подцепила его ногой под колено и повалила.
Джайан был не новичок в партере. Он извивался и смещал вес, почти не открываясь для ударов и рычажного действия. Но Ашия теперь оказалась впритык к нему, и шарусак дама’тинг, преподанный Энкидо, был в этом случае убийствен. Сломав его линии силы точными ударами, она произвела захват – пережала предплечьем трахею и питающие мозг артерии.
Джайан дрогнул, на лице его выступил пот, и в глазах она увидела страх. И наконец, уважение. Она представила, как сломает его, но в голове опять прозвучали слова Дамаджах: «Покажи ему свою доблесть. Заслужи уважение. А потом проиграй».
Джайан слабо дернулся в удушающем зажиме, и Ашия чуть ослабила хватку, как будто его действие изменило расклад сил.
Джайан вдохнул, рванулся и что было мочи врезал ей по лицу. Не будучи готова к такому бешенству, Ашия опрокинулась, и он стал наносить удар за ударом в лицо и корпус – стремясь вызвать серьезное увечье.
Перекатил ее на живот, подмял под себя, вцепился сзади в ворот и потянул его в стороны, лишая мозг притока воздуха и крови, – примерно так же, как поступила с ним Ашия.
Намеревался ли он ее убить? Она не знала. Если она зашла чересчур далеко и сверх меры унизила Джайана, он колебаться не будет. Он – первенец Избавителя и за ее убийство получит разве что нагоняй от отца и одобрение со стороны остальных.
Даже сейчас она могла изменить все. Даже сейчас, когда уже темнело в глазах, она могла ударить в его локтевую точку и сделать вдох, едва он ослабит зажим.
«Поддайся ему».
Ашии ничего не хотелось так остро, как показать Джайану и его шарумам, что она лучше, но ее обучали не этому.
«Поединок – обман, – учил Энкидо. – Мудрый воин выжидает».
Когда перед глазами сузился черный туннель со светом в конце, готовым померкнуть, она дрожащей рукой потянулась к плечу Джайана. Но вместо того чтобы ударить в болевую точку, дважды и слабо хлопнула.
Знак покорности.
Джайан хрюкнул, ослабляя хватку. Ашия сделала вдох, который был слаще всех, кроме того первого, многие-многие годы назад подаренного ей Энкидо.
Но Джайан, который вроде бы принял капитуляцию, не откатился и остался лежать на ней, приникнув ртом к уху.
– Ты хорошо дерешься, кузина, но ты все равно лишь женщина.
Скрипнув зубами, Ашия промолчала.
– Как давно? – шепнул Джайан, поерзав на ней. – Когда мой брат-пуш’тинг в последний раз обращался с тобой как с женой? Думаю, только однажды. – Он вжался бедрами в ее зад, и Ашия ощутила эрекцию. – Когда созреешь для настоящего мужчины – приходи ко мне.
– Джайан не должен захватить трон, – сказала Ашия. – Для этого ему придется убить моего отца, и править мудро он не сумеет.
– Помоги мне ему помешать, – кивнул Асом.
– Как? Если ему суждено в эту ночь победить, то мы и при желании ничего не изменим. И я не помогу тебе захватить трон в его отсутствие. Шар’Дама Ка вернется. Так сказала Дамаджах.
– Кости говорят, что он может вернуться, девочка, – уточнила Мелан. – Это не наверняка.
– Я верю в это, – сказала Ашия.
– Я тоже, – согласился Асом. – Я не прошу помочь мне захватить трон, дживах. Только завоевать славу, принизить этим его шансы и дать андраху удержать власть до возвращения Шар’Дама Ка.
– Как? – повторила Ашия.
– Нынче Ущерб, – сказал Асом. – Сегодня я выйду с моими новыми братьями дама и сражусь с алагай.
– Это запрещено.
– Это нужно сделать. Ты слышала дама’тинг. Закрыть Джайану путь к трону не могут ни Дамаджах, ни андрах. Это под силу только мне и только сегодня. Завтра будет поздно. Я сделаю это, ибо должен, – добавил Асом. – Ради блага всей Красии. Всего мира. Но я боюсь. – Он протянул ей руку. – Не сомневаюсь, что ты испытывала во многом то же в первую ночь, когда Дамаджах призвала тебя попрать закон Эведжана и назваться по праву рождения шарумом. Если ты хоть когда-нибудь была мне женой, то молю тебя – останься сейчас со мной.
Поколебавшись, Ашия приняла его руку:
– Я буду с тобой, мой муж. С гордостью.
Из тени Ашия увидела, как в покои вошла Дамаджах. Ашия оставалась чуткой к малейшей угрозе для госпожи, но мысли все равно разбегались. Ее долг – служить Дамаджах во всем, но Асом приходился ей мужем и был сыном Избавителя.
Кому она вернее? Конечно Эвераму, но как она, едва достойная Его взгляда, могла судить о Его плане? Разве это не задача Дамаджах? Ашия должна уведомить Инэверу о замысле Асома – сейчас, – и пусть уже та познает Эверамову волю.
Но она колебалась. Быть может, ей был и неведом Его план, но в душе глас Эверама звучал внятно. Близился Шарак Ка, и для тех, кто не отправится воевать, оставалось мало возможностей. В Асоме жил дух воина, и он прошел подготовку как воин, но ему, как и ей, запретили использовать свои умения, а силы Най умножались.
Избавитель даровал право драться хаффитам, даже женщинам. Почему не духовенству? Почему трусость стариков должна диктовать молодым, пока алагай разрывают на части Дар Эверама?
Когда Асом убьет алагай, пути назад не будет. Он – дама, сын Шар’Дама Ка и Дамаджах, и его слава станет безгранична. Их не удержит даже Дамаджах.
Но его планы могли рухнуть – тогда воины Эверама погибнут, а Трон черепов займет недостойный юнец.
Инэвера остановилась и посмотрела на Ашию, словно шарум’тинг и не скрывалась в тени. Ашия застыла. Она знала, что от госпожи не спрячешься, но всякий раз нервничала, когда Дамаджах выискивала ее в укрытии.
– Тебе нехорошо, дитя мое?
– Пустяки, Дамаджах, – ответила Ашия, быстро обретая центр и отгоняя сомнения и страхи.
Но Инэвера прищурилась и вылущила ее центр, как луковицу из шелухи.
– Тебя тревожит предстоящая ночь.
Ашия сглотнула комок и кивнула.
– Это Ущерб, госпожа.
– Алагай Ка не показывается, искушая нас ослабить бдительность, – согласилась Дамаджах. – Вы с сестрами должны быть вдвойне настороже и сообщать мне сразу, как только заметите что-нибудь необычное.
– Обязательно, Дамаджах, – сказала Ашия. – Клянусь любовью к Эвераму и упованием на Небеса.
Инэвера продолжала ее изучать, и Ашии осталось лишь удерживать центр. Наконец Дамаджах кивнула:
– Возвращайся к себе и проведи оставшееся время с сыном.
– Так и сделаю, госпожа, – поклонилась Ашия. – Благодарю, госпожа.
Прижав к себе маленького Каджи, Ашия смотрела, как Асом и Асукаджи собираются в ночь.
Ее собственные приготовления закончились быстро – результат многолетней тренировки. Оружие и доспехи были смазаны и аккуратно разложены. Возлежа в личных покоях, облаченная в обычное шелковое платье, она могла в считаные секунды привести себя в боевую готовность.
Однако ее брат и муж расхаживали и прихорашивались, словно куртизанки. Их руки туго обтягивал белый шелк, и на виду оставались только концевые костяшки. Асом, как Ашия и ее сестры, нарисовал на ногтях указательных пальцев рук и ног Асукаджи боевые метки, покрыв их для надежности лаком.
Асукаджи сжал кулаки и мастерски выполнил серию приемов шарукина, сгибанием пальцев активируя различные комбинации меток.
– Попробуй с серебром, – сказал Асом, и Асукаджи, кивнув, подошел к стоявшей на туалетном столике лакированной деревянной шкатулке.
Внутри лежали два начищенных серебряных напальчника с метками. Они защищали верхние костяшки, и кулаки брата Ашии могли разить алагай, как молнии.
Асукаджи повторил шарукин, расслаивая движения, дабы извлечь максимум пользы из нового оружия.
– Теперь с посохом, – сказал Асом, вынув посох-кнут из гнезда и перебросив Асукаджи.
Это было славное оружие – шесть футов гибкого северного златодрева, изрезанного силовыми метками и с мечеными серебряными набалдашниками с обоих концов. Асукаджи поймал посох и раскрутил, встроив прием в шарукин. Очертания посоха расплылись. Брат двигался быстрее, чем удавалось уследить. И в руках мастера эластичное дерево, прогибаясь, наносило удары, которые выходили за границы защиты противника, тогда как твердое оружие отскакивало от них, не причиняя вреда.
Ашия взглянула на Асома, вооруженного лишь хвостом алагай – плеткой, которую носили все дама. Шипастые наконечники, несомненно, были помечены, но это казалось малостью по сравнению с уймой оружия, которую собирался вынести в ночь брат.
– Муж мой, а как же ты? – спросила Ашия. – Ты лишь покрасил ногти. С каким оружием из арсенала дама ты выступишь на алагай’шарак?
Асом снял плетку с пояса и повесил на стенной крюк:
– Ни с каким. Сегодня я буду биться, как воевала ты, когда шарум’тинг открылись.
Ашия не выдала удивления.
– Ты будешь драться копьем и щитом, как твой достопочтенный отец?
Асом покачал головой:
– Дама запрещены копья, а щит замедлит меня, когда придется действовать быстро.
Ашия уставилась на него, и постепенно забрезжило понимание.
– Муж мой, ты же не хочешь сказать, что обойдешься одним шарусаком.
– Отец обошелся, еще будучи кай, – возразил Асом.
Ашия знала это предание. Одна из первых легенд о возвышении Шар’Дама Ка.
– К тому времени твой достопочтенный отец годами ходил в Лабиринт, и, по его же словам, это был акт отчаяния. Выходить безоружным в Ущерб – это…
– Безумие, – согласился Асукаджи, но опустил глаза под острым взглядом Асома.