«Желая спасти человечество, Томас, ты обрек его на гибель. Теперь тебе выбирать, на чьей стороне ты будешь сражаться».
6
Я ставлю грязную посуду в раковину и вдруг чувствую зуд в левом предплечье. Я задираю рукав. Номер телефона, который Лили Ноктис позавчера нацарапала ногтем на моей коже, покраснел, будто в царапины попала инфекция. Как я должен это понимать? Как предупреждение, знак или требование выйти на связь?
Я поднимаюсь к себе в комнату, чтобы ей позвонить. Прижимаю телефон к уху и слушаю сообщение автоответчика. Внезапно оно прерывается.
– Да, Томас, что-то случилось?
Я взволнован – она говорит так естественно, словно мы расстались пять минут назад, – и реагирую мгновенно, стараясь придать голосу твердость:
– Не у меня, у человечества. Я видел новости по телевизору.
– И чем я могу тебе помочь?
Растерявшись, я спрашиваю, не знает ли она, где держат Бренду Логан.
– Значит, она по-прежнему важна для тебя?
В ее голосе звучат скрытое недовольство и неподдельная ревность. В других обстоятельствах я почувствовал бы себя самым счастливым парнем на свете. Но сейчас я обхожу эту тему:
– Ее надо освободить. Она может наговорить лишнего.
– Лишнего о ком?
– О вас. Она знает, что вы ведете в правительстве двойную игру. Если до вашего сводного брата дойдет, что вы готовите революцию…
– Может, ты сначала поинтересуешься, не прослушивается ли мой телефон?
– Ой…
– Нет. А вот твой у полиции на прослушке.
Меня сразу бросает в холод.
– Простите. Я разъединяюсь.
– Не волнуйся, мой телефон автоматически глушит все разговоры и скрывает номера абонентов.
Я перевожу дух. Это в ее стиле: напугать, а потом успокоить.
– Что касается Бренды Логан, я согласна с тобой, Томас, но по другой причине. Нам действительно нужно действовать как можно быстрее.
– Вы пришлете за мной машину?
– Ты видишь ее окна с того места, где сейчас стоишь?
Я встаю на цыпочки и смотрю в слуховое окно, из которого видна спальня моей соседки напротив.
– Да.
– Ничего необычного не замечаешь?
– А в чем, собственно, дело?
– Ну-ка скажи: есть ли признаки взлома, обыска, ограбления?
– Вы думаете, полиция…
Она перебивает:
– Я думаю, именно Бренда виновата в том, что произошло с растительным миром. И ты это знаешь.
Она разъединяется. Потрясенный, я смотрю на темные окна в доме напротив. Конечно, у меня были подозрения относительно Бренды. И даже больше чем подозрения: я был свидетелем ее тайных отношений с деревьями. Но ведь не она хотела, чтобы я разрушил Аннигиляционный экран.
Хотя…
Еще до того как профессор Пиктон переселился в моего плюшевого медвежонка, я видел пророческий сон: город, захваченный деревьями, лиана, которая захлестнула меня и тащит к водосточному люку… Этот город-призрак, разрушенный растениями, я увидел на следующий день на картине Бренды, где были все подробности моего сна. Если моя соседка находится в мысленной связи с духами природы, то, может быть, она – посланник, сообщник или причина войны, которую деревья объявили нам? Возможно, она находится под их влиянием или даже наоборот – властвует над ними при помощи своих картин?
Я полностью погружен в эти мысли, когда на нашу улицу въезжает лимузин в сопровождении четырех мотоциклистов. Лили Ноктис не теряет времени. Я торопливо приглаживаю волосы, выпускаю рубашку поверх брюк, как теперь модно, надеваю пиджак, чтобы казаться старше, и сбегаю по лестнице. Когда я выхожу в прихожую, мой отец уже открывает входную дверь. На пороге стоит мотоциклист.
– Господин Робер Дримм?
– Да, – обреченно вздыхает отец.
– В Министерстве хотят с вами поговорить.
– В каком именно? – насторожившись, спрашивает мать.
– Это государственная тайна, – отвечает мотоциклист. – Но ехать надо немедленно.
Отец покорно поворачивает в гостиную, которая служит ему спальней с тех пор, как они с матерью перестали быть парой. Он вытаскивает из-под дивана ботинки и в ответ на наши беспокойные взгляды молча завязывает шнурки.
– Не смотрите вы так! Меня везут не на допрос, а на консультацию.
– Какую еще консультацию? – хмурится мать. – По грамматике и орфографии? Не понимаю, чем ты можешь быть им полезен.
Сурово взглянув на нее, отец отвечает:
– Полагаю, в правительстве меня считают специалистом по деревьям, учитывая, сколько книг по ботанике я прочел, будучи цензором.
И добавляет, вставая:
– Мне поручали убирать из книг те абзацы, где говорилось об интеллекте растений. Я вымарывал эти места, но сам-то все помню.
7
Я смотрю, как мой отец садится на заднее сиденье лимузина, и не могу избавиться от дурного предчувствия. Министерство безопасности методом промывки мозгов стерло из его памяти воспоминание о тех днях, что он провел в тюрьме. Но я-то помню, как его мучили.
Моя мать, услышав, что начинаются очередные новости, мгновенно разворачивается к экрану, чтобы, как образцовая патриотка, следить за ходом войны с деревьями.
– Через двадцать четыре часа будет завершена вакцинация всех детей младше тринадцати лет, – вещает полковник медицинской службы, и на экране появляется диаграмма. – Что касается взрослых граждан, то в настоящее время все они получили вакцину через радиоимпульс в мозговые чипы. Но не следует забывать, что антигены в мозгу активируются только благодаря концентрации внимания и чувству сопричастности, которые возникают при внимательном и непрерывном просмотре новостей. Здоровье, процветание, благополучие!
– Здоровье, процветание, благополучие! – шепчет моя мать с блестящими от слез глазами, пока очередная вспышка на экране не возвращает ее на передовую: там полыхают пожары, которые уже невозможно потушить.
Я желаю ей спокойной ночи и поднимаюсь в свою комнату.
Через пять минут, уже в спортивном костюме, кроссовках и с маской на лице, я осторожно спускаюсь по фасаду вниз. С тех пор как по методу профессора Пиктона я сбросил десять лишних килограммов, это стало совсем не трудно. Водосточная труба даже не скрипит под моей тяжестью.
На улице ни души: уже начался комендантский час. Повсюду из-за прикрытых ставней доносятся звуки вечерних новостей. Я перехожу дорогу и направляюсь к полуразрушенному зданию, которое так и не достроили, а оно уже успело превратиться в руины. С тех пор, как я был здесь последний раз, из дома украли домофон, почтовые ящики и коврик на входе. Приятно видеть, что жизнь продолжается.
Я поднимаюсь по лестнице, куда обитатели дома выбрасывают мусор, и, дойдя до второго этажа, останавливаюсь как вкопанный. Дверь в квартиру Бренды распахнута настежь. Замок сбит, щеколда вырвана с мясом. В каком-то смысле меня это даже успокаивает. Если бы здесь побывала тайная полиция, она бы действовала гораздо аккуратнее.
Я с опаской спрашиваю:
– Есть кто-нибудь?
Не столько ради ответа, сколько с целью успокоить грабителей, если они еще здесь: я всего лишь безвредный подросток, пришедший навестить соседку. Я повторяю вопрос, стараясь не выдать страха:
– Ты тут, Бренда? Слышала новости?
Тишина. Глубоко вздохнув для храбрости, я вхожу в квартиру. На первый взгляд мое предположение подтверждается: исчезли телевизор, матрас, кофеварка, микроволновка и сиденье для унитаза. Или же это трюк тайной полиции, чтобы замаскировать обыск под простое ограбление. В любом случае, их интересовало не искусство: все картины на месте.
Волнуясь, я подхожу к холсту, который открыл мне мир Бренды. На нем посреди автозаправки растет огромный дуб, вздыбивший своими корнями асфальт, а на его разросшихся ветках кольцами висят покрышки.
Я мысленно погружаюсь в листву и древесину, ловлю зов, жду, когда картина начнет засасывать меня… Мой взгляд падает на крышку канализационного люка, из которого в прошлый раз выползла лиана, потащившая меня к канаве.
Но ничего не происходит. Связь нарушена. Картина мертва. Или же деревья не доверяют мне.
На всякий случай я говорю негромко, но от всего сердца:
– О великий дуб, нарисованный Брендой Логан, прошу тебя, установи мир между людьми и растениями. Не нападайте на нас больше, а мы перестанем уничтожать вас.
– Тебе не кажется, что действовать лучше в реальности?
Я вздрагиваю. Из спальни появляется Оливье Нокс: руки заложены за спину, в левом уголке рта затаилась улыбка.
Стараясь подавить беспокойство, я спрашиваю, что он здесь делает. Нокс медленно откидывает назад черные волосы, но они вновь падают ему на лицо.
– То же, что и ты. Ищу ответы. Или хотя бы подсказку. Как и ты, я думаю, что картина Бренды – это канал связи для деревьев. Вот этот, – указывает он на дуб, – их военачальник. Священное дерево, которого слушаются все его сородичи. Именно он приговорил человечество к смерти. Ты должен найти его здесь, в реальном мире, Томас. Найти и уничтожить. Благодаря твоей связи с профессором Пиктоном ты можешь это сделать. Причем единственный из всех.
Я отступаю к двери. По-видимому, он один, но мне трудно поверить, что министр энергоресурсов перемещается без сопровождения, как обычный грабитель. Я спрашиваю его, не он ли держит Бренду в тюрьме.
– Это ненадолго. На энергетическом уровне от нее один убыток: она ничего не производит. Ни страха, ни страданий, пригодных для использования. Если ты откажешься от задания, которое я тебе дал, мы избавимся от нее, как от старой батарейки. Которую даже невозможно утилизировать с пользой.
Я с трудом сдерживаю ярость. Он подходит ко мне, и его зеленые глаза проникают прямо в меня, словно хотят высосать мою энергию.
Я закрываю глаза. А когда снова открываю, Оливье Нокса уже нет. Я лежу на полу у стены, но не могу вспомнить, как упал. Я тут же вскакиваю и ищу какой-нибудь след его пребывания в квартире. Ведь не приснился же он мне?
Ничего не обнаружив, я сажусь перед картиной с дубом и пытаюсь сосредоточиться на ней. И на этот раз получаю сообщение. Но совсем не то, которого ждал.