Аманвах и Сиквах переоделись в цветные шелка, и Рожер счел это добрым знаком, но обе встретили его гневными взглядами.
– Вы с Лишей действуете против нас, – заявила Аманвах.
– Как это? – удивился Рожер. – Твой отец знает, что мы не сгибаемся перед ним. Он предложил союз, и мы думаем. Но я не клялся блюсти все его интересы.
– Муж мой, между отсутствием поддержки и противодействием есть разница, – возразила она. – Отец не знает ни того, что ты рассказываешь сказки о лже-Избавителях, ни того, что госпожа Лиша отравила его воинов.
– Твоему отцу отлично известно о Меченом и его значении в Лощине. Мы сами и рассказали в его первое посещение. – Рожер сдвинул брови. – А что касается отравлений, не вам о них говорить!
Маска Аманвах не дрогнула, но Рожеру хватило паузы перед ответом, чтобы понять: он задел ее за живое.
– Но ты подстрекаешь людей бежать от нас, хотя мы не планируем наступления! Советуешь собрать вещи и отправиться в город в большом оазисе или в вашу Лощину, чтобы укрепить против нас ваше племя.
Рожер снова вскипел:
– А ты откуда знаешь? Шпионишь за мной?
– Алагай хора ведают многое, сын Джессума, – парировала Аманвах.
– Создатель, я сыт по горло твоими загадочными ответами и крутыми костями! – ощерился Рожер. – Кости демонов важнее тебе, чем людские жизни!
Аманвах снова помедлила, сохранила спокойствие.
– Наверно, муж, мы не удержим тебя от богохульства в Лощине, но деревень на пути не осталось. И даже в Лощине мы с Сиквах не станем ни петь твою нечестивую песню, ни слушать ее.
Рожер пожал плечами:
– Я и не просил. Но я участвовал в битве за Лесорубову Лощину жена. Я пережил ее и хорошо помню. Я не собираюсь прикидываться, будто ее не было, только потому, что это вредит делу твоего отца. Если он и впрямь Избавитель, ему все равно. А если нет…
– Он Избавитель, – прошипела Аманвах.
– Тогда и волноваться не о чем? – улыбнулся Рожер.
– Мой отец избран Эверамом, но Най сильна. Он может проиграть, если ему изменит народ.
Рожер снова пожал плечами:
– Это не его народ – по крайней мере, пока. Если он хочет сделать его своим, пусть заслужит. Когда начнется Шарак Ка, я сражусь с демонами. А за кого – еще вопрос.
Аманвах фыркнула:
– Ты кто угодно, сын Джессума, но только не боец.
Ожидаемая пощечина, но маска жонглера вмиг слетела. Рожер встал, и на лице его отразилась такая злость, что вздрогнула даже Аманвах.
– Как муж, приказываю тебе идти со мной, – произнес он, взял смычок и скрипку и повернулся к выходу.
Энкидо плавно шагнул наперерез.
Рожер подступил вплотную и запрокинул голову, чтобы взглянуть в мертвые глаза евнуха.
– Жена, убери с дороги своего мерина.
Он засек понимание, хотя оно мигом сгинуло.
– Котик, ты же не понимаешь по-нашему! Ах ты, сволочь, ах ты, бугаина-кастрат! Ты разбираешь каждое слово. Так убей меня или посторонись!
На лице евнуха впервые мелькнули чувства – кипучая ярость, способная посоперничать с той, что горела в глазах Каваля, когда он бросился на Рожера. Но Рожеру было уже все едино, и он ответил взглядом под стать.
– Энкидо, отойди, – приказала Аманвах.
Евнух оторопел, но подчинился. Рожер распахнул дверь и выскочил в коридор так стремительно, что Гаред подпрыгнул.
Он затопотал по лестнице, Аманвах и Сиквах последовали за ним.
– Куда тебя понесло? – окликнула его Аманвах, но он не потрудился ответить.
Пивная почти опустела, и только у стойки осталась кучка селян. Они удивленно взглянули на Рожера и вытаращились на красийских женщин в цветных шелках.
– Муж! – воскликнула Сиквах. – Мы не одеты!
Рожер проигнорировал ее, пересек помещение и убрал с входной двери брус.
– Эй, что ты делаешь, забери тебя Недра? – крикнул Сим, но Рожер не обратил внимания.
Он шагнул за порог.
Гостиница стояла на краю мощеной площади, как принято в большинстве тесийских городов. Многие здания окрест соединялись мечеными галереями, чтобы народ мог попасть в гостиницу с наступлением темноты, но собственно площадь была чересчур велика, чтобы пометить ее надежно. Восстать демонам не позволяли булыжники, но воздушная нечисть присмотрела это место и пикировала на все, что двигалось. Другие случайно забредали с дороги.
Снаружи стояли Каваль и два шарума в доспехах и вооруженные до зубов.
– Прочь с дороги!
Рожер повел себя так, будто не сомневался в их повиновении, и шарумы отступили, а он вышел на площадь и на другой ее стороне различил пару мелких лесных демонов – они проверяли метки на зданиях, выискивали лазейку. От шума застыли и стали похожи на безобидные кривые деревья.
Рожер услышал судорожный вздох воинов, когда на пороге появились его жены, и улыбнулся: шарумы отвернулись. В женах текла кровь Избавителя, и они замужние женщины. Взглянуть на них с похотью – все равно что попросить выколоть себе глаза.
Рожер не надел меченый плащ, и лесняги засекли его, когда он вышел за метки и медленно зашагал вперед. Рожер не обратил на них особого внимания, даже не взялся за скрипку. Ночную тьму прорезал крик воздушного демона.
Аманвах и Сиквах не двинулись дальше оградки.
– Довольно глупостей! – рявкнула Аманвах. – Вернись!
Рожер покачал головой:
– Не тебе мною командовать, дживах. Иди сюда.
– Эведжах запрещает женщинам выходить в открытую ночь!
– И появляться без покрывал и в шелках перед чужими мужчинами! – крикнула Сиквах. – За это Дамаджах побила бы камнями!
Рожер оглянулся и увидел, что она вся скукожилась, пытаясь прикрыться.
Демоны успели приблизиться. Они топтались на месте, напрягали мышцы и готовились к прыжку. Без тени страха Рожер наконец поворотился к ним и поднял смычок, зажатый в увечной кисти.
Демоны способны только на примитивные эмоции. Управлять их чувствами – значит приобрести над ними власть. Сию секунду все их внимание сосредоточилось на нем. Рожер уловил это чувство и усилил его концентрацию музыкой.
«Вот он я! – сообщил. – Смотрите сюда!»
Затем он прекратил играть и быстро сделал два шага в сторону. Демоны затрясли головами, ошеломленные его исчезновением, и Рожер заиграл снова, усиливая и это чувство.
«Куда он делся? Не вижу его нигде!» – передал он демонам. Те заполошно озирались, но, даже когда скользнули по нему взглядом, не сумели переключиться с досады. Рожер осторожно обогнул их, сохраняя на лице беззаботную маску жонглера.
– Я мог бы сказать, что Эведжах велит вам и мужа слушаться, – бросил он женам, – но там, куда мы едем, Эведжаха не было и в помине. Женщины-жонглеры носят яркое, а вы находитесь в краю землепашцев. Инэвере придется забить камнями всех женщин за границей Дара Эверама.
За оградкой крыльца собиралась толпа. Там были и Гаред с оружием наготове, и Лиша с Уондой, последняя держала меченый лук, и компания селян, и трое шарумов. Женщины заколебались, но вот Аманвах шумно выдохнула, выпрямилась во весь рост и устремилась к Рожеру. Сиквах последовала по пятам.
– Дама’тинг, нет! – вскричал Каваль.
– Молчать! – огрызнулась Аманвах. – Вот к чему привело твое безрассудство!
Гаред и воины потянулись за ними на площадь – включая Энкидо, теперь он вооружился копьем и щитом.
– Гар, оставайся за оградой! – крикнул Рожер. – Это и к остальным относится! Копья нам сегодня не понадобятся.
Шарумы не вняли, но Аманвах махнула им, веля возвращаться. Они отступили, но выглядели готовыми ослушаться и ринуться в ночь, как только демоны подступят слишком близко.
Лесняги сосредоточились на женщинах, но метки вокруг площади проверили и знали, что не дотянутся. Рожер зафиксировал это чувство. Чуть запрокинул голову, убрал подбородок с меток и направил на демонов музыку.
«Они помечены, – сообщил он демонам, хотя жены пересекли защитную черту. – К ним нельзя прикасаться. Возникнут свет и боль. Поищите другую добычу».
Демоны подчинились, и когда Аманвах и Сиквах дошли до Рожера, он перевел мелодию в первые аккорды «Песни о Лунном Ущербе». Жены подхватили, гармонично сопровождали пением партию Рожера и тем самым многократно усиливали воздействие игры. Имея такую власть, он окружил всех троих чарами, которые сделали их невидимыми для подземников. Демоны чуяли их, слышали и даже мельком замечали, но источники ощущений исчезали, и хищные взоры упорно соскальзывали.
Рожер, сделавшийся неуязвимым, вывел мелодию на новый уровень, и жены, мигом сориентировавшись, послали в ночь призыв. Рожер медленно отвел подбородок, открыл метки Аманвах. Жены потянулись к горлам, настроили колье и в унисон прибавили громкость.
Звук разнесся далеко, притянул к окнам и выманил на крыльцо первых местных жителей. Зажглись фонари, залили тусклым светом булыжники. В ошеломленном молчании народ глазел, а песня делала свое дело, привлекала всех окрестных демонов.
Поначалу они еле ползли, но вскоре на площади собралось больше дюжины подземников. Пять лесных демонов двигались крадучись и сопя в поиске невидимых жертв. Двое огненных верещали и носились по площади, влачили за собой хвосты оранжевого пламени, но не могли ни обнаружить источник музыки, ни воспротивиться ее зову. Трое воздушных кружили в небесах, наполняли их хищным клекотом. Два полевых демона приникали к земле и скребли по булыжникам брюхом – охотились и старались выглядеть незаметными. Пришел даже каменный – меньшой брат скального, но все равно больше Гареда, а тот был почти семи футов ростом. Он не двигался, как ему и подобало, но Рожер знал: демон ищет их всеми органами чувств и, если увидит, набросится стремглав.
Лиша описала могущество мозговых демонов, которые колеблют сознание и заставляют действовать по их указке. Рожер подумал, что музыка, вероятно, оказывает такой же эффект. Возможно, ее и создали во время оно, чтобы сымитировать эту власть, – вот почему некоторые мелодии пробуждают в разных людях одинаковые чувства.
Такая сила заключена в «Песни о Лунном Ущербе». Рожер ощутил ее в первый же раз, как услышал от жен, и это могущество оказалось сродни его собственному, но… растаяло. Оказалось утраченным, не будучи востребованным тысячи лет.