Война самураев — страница 36 из 99

— Юго-западное крыло? Знаешь, отец, это…

— В чем дело?

— Ты уверен, что оно подойдет его бывшему величеству?

— Что значит «подойдет»? Раз оно сгодилось для Нидзё…

— Нидзё умер, отец.

Киёмори остановился и хмуро глянул на Мунэмори:

— К чему ты клонишь?

— Ни к чему, просто… это могут счесть дурным знаком. Киёмори, ворча, зашагал дальше.

— Ин ждет, что его поселят в те же покои, и будет оскорблен, предложи мы другие. Юго-западное крыло уютнее и лучше укреплено на случай нападения. Кроме того, если переселить хотя бы часть семьи, начнется неразбериха, с которой за час не управиться.

Дойдя до гостевого крыла, Киёмори принялся раздавать челяди указания по подготовке комнат. Слуги покорно отправились их выполнять, при этом затравленно переглядываясь и вздыхая.

— Что с ними такое? — спросил Мунэмори отец.

— Ты же знаешь эту деревенщину — вечно навыдумывает глупостей, — ответил тот. — А теперь вот решили, будто здесь водятся… нечистые духи.

— Духи?

Мунэмори деланно засмеялся:

— Вот глупость, правда? Нечисть… у нас в доме. Киёмори пригвоздил его взглядом.

— В Рокухаре нет никакой нечисти!

— Да-да, конечно, нет. Но… слуги говорят, что в комнатах бродит странный холод и вещи стали пропадать или двигаться сами по себе. Челядь совсем издергалась. Вы уверены, что хотите поселить ина именно здесь? — «Тем более что один ин тут уже поселился».

Киёмори развернулся и пошел осматривать комнаты, то и дело замирая и принюхиваясь.

— Здесь повсюду отдает гарью и тленом, — произнес он наконец. — Полы, видно, давно не натирали, а на сёдзи кое-где пятна, да и бумага надорвана. Эти лентяи, не иначе, прикрываются баснями о призраках, чтобы поменьше работать. — Киёмори повернулся к ближайшему прислужнику: — Чтобы все исправили, ясно?

Тот низко поклонился и поспешил прочь.

Стоя в лучах солнца, льющихся сквозь незакрытые ставни, Мунэмори все же отчетливо ощутил, как его окутывает непонятный холод.

— Отец, тебе ничего здесь не кажется… странным? Киёмори как будто поежился.

— Чепуха, — сказал он, однако. — В этих комнатах всегда сквозило. Нужно больше жаровен, только и всего. Останься и проследи за всем. Раз ты пришел без доспеха, я поручаю тебе подготовку покоев к прибытию нашего гостя. — И он вышел, не сказав больше ни слова.

— Чудно, — проворчал про себя Мунэмори. — Но если что пойдет не так, мне не в чем будет себя упрекнуть. Я-то знаю, от кого ждать неприятностей. — И он тяжело вздохнул. Кого потом обвинят, сомнений тоже не вызывало. Радуясь, что работать приходится при свете дня, Мунэмори пошел проверять комнаты.

Запах гари

Отрекшийся император Го-Сиракава сидел на полу приемной гостевого крыла Рокухары, чувствуя себя более чем неуютно. Комнаты оказались душными, прибранными лишь наспех, а что еще хуже, принимать его доверили растяпе Мунэмори. С трудом верилось, что у главы Тайра могли родиться настолько разные сыновья, как Сигэмори и Мунэмори. Го-Сиракава несколько раз порывался избавиться от опеки, но Мунэмори точно прилип к нему, то и дело встревая с советами — где расположить вещи, где стелить постель.

— Если владыке будет угодно, — мямлил Мунэмори, — я могу послать за священником. Он прочтет сутры, чтобы вам лучше спалось в столь тревожное время.

— Благодарю, это лишнее, — процедил в ответ Го-Сиракава. — На монахов я насмотрелся. Уж не хочешь ли ты впустить сюда лазутчиков из Эирякудзи?

— Нет-нет, конечно. Владыка очень мудр, что подумал об этом. Я только хотел предложить…

— Не утруждай себя более, добрый Мунэмори. Ты достаточно постарался.

— Если ваше величество пожелает еще что-нибудь…

— Я тотчас пошлю к тебе слугу с просьбой. А теперь ступай — ты, верно, нужен отцу и братьям, чтобы следить за обороной Ро-кухары.

— Уверен, там обо всем позаботились и без меня, — ответил Мунэмори. — Мне было строго наказано обеспечить ваш уют.

«А может, тебе велели вывести меня из себя, чтобы я не задержался здесь надолго? — подумал Го-Сиракава. — Хитрец Киёмори еще и не на такое способен». Он пристально посмотрел на Мунэмори:

— Ты его обеспечишь, если оставишь меня наедине с советниками — я должен обсудить важные дела. В случае какой-нибудь нужды я немедля пошлю за тобой.

— А может быть, владыка распорядится о чем-то на будущее, чтобы я мог…

— Вон! — вскричал Го-Сиракава, потеряв терпение.

Мунэмори поджал губы, низко поклонился и шмыгнул, точно мышь из горящего амбара.

«Вполне в его духе — выставить меня грубияном», — подумал ин.

В следующий миг к нему вошел тюнагон Наритика и опустился напротив. Вот кому Го-Сиракава не переставал удивляться. Наритика был одним из немногих вельмож, переживших обе смуты — Хогэн и Хэйдзи. Даже служа чудовищу Нобуёри, он умудрился сохранить связи с Тайра — был учителем Сигэмори, а после женил его на своей младшей сестре. Теперь Наритика предложил свои услуги отрекшемуся императору. Го-Сиракава не знал, можно ли ему доверять, но потом рассудил, что совет человека, способного держаться на плаву при всякой власти, дорогого стоит.

— Владыка, — начал тюнагон, — есть вести о передвижении монахов горы Хиэй.

— Вот как? Они идут сюда?

— Совсем нет. Впрочем, и не ко дворцу, как мы ожидали.

— Уж не думают ли они напасть на То-Сандзё?

— Нет, там их и близко не видно.

— Гм… После взглядов, какими монахи меня наградили, я был уверен, что стану мишенью для их ярости. Так куда же они направляются?

— Говорят, на восток, владыка, минуя столицу. Предположительно теперь их цель — Киёмидзудэра.

— А-а, храм, подчиненный Кофукудзи, верно?

— Точно так, владыка.

— Значит, они просто идут выразить недовольство разрушением своей скрижали на похоронах. Вероятно, пройдут с пением вокруг храма, потрясут святынями и отправятся восвояси. Не глупец ли я, что всполошился по пустякам и сбежал сюда?

Наритика покачал головой:

— Нельзя знать заранее, что придет в голову разъяренным монахам. А иноки-хиэйцы, как известно, страшны в гневе. Вы проявили благоразумие, повелитель, а это совсем не глупо.

— Ты, как всегда, представляешь все в выгодном свете. Однако… повеяло холодом, не находишь?

— Теперь, после ваших слов — пожалуй.

— Зажжешь мне жаровню?

Тянулся вечер, а в Рокухару все прибывали и прибывали гонцы с новостями. Монахи с горы Хиэй действительно побывали в древнем и почитаемом храме Киёмидзудэра, но вместо шествий с песнопениями они устроили в нем пожар, спалив дотла все пагоды и молельни, а после отправились в горы, к Энрякудзи.

Со сквозняками из-под бамбуковых ставен и сёдзи в покой Го-Сиракавы долетал запах гари и пепла от полыхающего храма. Весть о том, что монахи покинули Хэйан-Кё, принесла ему облегчение, но для спокойного сна все же многого недоставало. Го-Сиракава был как на иголках. Страх, что он жестоко ошибся, приехав в Рокухару, не давал ему покоя. «Чего же я все-таки боюсь: остаться здесь пленником, как при Нобуёри в Библиотеке единственной рукописи, или же регентской клики, которая наверняка решит, будто я толкнул монахов на бунт, чтобы запугать императора? А может, я просто боюсь, что снова явится Мунэмори и будет всю ночь мне докучать?»

Так Го-Сиракава сидел час за часом, вперившись взглядом в маленькую жаровню, куда положил несколько палочек благовоний — истребить дурной запах в комнатах. Вскоре в носу у него засвербило, глаза стали слезиться. Он попытался прочесть сутру, ни слова никак не шли на ум.

Наконец, когда дозорный Тайра огласил час Быка[52], Го-Сиракава начал клевать носом, погружаясь в странную полудрему. В какой-то миг он вдруг ощутил, что в комнате есть кто-то еще.

— Кто здесь? — пробормотал ин. — Это ты, Наритика? Тени, отбрасываемые наспех расставленными ширмами и столиками, пугали своей новизной. Человеческой тени среди них не было.

— Добрый вечер, братец, — произнес низкий голос, почти шепот.

— Братец? Кто здесь? — Его наверняка предупредили бы, если бы прибыл настоятель Нинна-дзи. Кто еще мог назваться его братом?

— Я пришел предупредить тебя.

— Предупредить? О чем?

— Берегись, брат: тебе грозит опасность. Тайра замыслили погубить тебя!

— Меня?

— Не тебя одного — весь императорский дом, и провозгласить Киёмори государем.

— Не… не может быть!

— Может, может. Киёмори сам наследник крови и знает об этом. Будь начеку, брат.

— Родство — это еще не все, — возразил Го-Сиракава, сам себе не веря.

— Киёмори использует колдовство. Он заручился поддержкой высших сил. Его влекут Три сокровища — зерцало, яшма и меч Кусанаги. С их помощью он ввергнет Японию в ужас тирании. Не дай ему этого сделать. Не доверяй Тайра. Берегись!

— Кто ты? Откуда ты это знаешь?

Миг — и Го-Сиракава снова был один, а комната словно опустела. Лишь запах гари и тлена продолжал витать в воздухе.

Следующим утром отрекшийся император вызвал к себе Наритику и тихо поведал об услышанном.

— Да, владыка, я тоже видел загадочный сон. Некто, назвавшийся Гэндой Есихирой — юным храбрецом Минамото, обезглавленным недалеко отсюда, шептал мне на ухо и велел беречься Тайра, — сказал Наритика. — Мне явились видения грядущего мира, где Хэйан-Кё лежал разоренный, а империя управлялась из другого города. У власти там стояли не вельможи и ученые, но грубые воины. Страна была разобщена постоянными усобицами, а отпрыски знатных родов и даже сам император во всем подчинялись полководцам.

— Мы часто переживаем во снах свои худшие страхи, — промолвил Го-Сиракава. — Быть может, твое видение — одно из таких.

— Вряд ли, повелитель, — ответил Наритика. — Я считаю, мне было показано то, что станет со страной, если Тайра продолжат свое восхождение к власти.

— Истинно, — произнес вдруг кто-то третий, — Небеса вещают через человеков, а своего голоса не имеют.