Но глубже всех ее ранила Ашия. Борьба сыновей за власть была ожидаемой. Верность сестер по копью – абсолютной. Мича и Джарвах ничего не знали – это прочиталось в аурах, когда шарум’тинг прибыли к Инэвере, – но Ашия стояла перед ней, зная о мужниных планах, и поставила честь Асома выше своего долга перед госпожой.
Однако с этим можно разобраться позднее. Асом набрал в грудь воздуха, решив заговорить, и Инэвера отвлеклась от дум. Если в ауре остальных сияли гнев и напряжение, то аура Асома была спокойна и ровна, исполненная убеждения в правильности избранного пути и заступничестве Эверама.
– Святой андрах, – произнес Асом, низко склонившись перед Ашаном. – Шарумы, сопровождавшие тебя и моего отца на встречу с племенем Лощина, говорили, что ты и сам сражался с ними на алагай’шарак. Разве не так?
Зал наполнился гулом, дама заахали и зашептались.
Зрачки Ашана сузились.
– Шар’Дама Ка приказал мне сопроводить его в бой, и я подчинился, обезопасив себя тем, что ловил и швырял алагай под копья шарумов. Я не брал в руки меченого оружия и не убивал.
– И все же твоя честь не имела границ, – заметил Асом. – Я тоже не взял оружия. Я убил первого алагай лишь при помощи шарусака, без всякой магии. И только когда Най направила против нас своих кай, я сразился, как мой отец, обратив против них их собственную силу.
Снова гомон.
– И все-таки именно это твой отец запретил, – напомнил Ашан. – Здесь, на открытом собрании, он запретил тебе воевать в Ущерб.
– Отец издал тот указ, дабы покарать меня за высокомерие, – ответил Асом, приковав к себе удивленные взгляды.
Все сыновья Ахмана действительно отличались надменностью, хотя Инэвера не помнила, чтобы это признал хоть один.
– Моя жена вышла в ночь убивать алагай по приказу Дамаджах. – Он поднял взгляд и встретился глазами с Инэверой. – Не предупредив меня заранее. Какой муж не возмутится при таком зрелище? Какой мужчина не почувствует себя уязвленным? Я высказался в гневе, пытаясь отказать ей в праве держать копье.
Асом обернулся и окинул взором двор.
– Но я был не прав! Не прав, отказывая в чести каждому, кто хочет вооружиться против Най и встать бок о бок с другими на Шарак Ка. Ибо Шарак Ка близко, и не делайте ошибок, братья и сестры! Моей матери открылось, что Избавитель воюет на краю бездны Най, и, когда Он вернется, за Ним будут гнаться все Ее силы! Войска Избавителя должны быть готовы встретить этот день и укрепить тыл, когда мой отец обратится лицом к свирепой орде и раз и навсегда очистит Ала от грязи!
Он вновь повернулся к Ашану:
– Зачем дама всю жизнь осваивают шарусак? Чтобы навязать нашу волю шарумам и хаффитам? Это не путь Эверама. Не путь Шар’Дама Ка. Мой отец на каждом шагу пополнял свои войска из запретных источников. Хаффитами. Чинами. Женщинами. Появление шар’дама было неизбежно, святой андрах. Отец не оказал мне чести и не преподал этот урок, но я выучил его сам. Я вырос. И теперь, когда отец подвергается испытанию вдали отсюда, долг дама – возглавить на время его отсутствия народ.
Его взгляд опять скользнул по толпе.
– И потому я призываю всех дама принять второй ночью Ущерба бой, запятнать белые одежды ихором и довести до сведения полководцев Най, что красийцы крепки в ночи. И мы устоим не только в присутствии Избавителя, но и когда он остро нуждается в том, чтобы мы продержались сами. Во всех отрядах шарумов есть советники-дама. Ступайте с ними в ночь и убедитесь воочию, какие жертвы они приносят. Отправьтесь на алагай’шарак и станьте теми, кем были призваны стать с той минуты, как оказались во чреве Шарик Хора и занялись шарукином!
Ответом ему был рев, некоторые дама и дамаджи заголосили протестующе, но много больше – в поддержку, с жаждой предложенной Асомом славы.
– Ты должен его поддержать, – шепнула Инэвера в серьгу Ашана.
Она говорила это и раньше, но теперь выбора вообще не осталось. Когда Ахман вернул боевые метки и призвал сразиться с Най по-настоящему, андрах и дамаджи воспротивились, боясь лишиться власти. Шарумы массово дезертировали, откликаясь на зов Ахмана и стекаясь в Лабиринт. Если упорствовать, то аналогичный поступок Асома – только вопрос времени.
Ашан разгневался, но не был глуп и тоже понял, что сопротивление бесполезно.
– В твоих словах есть мудрость, сын мой. Кровь моего брата Ахмана, Шар’Дама Ка, горяча в твоих жилах – во всем твоем существе. Ты чтишь Эверама своими словами. – Он поднялся с Трона черепов. – А потому сегодня ночью я тоже буду сражаться и запятнаю мои одежды.
– Как и я. – Вперед шагнул древний однорукий Альэверак. – Слишком долго дама прятались, как женщины, в подземелье, пока шарумы проливали кровь.
К нему присоединились другие: кто-то с жаром, кто-то – судя по аурам – из страха прослыть трусом. Шквал налетел, и воспротивиться не мог никто.
– Шар’дама! И первый – мой брат! Это скандируют на улицах, а я сижу здесь, мерзну и ничего не делаю!
Джайан бросил письмо в камин, туда же отправилась бутылка с кузи. Огненный шар мгновенно пожрал бумагу, и все отступили на шаг. К счастью, пламя не разошлось.
«Принеси шарум ка новую чашку, но бутылку оставь на подносе», – приказал Аббан на пальцах Глухому.
Немой ха’шарум повиновался, упорно глядя в пол. Даже ссутуленный, он был выше всех присутствующих, но безмолвное раболепие Глухого действовало не хуже плаща-невидимки.
– Шарум ка, ты не найдешь пути к славе на дне чашки кузи, – подал голос Хеват.
Джайан демонстративно отшвырнул чашку и вытер белым покрывалом рот. Хевата это покоробило, но он ничего не сказал. Джайан накинулся на него:
– Тогда где мне его искать, дама? Не тебя ли послали сюда давать мне советы? Долго ли твой сын просидит на Троне черепов, если власть моего брата продолжит расти?
– Начать с того, что мой сын никогда и не занял бы трон, – ответил Хеват. – Это была затея Дамаджах.
– А что бы сделал ты? – спросил Джайан.
– Закон недвусмысленно гласит, что трон должен был перейти к тебе. Ты старший сын. Твой святой отец поручил тебе командовать алагай’шарак, и именно ты находишься в чужом краю, где ведешь Шарак Сан во славу Эверама. Твой же брат всего-навсего убил горстку алагай.
– И организовал движение, которое разорвет духовенство, – примерно так же, как поступил твой отец, – добавил Аббан.
Хеват испепелил его взглядом.
– Твоего мнения не спрашивали, хаффит.
Аббан поклонился, когда Джайан посмотрел в его сторону.
– Достопочтенный дама, мы все тут советники, как говорит шарум ка.
– Это ты снабжаешь шарум ка кузи, – сказал Хеват. – Куда же тебе указывать путь к славе?
– И в самом деле? – подхватил Джайан, но без обычной насмешки. – Я выслушаю совет хаффита.
– Шарум ка уже знает, как поступит, – улыбнулся Аббан.
Джайан скрестил руки, но на лице его играла ухмылка.
– Просвети нас.
Аббан опять поклонился:
– Шарум ка мог бы вернуться на зиму в столицу. Озерный город почти что взят, а холод сохранит осаду лучше, чем воины. Восстание чинов в Даре Эверама подавлено. Зачем оставаться во главе войск, когда до оттепели заняться особо нечем?
– Каким же путем мне пойти? – спросил Джайан. – Если озеро замерзло, а на севере нас численно превосходит племя Лощина?
– На восток, чтобы лично убедиться в разрушениях, которым твои воины подвергли языческий монастырь, устроивший на нас нападение, – ответил Аббан. – Твои осадные машины занесет снегом, если оставить их так близко к озеру, но дорога на Старохолмье, на север, еще чиста.
– Ты же не предлагаешь шарум ка атаковать Энджирс, – сказал Хеват, но Джайан уже во весь рот улыбался. – Нам не хватит людей, чтобы удержать такой трофей.
– Удержать? – удивился Аббан. – Что удерживать? Разорить. Стены у северян – ничто. Пни по воротам – и можешь наводнить торговый район десятью тысячами воинов. Опустошить склады, забрать вообще все ценное и вернуться в Водоем Эверама, пока зима не вошла в полную силу.
Джайан был разочарован.
– Ты предлагаешь мне отвести тысячи даль’шарумов на север для обычного грабежа?
– Сожги, если хочешь, дворец, – пожал плечами Аббан. – Возьми заложников, выстави на стене голову герцога. Сделай что угодно, главное – быстро, а потом уходи, пока не подоспели их соседи. После этого у тебя будет крупнейшая, самая закаленная армия на свете – подвижная, хорошо оснащенная, а богатством ты превзойдешь даже отца. Какая тогда будет разница, кто сидит на Троне черепов? Сам Каджи провел на нем меньше лет, чем в седле.
Джайан посмотрел на Хевата, который слегка успокоился.
– Это смелый план, шарум ка. Если дозорные племени Лощина заметят твои передвижения…
– Не заметят, – оборвал его Джайан. – Мои дозорные сами шпионят за ними. Тамошние патрули пока не доходят до дальней границы большого леса.
Хеват посмотрел на Асави.
– Может быть, нужно посовещаться с…
– Я уже сделала расклад по запросу шарум ка, – сказала дама’тинг. – Сын Избавителя еще до конца первого дня снесет ворота и введет в город тысячи шарумов.
Джайан подошел к стене, где висел гобелен с картой Тесы, и указал копьем:
– Сколько воинов останется в Водоеме Эверама?
Он не смотрел на Аббана, но хаффит не замедлил с ответом, благо мало кто умел так быстро считать.
– На болотах останется тридцать пять тысяч шарумов. Сто двадцать кай’шарумов, шесть тысяч четыреста шесть даль’, девять тысяч двести тридцать четыре ха’ и девятнадцать тысяч восемьсот семьдесят шесть чи’.
– Я заберу на восток двадцать тысяч шарумов. – Джайан повернулся к Хевату. – Дама, ты поедешь со мной в монастырь и останешься там с тысячей человек в подкрепление, чтобы подальше от жадных глаз принять трофеи из Энджирса.
– Да, шарум ка, – поклонился Хеват.
– Капитан Керан примет командование осадой Лактона под началом моего брата Шару, который будет руководить сухопутными силами.
Керан и Шару поклонились:
– Да будет воля твоя, шарум ка.