Герцогини переглянулись, и выражения их лиц были красноречивы. Арейн кивнула Лише:
– Забирай Рожера и новых подмастерьев, ступай с миром.
Новых подмастерьев. Джизелл закрывала лечебницу и становилась королевской травницей при матери-герцогине, а учениц отсылала с Лишей на юг для обучения в Лощине. В числе прочих поедут беременная герцогиня Мелни и – без ведома Арейн – Аманвах и Сиквах.
Когда эта пара объявится в Лощине, у герцогинь возникнут вопросы, но пусть на них ответит вестник, а не Лиша. Она уже не покинет Лощину, не будучи сопровождаема армией лесорубов.
Глава 31Свистун
334 П. В., зима
Аббан еще никогда не видел бегства шарумов. Эверам свидетель – он даже не припоминал, чтобы такое случалось. Безобразное, беспорядочное отступление, рожденное паникой.
В город въехали тысячи даль’шарумов, отборные войска Джайана. А выбралась жалкая горстка – орущих и в крови, – они покинули поле боя, без всякого плана направив скакунов тем же путем, каким прибыла армия. Они оставили по себе взрыхленную грязь, в которой смятенно замерли прочие силы – осадные команды, ха’шарумы и чи’шарумы и личная гвардия Джайана. Другие поняли намек, бросили посты и последовали за беглецами.
– Борода Эверама! – выдохнул Аббан, постепенно осознавая масштаб поражения.
Он повернулся к Глухому:
– Притащи мой сундук.
Когда немой ха’шарум выбежал из шатра, Аббан обратился к другому телохранителю, своему сыну Фахки:
– Бумаги и карты, мой мальчик, живо. Нам нужно скрыться до того, как…
Пологи шатра разлетелись, и ворвался Джайан, сопровождаемый Хасиком и двумя кай’шарумами из Копий Избавителя.
– Так вот каков твой смелый план, хаффит! – пролаял Джайан.
– Мой? – удивился Аббан. – Я только согласился с мудростью шарум ка. Победу посулила дама’тинг.
– Трусливые чи’шарумы сдаются, – сообщил Хасик, выглянув из шатра.
Он шагнул наружу, и внутрь вторглись хаос и крики. Они приглушились, когда тяжелый полог упал на место.
– Но хотя бы не направляют копья на нас, – заметил Аббан. – Им незачем участвовать в нашем поражении – ни пряников-трофеев, ни кнутов даль’шарумов.
– Дай только вернуться в Водоем Эверама, и я убью эту лживую ведьму, – сказал Джайан.
– Она не то чтобы солгала, – возразил Аббан, продолжая собирать бумаги и набивать ими ранец, который держал Фахки. – Она пообещала, что ты снесешь ворота и войдешь в город, – ты это сделал.
– И умолчала о том, что моих людей немедленно перебьют! – прорычал Джайан.
– Я никогда не полагался на пророчества дама’тинг. Они не говорят всей правды.
– Разве? – спросил Хасик, возвращаясь в шатер.
– О чем ты? – повернулся к нему Джайан.
– Пророчества дама’тинг не должны отвечать нашим желаниям, – ответил тот. – Они призваны возвещать нам волю Эверама. До дня сегодняшнего я в это не сильно верил.
– Эверамовы яйца, Свистун! – заорал Джайан. – Что ты несешь?
– Я спросил дама’тинг Асави, отомщу ли когда-нибудь жирному хаффиту Аббану, – пояснил Хасик. – Она сказала, что настанет день дыма и разрушения, когда шарум ка лишится расположения Эверама. – Он вынул из рукава кривой клинок. – И в этот день никто не помешает моему возмездию.
– Что ты творишь?! – Джайан пронзительно свистнул. – Свистун! К ноге!
Два кай’шарума немедленно встали перед ним с оружием наготове.
Хасик напал бесстрашно, с каменным лицом. Он отбил копье и с силой пнул щит кай’шарума, отчего воин врезался в стол Аббана и приземлился среди рассыпавшихся бумаг.
Хасик шагнул на освободившийся пятачок, не дав второму кай’шаруму перестроиться. Он вонзил кривой нож ему под левую мышку, где в доспехах из непробиваемого стекла, которые носили все Копья Избавителя, имелась щель.
Не успел Хасик выдернуть лезвие, как уже сам Джайан направил копье в его незащищенное горло. Хасик, отследивший движение, пригнулся. Копье соскользнуло со шлема, надетого под тюрбан, и отхватило часть уха.
Хасик со смехом сжал древко под самым наконечником и отвел в сторону, а кулаком, не выпуская ножа, что было силы ударил Джайана в нос. Хрустнули кости, и шарум ка рухнул навзничь без чувств.
– Беги, отец! – крикнул Фахки, суя Аббану ранец и подталкивая к выходу.
Он хотел сделать как лучше, но оставался недоумком и продолжал толкать отца, не думая о его больной ноге. Та подкосилась, Аббан упал, Фахки повалился сверху.
Уцелевший охранник из Копий Избавителя вскочил на ноги среди кружившихся документов. Копья он лишился, но выхватил нож, дабы сравняться с Хасиком, и двинулся в наступление, выставив щит.
Щит давал солидное преимущество в поножовщине, но Хасик сделал обманный выпад, после чего бросил нож, раскинул руки и обхватил щит. Евнух совершил рывок, обнаруживая недюжинную силу. Кай’шарум перелетел через Хасика, и Аббан услыхал, как в полете хрустнула его рука.
Воин приземлился на спину, и Хасик без труда сломал ему второе запястье и отобрал нож. Затем вцепился в нагрудную пластину, рванул, разорвал крепления и обнажил его грудь.
Превозмогая жестокую боль в ноге, Аббан схватился и за Фахки, и за костыль.
Джайан со стоном приподнялся, опершись на руку:
– Свистун, какого?..
Хасик прыгнул и вонзил нож Джайану в рот. Его лицо превратилось в оскаленную харю демона, когда он протолкнул кривое лезвие в мозг первенца Избавителя.
– Меня зовут!.. – Хасик выдернул нож и погрузил его снова. Теперь лезвие легко провалилось по рукоятку. – Не!.. – Он вытянул клинок и ударил в третий раз. – Свистун!
Тут вернулся Глухой. Он остановился на пороге, держа Аббанов сундук с сокровищами.
Аббан не произнес ни слова, но вскинул руку: убить. Большой палец указал на Хасика.
Бесшумно, как пикирующий воздушный демон, Глухой пробежал три шага. Набитый золотом сундук весил больше двухсот фунтов, но великан без труда поднял груз над головой и метнул. Тот ударил Хасика в спину и сбросил его с безжизненного тела Джайана.
Хранимый стеклянными доспехами, Хасик не пострадал серьезно, но на ноги поднялся кое-как и потерял равновесие, когда Глухой, преодолев расстояние, сгреб его и увлек на пол.
– Скорее, мальчик мой! – крикнул Аббан, захромав к выходу. – Давай же!
Противники покатились по полу. Глухой, который был тяжелее и контролировал ситуацию, оказался сверху и коленом прижал руку Хасика, сжимавшую нож. Другую перехватил за кисть и принялся бить по лицу. Удары были чудовищны, но Аббан помнил по шараджу, как Хасик дрался в очереди за едой, и знал, что это еще не конец.
После очередной плюхи голова Хасика мотнулась в сторону, и он впился зубами в руку, которой Глухой прижимал его к полу. Великан не мог говорить, но тем ужаснее был его монотонный рев – животный звук, лишенный всего человеческого.
Едва его хватка ослабла, Хасик выдернул руку и оборвал крик Глухого ударом в горло. Извернувшись, он вскочил на ноги и увидел, что Аббан уже подоспел к пологу шатра.
– На сей раз не выйдет, хаффит! – крикнул Хасик, бросая нож.
Аббан вскинул руки, но клинок полетел не в голову и не в грудь. Он погрузился в здоровое бедро, и Аббан, издав вопль, снова упал.
– Отец! – кинулся к нему Фахки.
– Беги же! – повторил Аббан. – Найди воинов и скажи, что Хасик убил шарум ка.
– Я тебя не брошу, – возразил сын, присел на корточки и попытался его поднять.
По ноге текла кровь, но Аббан стиснул зубы и кое-как поставил стопу, тяжело навалившись на костыль. Он кликнул подмогу, но снаружи царил хаос, и никто не услышал его сквозь плотные холщовые стены.
Хасик и Глухой – они уже оба стояли – обменивались смертоносными ударами. Глухой держался едва-едва. Лица у обоих были в крови и постепенно опухали. У Глухого наливался кровью глаз, а нос у Хасика был сломан и свернут на сторону.
Но тот улыбался. Войско разбили, Джайан лежал мертвый, а Хасик дрался за свою жизнь, но свирепый евнух лучился улыбкой, какой Аббану не доводилось видеть.
Аббан попытался сделать шаг, но, хотя его поддерживал Фахки, боль оказалась невыносимой.
Хасик сумел подступить вплотную и поймал Глухого за уши. С силой дернув, он боднул его в лицо. Острый шишак шлема проделал во лбу телохранителя Аббана рваную дыру.
Великан оттолкнул Хасика, завопил и схватился за голову.
– Что, напросился? – со смехом произнес евнух, подняв оторванное ухо. – Теперь ты и правда глухонемой!
Впервые за все время озлившись, Глухой ринулся в бой. Его удары свалили бы и верблюда, но Хасик их с легкостью отбивал. Подскочив ближе, он пнул Глухого в живот. Тот отлетел и врезался в центральный шест шатра, сломав его и обрушив крышу.
Скрипнув зубами, Аббан со всей посильной скоростью направился к выходу. Один шажок. Два. Но этого было мало, и вот Хасик выбрался из-под холстины.
– Держись за мной, – сказал Аббан, поймав Фахки за руку и убрав с пути Хасика. – Ему нужен я.
– Я не дам ему… – начал Фахки, подавшись обратно, чтобы заслонить отца.
– Не будь болваном! – оборвал его Аббан. – Ты ему не ровня!
– Отца надо слушаться. – Хасик продолжал улыбаться. – Беги и предоставь его инэвере. – Он быстро глянул на копье Фахки. – Иначе я отымею тебя твоим же копьем.
– Как Шар’Дама Ка – тебя самого? – уточнил Аббан.
Улыбка слетела с лица Хасика, и Аббан вскинул костыль с навершием-верблюдом. Из кончика выскочило шестидюймовое электрумное жало. Оно было отравлено ядом туннельной гадюки – сильнейшим на свете.
Но резвость Хасика превысила все ожидания Аббана. Он ухватился за верблюжью ногу в основании костыля и отвел острие. Затем выдернул костыль из рук противника и сломал его о колено, тогда как сам хаффит растянулся на земле.
Завопив, Фахки сделал выпад копьем. Он сработал грамотно, но был мальчишкой, а Хасик – опытным и свирепым убийцей. Он отбил наконечник отравленной половиной костыля и врезал Фахки по колену. Юноша вскрикнул и, упав на оное, оперся на копье.