Ашия оглянулась. Командование принял наставник с лицом, закрытым красным покрывалом. Он лично возглавил погоню, а двое воинов положили копья и сняли плащи, чтобы соорудить носилки.
Она уже убила троих, двоих искалечила. Достопочтенных воинов, которые исполняли приказы начальника. Шарумов, ныне потерянных для Шарак Ка.
Но она не могла допустить, чтобы Кадживах отнесли к Асому и тот заменил ею Дамаджах. Нельзя было позволить воинам и доложить, что его сын теперь под опекой Инэверы.
Ашия глянула вниз, и Каджи посмотрел ей в глаза. Кадживах права. Следуя долгу, она отдалилась от сына и чуть не потеряла его в итоге.
– Будь храбрым, Каджи, – шепнула она. – Мы движемся по краю бездны, но больше я тебя не покину.
Ее копья представляли собой двухфутовые древки с наконечниками из бритвенно-острого меченого стекла. Ашия сняла с концов колпачки, связала копья шнурком. Каджи зевнул и закрыл глаза.
Едва наставник подоспел, она пошла в атаку, не вполне представляя, как защитить ребенка. Она миновала линию обороны шарума прежде, чем он это понял, и двинулась дальше до того, как он осознал, что убит.
Намечая мишени, Ашия размеренно задышала. Она изучила в свете Эверама линии силы, струившейся в оставшейся четверке воинов. Первому сломала лодыжку, и у нее появилась масса времени, чтобы отразить выпад следующего. Раскрутив копье обеими руками, она чиркнула вторым лезвием по краю щита и отсекла шаруму правую кисть. Он в ужасе отшатнулся, освободив дорогу к третьему воину. Этот был начеку, но Ашия, отступив, парировала очередной удар второго и одновременно нанесла первому свой, смертельный. Тот не сумел удержаться на здоровой ноге и раскрылся от простого толчка.
Ашия думала, что воину с отрубленной рукой понадобится больше времени, чтобы прийти в себя, но шарум сдавленно крикнул и ударил ее щитом.
Юркнуть было некуда, и Ашия, крутанувшись, повернулась спиной и приняла удар на вшитые пластины. Крест-накрест выставив перед собою копья и создавая безопасное пространство вокруг Каджи, она отлетела к другому противнику.
Но если мужчинам пришлось восстанавливать равновесие, то быстрые ноги Ашии не пропустили ни шага. Толчки и подножки опрокинули воинов. Силовые линии шарума с отрубленной кистью быстро тускнели, по мере того как из него вытекала жизнь. Ашия повернулась к другому и стремительным выпадом погасила его ауру. Затем развернулась к последнему, стоявшему на ее пути.
Бура и Камен с Кадживах на носилках уже сворачивали за дальний угол, сопровождаемые воином, чью руку она обездвижила в самом начале. Подхватив брошенное копье, Ашия метнула его убегавшему в спину.
Последний воин поднял щит, присел и приготовился к прыжку. Его копье нацелилось ей в грудь – в Каджи.
Но острие дрожало.
– Найди в себе мужество, воин, и напади на меня, – сказала Ашия. – Умри с честью, исполнив долг, и Эверам будет приветствовать тебя в конце одинокого пути.
Даль’шарум судорожно вдохнул и, выставив копье, с диким воплем бросился на нее.
Ашия убила его быстро, он умер достойно.
– Ведьма! – Когда даль’шарум упал, Ашия увидела, что позабытый на полу воин со сломанной ногой кое-как встал, опираясь на здоровую.
Копье уже вылетело из его руки, метя ей в сердце. Такой удар был бы нипочем вшитым пластинам, но не примотанному сверху Каджи.
Не имея времени увернуться, Ашия бросила оружие, обхватила Каджи и встала боком. Тамошние пластины были меньше и крепились реже, чтобы зазоры обеспечивали подвижность. Соскользнув с одной пластины, копье утонуло между двумя другими.
Ашию отбросило на шаг. На миг она решила, что ничего страшного не случилось, но, придя в движение, ощутила тяжесть копья, засевшего глубоко в боку.
Она не знала, сколь серьезна рана, но это, как и боль, не имело значения. Выдернув копье, она обратила его против напавшего, затем подобрала свое и помчалась за Бурой и Каменом.
Опередить их было легко. Дворец изобиловал ходами, известными только шарум’тинг. Ашия проходила сквозь стены, мужчины же поневоле спешили более длинным путем. Священная ноша замедляла их бег.
Ашия притаилась над арочным проходом. Каджи ворочался, а ее наспех перевязанная рана ныла и пропитывала одежду кровью. Однако Ашия дышала глубоко, и все это ее не тревожило.
О приближении воинов сообщило их шумное дыхание. Ашия пропустила под арку Буру и бесшумно упала на Камена.
При падении Каджи весело гугукнул, и несчастный воин вскинул взгляд точно вовремя, чтобы узреть свою смерть. Когда Камен выронил свой конец носилок, внезапный рывок лишил равновесия Буру, и Ашия прикончила его следом.
– Тикка! – крикнул Каджи при виде Кадживах. Ашия стиснула зубы, взвалив старуху на плечо.
Снизу донеслись крики: новые воины прочесывали дворец.
«Твой первенец мертв».
Инэвера смотрела на кости не мигая, успокаивая шквал захлестнувших ее чувств.
Долгом всех дама’тинг считалось произвести на свет наследницу, но она отвергла личные нужды ради народа и применила кости, чтобы сперва благословить Ахмана двумя сыновьями: одним – для шараджа, другим – для Шарик Хора. Мальчики родились по необходимости, но, пока они росли в ее чреве, Эверам своей неуловимой магией сотворил чудо: когда настало время кормить грудью, она уже полюбила сыновей.
Подрастая, мальчики в той же мере ей докучали. Она думала, что сыновья будут похожи на Ахмана, но они были сами по себе. Ибо кем еще стать отпрыску Избавителя, как не разочарованием?
Джайан был шарумом до мозга костей – свирепым и сознательно невежественным. От колыбели до Лабиринта он не потратил ни секунды на личную безопасность и пер напролом. Став вождем, он предпочел решать проблемы копьем, а не рассудком. В своем роде он был умен и даже мог прославиться, но вся слава досталась отцу. Он не успел до конца возмужать, и на его плечи легло бремя слишком многих решений.
Кости никогда не откровенничали о судьбе ее собственных детей, но Инэвера всегда знала, что Джайан умрет молодым. Страх перед этим утроился при известии, что он направился на север.
Кости сказали так:
«Войска Избавителя обречены, если пойдут на север, оставив в тылу непокоренных врагов».
Подтверждение смерти Джайана отозвалось болью, которая усугубилась чувством вины из-за облегчения: миг, которого она так долго страшилась, наконец наступил.
Наполнить слезами пузырьки можно было и позже. Инэвера представила пальму, склонившуюся под ветром боли. Затем сосредотачивала дыхание, пока не обрела силу для нового броска.
«Сегодня ночью на твою власть посягнут трижды».
Это заставило ее помедлить, и на мгновение она испугалась. Взгляд упал на единственный вход в гадальную палату. Снаружи караулили Мича, Джарвах и дамаджи’тинг Кева, готовые за нее умереть. Другие шарум’тинг стояли на часах вне ее апартаментов. Там же караулили и евнухи, обученные лично Энкидо.
Если известие о поражении Джайана дойдет до дамаджи, предсказать их действия станет невозможно. Никому из них нельзя доверять, все они заговорщики. Они не замедлят поступить в своих интересах.
Она воздела кости:
– Всемогущий Эверам, Дарующий Свет и Жизнь, дай смиренной слуге Твоей знание о том, что грядет. Кто бросит мне вызов нынешней ночью?
Кости вспыхнули и, как обычно, сложились в замысловатый узор, но послание было простым:
«Жди».
За дверью раздался крик.
Когда Инэвера вошла, Мелан подняла взгляд. Она сняла свой белый платок и держала черный материнский. Кева лежала у ее ног с погасшей навсегда аурой. У дальних дверей распростерлись Мича и Джарвах. Обе не двигались, их ауры были ровны и тусклы.
К потрясению Инэверы, Мелан расхохоталась. Это было так неожиданно, что она замерла на месте.
– Ну же, Дамаджах! – воскликнула Мелан. – Неужели не видишь иронии? Разве не так же мы годы тому назад застали тебя над трупом моей бабки?
Вполне справедливое замечание. Инэвера не хотела раньше времени становиться дамаджи’тинг племени Каджи, но, когда Кеневах вознамерилась помешать ее планам посадить на Трон черепов Ахмана, она не раздумывая убила старуху.
– Возможно, – согласилась она, – но это не было матереубийством.
– Еще бы! – презрительно усмехнулась Мелан. – Дочь корзинщицы не подняла бы руку на свою святую мать. Как поживает Манвах? Все еще на базаре? Пожалуй, пора ее навестить.
Инэвера услышала достаточно. Она подняла хора-жезл и послала в Мелан разряд магии.
В ту же секунду Мелан сунула руку за пазуху и выхватила меченый осколок панциря скального демона. Тот был оправлен в золото. Магия, налетев на препятствие, разошлась в стороны, озарила помещение и не задела Мелан.
«Она подготовилась», – поняла Инэвера.
– Давно ли ты задумала эту измену, Мелан?
Мелан подняла свою обожженную, изуродованную клешню.
– И ты еще спрашиваешь? – фыркнула она. – Дольше, чем ты думаешь. Я мечтала об этом дне с той минуты, как ты впервые свила бидо. Но с тобой заговорил Эверам. Кости назвали Ахмана Джардира Шар’Дама Ка, а тебя – его Дамаджах. Как я могла не подчиниться? – Мелан наставила на Инэверу коготь. – Однако ты не смогла предсказать поражение Ахмана Джардира и не сплотила народ в его отсутствие. Ты лишилась расположения Эверама. Кости высказывались против твоей особы с тех пор, как северная шлюха заменила тебя в постели. Настало время нового Шар’Дама Ка и новой Дамаджах.
Инэвера рассмеялась:
– Ты не сумеешь удовлетворить моего сына-пуш’тинга.
– Ни одна женщина не сможет, – согласилась Мелан, – и я в любом случае не пользуюсь народным признанием.
– Кадживах. – Инэвера произнесла имя свекрови, будто выплюнула.
Мелан ударила уродливой ладонью о здоровую.
– Как мило, что ты сама вручила мне оружие. Асом уже должен ее канонизировать, и она займет твое ложе у трона… на несколько ступеней ниже. Она подставная фигура, тупое орудие, но мы научились его грамотно направлять.
Инэвера подняла хора-жезл: