Встряхнувшись и отложив эти мысли на потом, она открыла глаза и помогла подняться Лорейн. Уонда уже оперлась на колено и вскинула руку, отказываясь от помощи.
– Обо мне не беспокойтесь, госпожа. – Она сделала очередной солидный вдох. – Через минуту все будет отлично.
Магия струилась в ней, естественным образом притягиваясь к ранам, и Лиша поняла, что Уонда не врет. Не стоило унижать ее гордость. Она повернулась к трупу дама Горджи.
Даже теперь Лиша ничего не почувствовала. Она сожгла двух его подручных, а самому дама сломала хребет. Не демонам – людям. И все же она не ощущала вины, которую могла бы испытать, покопайся в себе сильнее. Эти личности были бы только рады убить всех присутствующих с той же легкостью, с какой Лиша выдергивала из почвы травы.
Один кулак дама остался крепко сжатым, и она, разогнув пальцы, нашла рассыпавшуюся демонову кость. Ее энергия израсходовалась. Лиша чуть дунула, и остатки хора слетели, как пыль.
Джансон наконец встряхнулся и кое-как поднялся к трону. Он глянул на тело Райнбека, его передернуло, и министр сунул руку в месиво, чтобы забрать лакированный деревянный венец.
– Герцог мертв! – выкрикнул первый министр. Он спустился на ступеньку и помог пастырю Петеру встать на ноги. – Да здравствует герцог Петер!
Тот взглянул на него со страхом и недоумением в ауре:
– Что?..
От царственных братьев осталось слишком мало для надлежащего погребения, а трех похоронных церемоний было слишком много даже для Трона плюща. Через неделю после злодейства, когда город еще оставался закрыт, Тамосу, Райнбеку и Микаэлю воздали последние почести в великом Энджирсском соборе.
Службой руководил лично Петер, который не увидел никакого противоречия в том, чтобы оставить за собой должность пастыря рачителей Создателя, надев деревянную корону. Едва прошло первое потрясение, он поручил мастеровым создать новые наряд и церемониальные доспехи, отражающие его двойственный статус.
После службы Лиша с прямой спиной и каменным лицом стояла в цепочке встречающих. Наедине с собой она оплакала Тамоса, но не была готова с кем-то делиться скорбью. Она принимала соболезнования энджирсских высоких особ, чьих имен не знала и знать не хотела, болезненно улыбаясь и отвечая короткими, механическими рукопожатиями, после чего переводила взгляд на следующих.
И все же очередь казалась бесконечной. Лиша исполнила долг и вытерпела до конца, но в душе была опустошена.
Вернувшись к себе, она упала на постель, но мигом позже ее подняла Уонда:
– Простите, что тревожу, госпожа Лиша, но матушка желает вас видеть.
Лиша устало сошла на пол, проверила прическу, распрямила плечи и снова покинула покои, ничем не выдав своих чувств стражникам и слугам. Они тоже скорбели и должны были видеть ее сильной.
Когда Лиша вошла в приемную, перед матерью-герцогиней сидела Лорейн. Милнская принцесса кивнула Лише, но больше сказала взглядом. Теперь меж ними что-то пролегло. Наверно, не дружба, но доверие. И обоюдный долг.
Вновь повернувшись к Арейн, принцесса возобновила беседу, как будто Лиши и не было:
– Согласится ли его милость?
– Корона вскружила юноше уже распухшую от важности голову, но сын мой хочет эту голову сохранить. Петер, может быть, и предпочитает мальчиков, переодетых девочками, но если это побудит твоего отца прислать нам несколько тысяч Горных Копий…
Лорейн кивнула:
– Прикосновения Петера волнуют меня не больше, чем его – мои, но, если он отплатит этим пустынным крысам за то, что они сделали с моим мужем, мне нет ни малейшего дела до педрил, которых он будет подкладывать в свою постель.
– Ты никогда не займешь трон, – буркнула Арейн. – Даже как регентша, если твой сын не успеет вырасти до смерти Петера.
– Трон, может быть, нужен отцу, но не мне, – сказала Лорейн. – Хотя я не позволю не допускать меня к мальчику. И детей моих привезут сюда, они будут жить во дворце в полном согласии с их королевским статусом.
– Разумеется, – согласилась герцогиня. – Но их титул будет почетным, без выделения энджирсских земель и должностей помимо тех, что заслужат.
– Я велю матери соответственно изменить контракт, – сказала Лорейн. – Утром он будет готов к подписанию.
– Чем раньше, тем лучше, – кивнула Арейн.
Лорейн встала и, уходя, сжала плечо Лиши.
– Ты пришла в себя, дорогая? – спросила Арейн, жестом предложив Лише сесть.
Травница опустилась на сиденье:
– Более или менее, ваша милость.
– Называй меня Арейн, когда мы одни. Ты заслужила это, и даже большее. В тот день я могла потерять не троих, а четверых сыновей. Петер подпишет утром еще и это.
Мать-герцогиня вручила Лише королевский указ: она объявлялась графиней графства Лощина и членом королевской семьи, хотя они с Тамосом не состояли в браке.
– Здравый смысл, – пояснила Арейн, когда Лиша оторвала взгляд от пергамента. – Так или иначе, ты месяцами успешно справлялась с этой ролью, и никого другого твой народ, пожалуй, не примет. Гаред – хороший мальчик, но барон из него лучше, чем граф, особенно с его скандальной невестой.
– Думаю, он воспримет это с облегчением, – отозвалась Лиша.
– Возвращайся немедленно. И забери с собой Мелни.
– Не поняла?
– О Мелни пока забыли, и я хочу, чтобы так оставалось и впредь, – сказала Арейн. – Милн и Энджирс должны заключить союз, причем сейчас же. Никто не знает, что девочка вынашивает дитя Райнбека, и если это всплывет, ребенок вызовет ненужные осложнения. Те, что улаживаются копьями.
– Лорейн никогда не убьет дитя во чреве матери, – возразила Лиша.
– Никогда не говори «никогда». Но я скорее имела в виду ее отца или Истерли с Уордгудом, которые увидят в этом повод выступить против Милна. Я не удивлюсь, если выяснится, что кто-то из них похитил и несчастную Сиквах.
– Это возвращает нас к Рожеру, – сказала Лиша. – Он поедет со мной, и с него снимут все обвинения.
Арейн вскинула брови от ее тона, но кивнула:
– Договорились.
Лиша поднялась, вернулась к себе и начала собираться. Через два дня они были готовы к отъезду, но у стен встала красийская армия, и город охватила паника.
Глава 30Охрана принцессы
334 П. В., зима
Рожер выглянул в крошечное оконце кельи. Из башни открывался отличный вид на красийские войска, стянувшиеся к Южным воротам.
После недель заточения в проклятой келье сегодня его собирались выпустить. Вместо этого город встал на уши, а про него забыли.
– Так и знал – чересчур хорошо для правды, – пробормотал он. – Я сдохну в этой клетке.
– Вздор, – возразила Сиквах из темноты сверху. – Я защищу тебя, муж. Если проломят стены и дойдут до собора, мы уже будем далеко.
Рожер не взглянул на нее. Теперь он и не пытался найти ее взглядом. Сиквах показывалась, когда хотела, и только. С растущим ужасом он смотрел, как воины подходят колоннами, выкатывая на позиции огромные колесные пращи.
– Ты знала, что это случится? – спросил Рожер.
– Нет, муж мой, – ответила Сиквах. – Клянусь Эверамом и упованием на Небеса – не знала. До нашей свадьбы меня посвящали во многие тайны дворца Избавителя, но я никогда не слышала о планах в ближайшем будущем распространить наше влияние за границы Дара Эверама. Дар Эверама – изобильный край, его многочисленное население предстояло подчинить воле Эверама. Благоразумно было провести там не меньше пяти лет.
– А потом возобновить захваты. – Рожер сплюнул в башенное окно.
– Это не новость, муж, – заметила Сиквах. – Мой благословенный дядя никогда не скрывал от тебя своей стези. Чтобы выиграть Шарак Ка, нужно объединить народы через Шарак Сан.
– Демоново дерьмо! – выругался Рожер. – Почему? Потому что так сказано в каких-то книгах?
– Эведжах… – начала Сиквах.
– Это сучья книга! – прикрикнул Рожер. – Не знаю, существует Создатель или нет, но я уверен, что Он не спускался с Небес и не писал никаких книг. Книги написаны людьми, а люди слабы, глупы и продажны.
Сиквах ответила не сразу. Рожер подвергал сомнению все, во что она верила, и он чувствовал ее напряжение, желание спорить, входящее в разлад со священным обетом быть покорной женой.
– В любом случае наверняка это затея Джайана, – сказала Сиквах после паузы. – По крови мой кузен – главный претендент на Трон черепов, но имя его не облечено подлинной славой. Без сомнения, он жаждет отличиться перед нашим народом, чтобы его приняли взамен моего благословенного дяди.
– Несколько месяцев назад твой благословенный дядя упал со скалы, и больше о нем ничего не слышно, – ответил Рожер. – Ты все еще думаешь, что он вернется?
– Там, где они приземлились, не нашли ни тела, ни признаков того, что он жив. Я не верю, что Избавитель мертв. Он вернется в минуту наибольшей нужды. Но что натворят до тех пор его сыновья и дамаджи? Будут ли наши войска сильнее, когда начнется Шарак Ка, или мои глупые кузены растянут их так, что они падут?
Она бесшумно опустилась рядом с ним и выглянула в окно, стараясь оставаться незаметной снаружи даже на такой высоте.
– Кровь Эверама! Там почти пятнадцать тысяч шарумов.
– В Форте помещается до шестидесяти тысяч, плюс-минус, – сообщил Рожер. – Но я сомневаюсь, что после ухода Тамоса на юг там наберется хоть две тысячи «деревянных солдат».
– Как ты думаешь, о нем говорят правду? – спросила Сиквах. – Что он атаковал войска моего кузена в Ущерб? Ночью?
Рожер пожал плечами:
– Мой народ относится к ночи и Ущербу иначе, чем твой, Сиквах. Джасин дважды покушался на меня ночью. Как и герцог с его братьями, когда взялись за Тамоса на охоте.
– Да, но это не мужчины, – возразила дживах сен. – Соловей, Райнбек – бездушные хаффиты. Я видела графа Тамоса в бою. Он, может быть, и глупец, но с сердцем шарума, и алагай дрожали перед ним. Я не могу представить, что он поступил так бесчестно.
Рожер снова пожал плечами:
– Меня там не было. Тебя – тоже. Но важно ли это теперь, когда его голову прислали в жбане матери?