— Перебежчик пожаловал, — проговорил Гэнда Ёсихира. — Видимо, не выбрал еще, к кому примкнуть, вот и решил поглядеть, кто сильнее. Ну да я ему покажу, как Минамото таких привечают. — С этими словами он вытащил меч, кивнул своим семнадцати самураям и во весь опор бросился на Ёримасу. Так грозен был их вид, что Ёримаса обратился в бегство вместе со своей дружиной, а Гэнда помчался ему вдогонку.
Ёситомо сыновняя пылкость порадовала, однако он тут же встревожился, глядя, как Ёсихира растрачивает силы, предназначенные для главной схватки.
— Поезжай за своим братом, — велел он Ёритомо, — и напомни ему, ради чего мы сюда явились.
Отряд Ёримасы том временем мчался галопом по отмели, видно, все же решив соединиться с воинством Рокухары. Ёситомо с дружиной нагнали Гэнду и продолжили преследование. Два щита-частокола были разнесены в щепы, и погоня продолжилась по реке до самых стен Рокухары. Рать Ёситомо сражалась как полчище демонов, так неистово осыпая стрелами подворье Рокухары, что со стороны могло показаться, будто драконы грозовых туч решили обрушиться ливнем на землю.
Князь Киёмори услышал стук стрел, бьющих в деревянную дверь за его спиной, и порывисто обернулся.
— Что это? Неужели наши воины до того оплошали, что позволили неприятелю подойти так близко? Либо они впали, в панику, либо дела совсем плохи. Настал мой черед возглавить оборону. — Он надел шлем, препоясался мечом, закрепил на спине колчан со стрелами и отправился на веранду, веля подать коня.
Ему привели скакуна — крупного черного жеребца с черным же седлом, на которого он тотчас взобрался. Тридцать пеших воинов с алебардами-нагината[42] наперевес и тридцать всадников, включая двух его сыновей, Сигэмори и Мунэмори, двигались бок о бок со своим предводителем, укрывая от вражеских стрел.
Едва они выехали за ворота, как встретились с отрядом Ёримасы.
— А, пополнение! — воскликнул Сигэмори. — Отвлеките войско Ёситомо от стен, а мы тем временем обойдем его сзади и застанем врасплох.
Ёримаса, кивнув, повел своих людей во главе конницы Тайра и уверенным натиском стал отгонять Минамото обратно в реку, на западный берег.
Оттуда раздался голос Ёситомо:
— Честь не позволяет мне, Ёримаса, спросить тебя, отчего ты бежал под знамена Тайра из Исэ. Своей изменой ты опорочил боевую славу нашего дома.
— В чем же моя измена? — возразил Ёримаса. — Я явился сюда по зову императора Десяти добродетелей! Это ли не спасение нашего дома и умножение родовой славы? Ты же, напротив, взялся служить самому бесхребетному лиходею, каких только знала земля, чем навлек на наш род еше большее бесчестье!
Полководец Ёситомо не отвечал, хотя в глубине души признал правоту Ёримасы. Вместо этого он обратился к своим сыновьям и вассалам:
— Отсюда пути назад не будет. Пришел час показать свое мастерство и отвагу. Если они нападут снова, бейтесь изо всех сил, старайтесь сразить ка^ можно больше врагов.
— Отец, взгляни! — прервал его Ёсихира, указывая на запад. Оттуда надвигались пять сотен конников под предводительством Сигэмори. Другой отряд обходил слева, мелькая между домами. — Нас окружают! Они устроили нам западню.
С другого берега донеслось улюлюканье Тайра, сгрудившихся у стен Рокухары.
— Смекнули наконец, зачем вас уводили от дворца? Теперь идите и нападайте, если осмелитесь!
— Со ка[43], — произнес Ёситомо, чувствуя, как холодеет в груди. — Настал наш смертный час. Так будем же смелыми до конца и посрамим тех, кто решил нас обесчестить.
Тут его вассал, Камата, соскочил с лошади и схватил коня Ёситомо под уздцы.
— Молю, дозвольте молвить, господин! Все, даже великие ками знают, что в ратном деле Минамото не знают себе равных. Так почто позволить всему пропасть, сгинуть под копытами Тайра? Не упускайте же случая обратить проигрыш в победу. Если вы сейчас отступите и вернетесь в восточные земли, там можно будет собрать куда большее воинство. С новыми силами ничто не помешает вам одержать долгожданную победу. Никто не восславит полководца, который отдал свою жизнь ни за грош. Того же, чье хитроумие поможет спастись от врага и потом одолеть его, будут превозносить повсюду.
— Ты предлагаешь мне бежать, как псу Нобуёри? — опешил Ёситомо. — Чтобы сказители равняли наши имена? Ни за что. Прочь от моего коня! — Он ударил скакуна пятками в бока, пытаясь вырваться к реке, но Камата держал крепко. К нему присоединились другие вассалы. Обступив Ёситомо, они хватались за поводья и луки седла, тесня, увлекая, отпихивая его прочь.
— Не надо, повелитель! — взывали они. — Мы клялись вас беречь! Мы не пустим вас на верную гибель! Уезжайте! — Вассалы толкали и подстегивали лошадь, и та наконец помчала воеводу, окруженного сыновьями, на запад. Воины Тайра пустились в погоню, осыпая стрелами, пока Ёситомо и его люди не рассеялись кто куда, точно гуси перед грозой.
Снег на камне
Тихо падал снег за стенами храма Нинна-дзи. Высоко на холмах к северу от Хэйан-Кё сгущались сумерки. Мало-помалу, точно снежинки в сугробе, копились добрые вести, ежечасно доставляемые из столицы. Так отрекшийся государь узнал, что сестра его Дзёсаймон-ин благополучно добралась до монастыря в Курамадэра. Так услышал о том, что мятежники Минамото бежали, а Тайра остались победителями.
Го-Сиракава сидел рядом с братом, настоятелем Какусё, потягивал с ним подогретое саке и любовался снегопадом.
— Куда как приятнее, — проговорил Какусё, — чем в прошлый раз, когда Нинна-дзи принимал отрекшегося императора. Тогда им был наш брат Син-ин, глава заговорщиков. Выгнать его я не мог, однако, по здравому размышлению, особых торжеств устраивать тоже не стал. Полагаю, его краткое пребывание здесь было безрадостным.
— Едва ли он вообще склонен радоваться. Особенно теперь, после изгнания в Сануки.
— Кое-кто из здешних монахов, — сказал Какусё, — утверждает, — будто дух Син-ина смотрел на них из-за сёдзи.
— Но наш брат еще жив, — возразил Го-Сиракава. — Как его дух может блуждать отдельно от тела?
— Говорят, что истинные злодеи могут перемещаться духом куда им вздумается, где бы ни находилось их тело, — сказал Какусё. — А еще слыхал я, что Син-ин преобразился в самого жуткого демона, посвятив священные сутры властителям преисподней. Трудно представить, на что способен демон императорской крови, потомок самой Аматэрасу!
— Даже на святой земле вроде этой? — спросил Го-Сиракава.
Какусё кивнул:
— Даже здесь. Но быть может, монахам померещилось и все эти присказки останутся без продолжения.
В комнату доставили еще одного гонца — он даже не успел стряхнуть снег с наплечников и шлема. Гонец опустился на колени и коснулся лбом пола.
— Государь, ваше преподобие… Я принес хорошую весть. Тайра загнали Минамото в горы на востоке. Метель там гораздо сильнее, чем здесь. В такую погоду им далеко не уйти.
Го-Сиракава кивнул и улыбнулся.
— Отведите его в трапезную. Пусть поест и попьет с остальными, — сказал он монахам, что привели гонца.
Когда те удалились, Какусё добавил:
— Сдается мне, не все заговорщики подадутся на запад. Не пройдет и дня, как многие из этих несчастных явятся сюда молить о пристанище. Если это случится, я приведу их к тебе, чтобы не лишать удовольствия расправиться со смутьянами собственноручно.
— Ты слишком щедр.
— Для такого почетного гостя — все, что угодно. Впрочем, кто знает — может, нас удостоит присутствием сам могучий Ёситомо.
Го-Сиракава на мгновение задумался и ответил:
— Едва ли. Я встречал этого полководца Минамото. Слишком пылок, пожалуй, чтобы таиться по храмам и носить рубище. Нет, он, верно, отправится в Каито и попытается собрать еще людей под свое знамя.
Какое-то время они попивали вино в дружественном молчании, потом Какусё проговорил:
— Есть и другой повод для радости. Здесь, да и в других храмах обитают несколько монахов, искусных в толковании небес. Они говорят о грядущем Маппо, эпохе Конца закона. По преданию, нас ждут великие бедствия, смешение чинов и прочая, прочая. То, что императорская воля возобладала, может означать, что предсказатели ошиблись в расчетах.
— Будем надеяться, — кивнул Го-Сиракава.
Одна из бамбуковых ставен перед ними была поднята, открывая вид на заснеженный храмовый садик. Нескольких жаровен с углями, впрочем, хватало, чтобы собеседники чувствовали себя уютно. Но вот ветер сменил направление, и Го-Сира-каву разобрала дрожь.
В центре сада возвышался большой белый камень, почти валун. Не то снег, не то случайная тень придавали ему мимолетное сходство с черепом, устремившим пустые глазницы прямо на императора. Го-Сиракава похолодел и запахнул потуже полы тяжелого платья. Он озадаченно посмотрел на чашку у себя в руках. «Неужели я так много выпил, что уподобился мнительному монаху?» Го-Сиракава моргнул и опять выглянул в сад. Ветер кое-где смел с валуна снег. Теперь на него смотрело высохшее лицо с горящими ненавистью глазами, маска лютой злобы. Лицо его брата, Син-ина. Но вот налетел новый порыв ветра, и камень снова стал камнем.
Го-Сиракава уронил взгляд на трясущиеся руки.
«Должно быть, привиделось после россказней Какусё. Да вдобавок перебрал саке».
— Что с тобой, брат? — забеспокоился настоятель. — Ты дрожишь. Опустить ставни, чтобы не сквозило?
— Пожалуй, мне стоит прилечь. Слишком много тревог для одного дня.
В этот миг внутренняя дверь комнаты скользнула в сторону и на пороге возник согнувшийся в поклоне послушник.
— Ваше преподобие, государь… у ворот посетитель. Он просит убежища.
— Ага! Точь-в-точь как я предрекал, — произнес настоятель с улыбкой. — Наш первый гость. Не спеши засыпать, брат, не посмотрев, что за рыбку выбросило к нам на берег.
— Ты прав, Какусё. Жаль будет пропустить это зрелище. Пободрствую еще немного. — Послушнику он приказал: — Можешь послать за нашим посетителем.