Метка, более не нуждаясь в его энергии, зашкварчала в ихоре.
– Убей.
Недрожитель обмер. Арлен видел, что он понял – пусть не слова, а посыл, но даже этот свирепый дикарь не решался атаковать демонов. Он смотрел на тварь, извивавшуюся под пятой Арлена.
Она истекала ихором. Недрожитель дотронулся до влажного кончика копья и сунул палец в рот.
– Убей, – повторил Арлен, на этот раз по-красийски.
Глаза дикаря дико вспыхнули, и он вонзил копье в демона. Меченый обсидиан пробил панцирь, который считался непрошибаемым, и недрожитель взвыл, когда по рукам его растеклась магия.
Арлен повернулся к женщине и показал на три обсидиановых стрелы, висевшие у нее на плече. Она протянула их, и Арлен снова пометил наконечники ногтем.
– Колющая метка, – сказал он еще раз.
– Кущая мека, – благоговейно прорычала она, глядя на прожилки серебристого света, которыми он украсил обсидиан.
Он вернул ей стрелу, и она все поняла. Вскинув взгляд, она отследила очередного демона, тщательно прицелилась и выстрелила. Демон с воплем свалился с насеста.
– Кущая мека! – Другие бросились вперед, протягивая оружие и снова и снова повторяя эти слова.
Арлен выцарапывал на обсидиане метки, впервые за тысячи лет вооружая недрожителей против их тюремщиков.
– Чего ты думаешь добиться? – прошипел мозговой демон. – Этого мало. Тебе не победить стражей улья, научив животных рисовать корявые метки на скалах.
– Видимо, нет, – улыбнулся Арлен. – Но я наверняка отвлеку их.
– Кущая мека! – Старая карга потрясла копьем, и новое племя взревело, воздев свое грубо помеченное оружие.
– Эррам! – скандировали они. – Кущая мека!
Старухи аламен фэ сложили для своего племени предание, как чинские жонглеры, пользуясь смесью из жестов, имитационных звуков и ломаного древнекрасийского языка, который Джардир кое-как понимал.
С подходом новых племен число женщин, оповещавших о пришествии Эррама со священными метками, росло. Уже сотни недрожителей обзавелись грубыми метками, нарисованными или вырезанными на оружии. Они быстро пустили их в ход, напитываясь силой от каждого убитого алагай.
Алагай Ка, недовольный поворотом событий, притих, но у Джардира остались сомнения.
– Врага им не победить, – сказал он. – Что же мы делаем – спасаем аламен фэ или обрекаем на гибель?
– Забери меня Недра, если знаю, – ответил Пар’чин. – Я никогда не верил в Небеса, но всегда хотел умереть с копьем в руке. Они заслуживают того же. Может быть, такова воля Эверама; может быть – нет.
– Обычно ты уверенно говорил, что Его не существует, – сказал Джардир.
Пар’чин вздохнул:
– Я уже во многом не уверен. Эти люди могут помочь – отвлекут улей, пока мы будем делать свое дело. Если справимся, им станет легче. Если проиграем – им все равно не жить, когда закончится кладка.
Джардир взглянул на него, и показалось, что трещина, разделявшая их все эти годы, закрылась.
– И в самом деле – какая разница, следит Эверам или нет?
– Обычно ты не сомневался, что Он смотрит, – заметил Арлен. – Готов был убить меня за неверие.
– Я уже во многом не уверен, – повторил за ним Джардир. – Но понимаю, что причинил тебе зло, мой верный друг.
– Да, может быть, – отвел взгляд Пар’чин. – Или наоборот. Прошлое есть прошлое. Его незачем пережевывать.
Глава 41Горный свет334◦П.◦В.
Пожар в цитадели герцога потушили, но с наступлением рассвета ворота не открылись. По всем, кто приближался, со стен стреляли Горные Копья. Метчики, повиснув в ременных петлях, придавали символам странные конфигурации. Раген не сомневался, что во дворе строится великая метка.
В канализации кишели подземники, и милнцам оставалось только следить за их передвижением. Чем ближе была крепость Юкора, тем гуще набивались в туннели демоны.
Рагену следовало поспеть в тысячу мест и переделать тысячу дел, а он расхаживал по приемной в обществе людей, которые друг друга ненавидели.
Дерек и граф Брайн обменивались гневными взглядами поверх десятилетнего Жефа. Его судьбе предстояло сегодня так или иначе решиться, но сам мальчик не выказывал желания идти ни к тому, ни к другому.
Брайн ждал со своим и Юкора внуком – Томой, сыном принцессы Гипатии. Рачитель Роннелл опекал Симона, старшего сына принцессы Элии. Мальчикам, известным озорникам, едва перевалило за десять, но они сидели смирно и мрачно рассматривали ковер.
Собравшиеся в зале особы благородных кровей томились в безмолвном ужасе. День, о котором все мечтали, обернулся кошмаром.
– Проклятье, почему же так долго? – Раген ударил кулаком в ладонь. – У меня есть дела поважнее, чем торчать тут и ждать, пока они совещаются.
– Наглец! – скривился граф Брайн. – Думаешь, уже победил?
– Мне наплевать, кто победит. Неужели так важно голосование совета матерей, когда посреди Милна зияют раной врата в Недра?
Дверь распахнулась. Кирин уставился в пол, избегая взгляда Рагена.
– Милорды, вас готовы принять.
Председательствовала мать Джоун. Она не любила Рагена, и чувство было взаимным. Гипатия и Элия сияли, стоя рядом с бесстрастной матерью Керой. Элисса, с фарфоровым лицом, сидела подле материнского кресла-каталки.
Треша привалилась к подлокотнику, половина ее тела омертвела. Но даже сейчас она держалась донельзя чопорно.
– Совет принял решение, – объявила Джоун. – Новым герцогом Милна станет Раген Вестник.
– Раген Первый, Утренний герцог, Горный Свет, хранитель Милна!
На церемонию пришли тысячи людей, они заполнили собор и выплеснулись на холм. Лица были угрюмы, многие – грязны, на большинстве написан страх. При этих словах все затаили дыхание.
Дерека видно не было.
Раген опустился на колени, и рачитель Роннелл водрузил на его чело корону. Ее изготовили собственные метчики Рагена – простой шлем из меченого стекла с двумя незатейливыми выступами на висках: символами милнских гор-близнецов.
Внесли вторую корону: узкий меченый обруч. Элисса не смогла преклонить колени, и библиотекарь надел обруч на нее сидящую.
– Мать Элисса, Утренняя герцогиня, Горный Свет, ключница Милна.
– Храни Создатель Утренних герцога и герцогиню! – выкрикнул кто-то, и мрачная толпа взорвалась рукоплесканиями. Гром выкатился по скамьям за порог, и там его подхватили улицы.
Раген выпрямился, даруя толпе миг надежды, но каждая потерянная секунда обходилась дорого.
– Братья и сестры Милна!
Благодаря акустике собора его слова прозвучали внятно и перекрыли шум. Ловя каждое слово, толпа вновь умолкла.
– На протяжении трех столетий Форт Милн был величайшим среди Свободных городов. Прочны были и стены, и наша решимость защитить библиотеку – крупнейший свод человеческих знаний со времен Возвращения. Милн – свет, который не дает человечеству вновь погрузиться в Темные века. Но этот свет меркнет. В центре Милна растет черное сердце зла, которое, как заразу, перекачивает в жилы нашего города демонов. Если мы хотим выжить, то должны иссечь и очистить этот очаг. Мы не можем – не имеем права – дать нашему свету погаснуть.
Элисса, возвысив голос, присоединилась к нему:
– Пока угроза сохраняется, нуждающимся больше не перекроют доступ к хранителям и в библиотечный кампус. Детей, стариков, немощных и их попечителей с радостью приютят в соборе, где за могучими церковными метками о них позаботится сам Создатель.
– Но если мы хотим увидеть утро, – продолжил Раген, – то Милну понадобится каждый, кто владеет копьем или хотя бы знает, как держать лук, играет на музыкальном инструменте, поет или уверенно рисует метки.
В глазах у многих он увидел страх и вскинул руки, призывая к тишине:
– Я не зову вас в бой с высоты трона. Я не стану взирать с пьедестала на гибнущих за меня. – Он воздел копье. – Я буду сражаться, но мне не победить в одиночку.
Упершись древком в помост, он опустился на колено:
– А потому я заклинаю вас примкнуть ко мне, ибо лишь сообща мы получим право на надежду.
Повисло молчание, и показалось, что каждая секунда растягивается в минуты. Раген осознал, что не дышит.
Затем кто-то крикнул:
– Да, мы с тобой!
Такие же возгласы донеслись со всех сторон.
Раген выпрямился:
– Вы готовы защитить Милн?
На сей раз ему откликнулись дружно, ликуя и топоча.
Раген потряс копьем и прогремел:
– Вы готовы стоять друг за друга горой?
Разрозненные ответы потонули в громовом реве толпы.
Стоявший сзади Йон хохотнул:
– Не речист он, задница эдакая!
Элиссе когда-то нравилась большая мраморная лестница, задававшая тон главному залу ее особняка. Все посетители были вынуждены проходить под нею, а Элисса обращалась к ним сверху или величественно спускалась, чтобы обняться. На самый верх попадали только родные и избранные слуги – это было прибежище на случай невыносимо долгого дня.
Но теперь каждый шаг превратился в пытку. Элисса это всячески скрывала, но Раген и доверенные слуги видели все. Без посторонней помощи она даже не пыталась подняться.
– Сейчас осторожнее. – Маргрит подставила Элиссе твердокаменное плечо. – Никакой спешки нет.
Но Элисса знала, что есть. Она и так слишком долго откладывала, время почти вышло. Вот наконец и верхний этаж. Они направились в гостевое крыло, и Маргрит почти несла ее на себе.
– Я не хочу жить в меточной лавке! – кричал Жеф. – Хочу домой!
– Я и есть твой дом, – отвечал Дерек. – Я твой папа.
– Хочу к маме!
– А я, по-твоему, нет? – огрызнулся тот. – Но она не вернется, и нам к ней не попасть.
Элисса свернула за угол, и мальчик вскинул взгляд. Затем поворотился к отцу:
– Ненавижу тебя!
С этими словами он вылетел за порог и шваркнул дверью у Дерека перед носом.
– Достаточно, мать, – сказала Элисса.
– Я сомневаюсь…
– Достаточно. – Элисса понизила голос, зная, что в третий раз повторять не придется.