ения, возможно, лихорадка Эбола. Потом поступила еще одна проба, на которой значилось имя Нэнси Джонсон. Хензли знала, что имена вымышленные. В тот день, 26 июля, в лаборатории почти никого не было, отмечался национальный праздник, День независимости Либерии. Тем не менее Хензли и ее коллега Рэндал Шоуп надели защитные костюмы и принялись за работу. Начали с пробы крови Тамба Снела. Приборы работали быстро, и скоро стало ясно, что он болен лихорадкой Эбола. Хензли отправила электронное сообщение Лансу Плайлеру: «С тяжелым сердцем сообщаю вам, что анализ Тамба Снела дал положительный результат». В тот же день он получил и другое сообщение: «У Нэнси Джонсон также обнаружен вирус Эбола».
Получив эти сообщения в ELWA, Плайлер отправился в дом, где лежал изолированный Кент Брэнтли, и, увидев его, ужаснулся.
— Не хотелось бы сообщать тебе такую новость, но у тебя Эбола, — сказал Плайлер.
Брэнтли помолчал.
— Вот уж действительно не хотелось мне услышать такое, — сказал он.
Плайлер сразу решил, что сделает все возможное для лечения Брэнтли. Он знал о существовании неопробованных лекарств от лихорадки Эбола. Врачи из «Самаритянского фонда» отправили электронное сообщение в Центр по борьбе с эпидемическими заболеваниями, находившийся в Монровии, с просьбой помочь Плайлеру связаться с исследователями, принимавшими участие в разработке ZMapp, или с кем-либо, кто знаком со способом его применения.
Таким исследователем оказалась Лиза Хензли, находившаяся в Монровии, которая только что анализировала пробы крови, взятые у Брэнтли и Райтбол. Она направила необходимые сведения в «Самаритянский фонд» и выразила готовность как можно скорее посетить ELWA, но не могла выехать раньше следующего вечера, хотя дороги в тех местах после наступления темноты не вполне безопасны. Больницы Монровии были переполнены больными лихорадкой Эбола, система здравоохранения трещала по швам, на медицинские бригады, выезжавшие за пределы городов, нападали толпы местных жителей. Хензли позвонила в американское посольство в Монровии и договорилась, что водитель на посольской машине довезет ее до ELWA, куда она и приехала в десять часов вечера. Плайлер уже ждал ее в своей машине. Они проехали по территории больницы и остановились у белого домика с чуть приоткрытым светящимся окошком, за которым с ноутбуком на коленях, описывая собственные симптомы, сидел на кровати Кент Брэнтли. Хензли он сказал, что знает об антителах к вирусу Эбола.
Хензли и раньше проводила лабораторные исследования экспериментальных лекарств и вакцин против вируса Эбола. Разговаривая с Брэнтли через окно, она перечислила девятнадцать возможных вариантов их применения, ни один из которых фактически не был испытан на человеке. В январе компания «Текмира Фармасьютикалз» только начала проверять на людях безопасность применения препарата ТКМ-Эбола. На обезьянах его испытания дали вполне приемлемые результаты, но использование лекарства находилось под частичным запретом, пока компания собирала сведения для Администрации по контролю пищевых и лекарственных веществ. В Японии прошел испытания на людях препарат Т705 против вируса гриппа, он же мог оказывать какое-то воздействие на вирус Эбола. Хензли рассказала Брэнтли, что принимала участие в изучении лекарственного препарата, носящего название rNAPc2, антикоагулянта, разработанного компанией «Нувело», который при испытаниях на обезьянах спасал из них каждую третью. Брэнтли сосредоточился на ZMapp, спасавшем обезьян даже на поздних стадиях течения лихорадки Эбола, так как у него самого была как раз поздняя стадия. И все же он не мог решиться. Хензли закончила перечисление вариантов и замолчала. Тогда из-за окна послышался голос Брэнтли:
— Как бы вы поступили на моем месте, Лиза?
Она ничего не могла посоветовать.
— Это решение должны принять вы сами. — И рассказала, что шестнадцать лет назад пережила угрозу заражения вирусом Эбола. Тогда, в свои двадцать шесть лет, она работала в «скафандре» с жидкостями, кишевшими вирусами Эбола, и порезалась ножницами, несмотря на два слоя перчаток. Единственным экспериментальным лечением, которое могло оказаться смертельным, в то время была лошадиная сыворотка, полученная русскими. Хензли решила подождать с ее применением, пока окончательно не убедится, что заразилась. В тот же вечер, после собрания, на котором анализировали случившееся, ее отправили домой. Хензли позвонила родителям и сказала, что может заболеть лихорадкой Эбола, что им, возможно, придется забрать из квартиры ее вещи и кошку.
Выслушав Хензли, Брэнтли сказал, что, учитывая все услышанное, все-таки предпочел бы ZMapp, хоть препарат и не испытывался на людях. Потом Плайлер довез Хензли по больничной территории до дома Райтболов. Нэнси в это время уже спала неподалеку от окна. Ее муж и сестра надели защитные костюмы и разбудили ее. Между тем Хензли, говорившая с больной из-под окна, обратила внимание, что оно широко открыто, а Райтбол начала покашливать. Потолочный вентилятор гнал воздух из комнаты на стоявших под окном. Хензли снаружи чувствовала запах, стоявший в комнате. Она сделала шаг назад, но ничего не сказала. В тот же вечер, уже находясь у себя в гостиничном номере, Хензли отправила по телефону короткое текстовое сообщение Лансу Плайлеру: «Вы, ребята, заставляете меня немного поволноваться,» — и посоветовала тем, кто, стоя под окнами, разговаривает с этими двумя больными, надевать респираторы.
28 июля Гэри Кобингер из канадского Агентства здравоохранения получил электронное сообщение от Ланса Плайлера, который просил как можно скорее прислать ZMapp в ELWA. В ответе указывалось, что ближайшее место, где находится препарат на один курс лечения — морозильник в Кайлахуне (Сьерра-Леоне), то есть через границу. К тому времени Хумар Хан был при смерти. Хензли не принимала участия в обсуждении вопроса, давать ему ZMapp или не давать, но о принятом решении знала.
Лекарство требовалось доставить самолетом из Кайлахуна, но там не было летного поля. Ближайшее же находилось в городке Фойа. Там несколькими днями ранее группа сотрудников Министерства здравоохранения Сьерра-Леоне подверглась нападению, и служебную машину, на которой они ехали, сожгли. Местные жители, охваченные паникой, бежали из окрестностей. Посольство США в Монровии обратилось к Лизе Хензли с просьбой забрать лекарство, пообещав организовать для нее вертолет.
Вертолет, старый серый русский Ми-8, пилотировали украинские летчики. Хензли сопровождал полковник морской пехоты США, как он выразился, «для душевного покоя». Шел сильный дождь, Хензли с полковником четыре часа просидели в стоявшем на асфальте вертолете. За это время в Кайлахуне умер Хумар Хан. Наконец, небо немного прояснилось, вертолет взлетел и взял курс на север. Пассажиры, пристегнутые ремнями к скамьям, сидели в звукопоглощающих наушниках лицом друг к другу. Иллюминатор заливало дождем, время от времени в нем показывались плывущие внизу покрытые джунглями холмы.
— Временами летим при нулевой видимости, — заметил полковник. Хензли забеспокоилась.
Во время той вспышки лихорадки Эбола все летели в условиях нулевой видимости. Под вертолетом невидимый за пеленой дождя тайно маневрировал противник. К тому времени ни испытанных вакцин, ни лекарств, которые бы излечивали людей от этого заболевания, не знали. Хензли летела за экспериментальным препаратом. Значительно позже она говорила:
— Если идешь берегом озера и кто-то тонет, нельзя не попытаться его спасти. В этой вспышке Эбола гибли люди. — Хензли, мать-одиночка, оставила в Мериленде на попечении родителей девятилетнего сына.
— Если откажемся помогать, что мы скажем потом своим детям? — однажды сказала мне Хензли. — Беды, связанные с лихорадкой Эбола, останутся им в наследство. А люди умирают. Родитель обязан вырастить ребенка ответственным. Мы должны показывать пример своим подчиненным, близким и пациентам, местным жителям.
Хензли задремала. Ко времени приземления в Фойа, оказалось, что самолет «Самаритянского фонда» с лекарством на борту уже вылетел. Вертолет повернул обратно в Либерию.
Ланс Плайлер, получив препарат в больнице ELWA, лихорадочно пытался решить, дать его Райтбол или Брэнтли. В Книге Эсфири он нашел слова: «Кто знает, пришел ли ты в царство для такого времени, как это?» Райтбол была к этому времени уже очень плоха, но Плайлер застал своего коллегу Брэнтли в удивительно хорошем состоянии: тот, сидя в постели, работал на ноутбуке и больше беспокоился о Райтбол, чем о себе самом.
— Дайте препарат Нэнси — я и так отсюда улечу через день-другой, — сказал он Плайлеру. Еще раньше был заказан эвакуационный реактивный самолет, по-видимому, Брэнтли имел в виду именно его. Тем не менее Плайлер решил подождать с принятием решения. Прошла еще одна ночь.
Наутро, 31 июля, Плайлер снова проведал Нэнси Райтбол и решил дать препарат ей. По-видимому, она была близка к финальной стадии развития болезни: кожа на верхней половине туловища покрылась красными узелками — признаками подкожных кровоизлияний. Начались и внутренние кровотечения. Смерть могла наступить в любой момент: падение кровяного давления, шок и конец. Одну из бутылочек с препаратом достали из термоса со льдом, и поместили подмышкой у больной, чтобы жидкость растаяла.
В тот же день около семи часов вечера Плайлер, желая узнать, как дела, подошел к дому Брэнтли. Заглянув в окошко, он похолодел. Состояние Брэнтли резко ухудшилось, налицо были все признаки приближения смерти. Глаза ввалились, лицо превратилось в серую маску, тяжелое дыхание перемежалось длительными паузами.
— Клиницисту такая картина знакома, — говорил мне потом Плайлер. — Брэнтли умирал.
Брэнтли, сам клиницист, понимал, что у него вот-вот произойдет остановка дыхания. Поскольку аппарата принудительной вентиляции легких в больнице не было, дожить до утра он мог только чудом.
— Кент, я дам тебе антитела. — Плайлер принял решение: одну бутылочку примет Брэнтли, другую Райтбол, а третью тот из них, кто не будет эвакуирован.