Когда он понял, что чуда не произойдет, пересмотрел свои взгляды. И убедил себя, что он никакой не Пустой, как презрительно говорили о простых людях маги. Просто его таланты кроются в иных областях. И даже с некоторым пренебрежением смотрел на тех, кто полагался на зыбкую мощь таинственного эфира… Сегодня он есть, а завтра? Если есть блокираторы, что лишают силы одного мага, то что мешает появлению таких же, но с гораздо большей мощью? И с чем останутся пресловутые одаренные, когда их дар исчезнет? А его умения всегда при нём. И лучшим доказательством своих убеждений он считал то, что сейчас он был жив. А вот юные маги ничего не сумели противопоставить страшной мощи того, что таилось в найденной пещере! Да, его спасли артефакты, коими его в достатке снабдили соратники перед путешествием. Но кто сказал, что человек разумный будет отказываться от тех благ, что придуманы теми, кого он презирал? Что именно сработало из тех безделушек, которыми он обвешался заранее, он не знал, да и пусть в этом разбираются более сведущие люди, если им, конечно, удастся получить хоть какие-то крохи полезной информации из тех обгоревших, оплавленных кусочков, во что превратилась вся эта магическая бижутерия.
Идеальная память услужливо подсунула картинки прошлого: вот он, крадучись, проникает в открывшийся в скале проем, благоразумно пропустив вперёд спутников; пока они преследуют злобную старуху, исследует загадочные рисунки на стенах — смысл их для него темен, как глухая полночь, но главное — запомнить их и после передать специалистам; вот, услышав торжествующие вопли старой strega и звериным чутьем осознав, что надвигается беда, он устремляется к выходу; вот волна ослепляющего света подхватывает его и выносит наружу, а сверху наваливается чье-то тело, и они катятся кувырком по тропе, а потом — благословенная тьма опускается на него… Уже позже он понял, что тогда его артефакты спасли и Бикбая, а вот от тех, кто был в эпицентре событий, не осталось и следа. Как, впрочем, и от девушек — магичек, что не успели на подмогу друзьям и встретили убийственную волну, вооруженные лишь собственной глупостью.
Придя в себя, он бросил равнодушный взгляд на тело аборигена, потом внимательно осмотрел темнеющий зев пещеры. Ни отблеска, ни звука. Выждав для верности минут пять, он осторожным шагом приблизился, подождал ещё чуть. Потом отважился заглянуть внутрь. Миновав помещение с изученными уже рисунками, он прошёл по длинному коридору и уперся в тупик. Глухая стена преграждала путь туда, откуда, по его разумению, раздавались ранее визги ведьмы. Все попытки найти хоть малейшую трещинку, указывающую на закрывшийся вход, оказались тщетными. «Что ж, — подумалось ему, — я сделал все, что мог, я выжил. Кто может, пусть сделает больше…»
История о том, как он пересекал империю под личиной безобидного сельского попа, кротко осеняющего крестным знамением путешественников, великодушно подвозивших его, как доводилось ему выслушивать исповеди жителей деревень, в которых он останавливался на ночлег, как однажды пришлось окрестить новорожденного, могла бы украсить собой страницы любого популярного романа, но бывший Макар, а ныне отец Сергий, думал лишь о достижении цели, а не о литературной славе… Долго ли, коротко ли, а оказался он, наконец, на территории польского государства, в имении ясновельможного пана Збышека, что был одним из представителей папской службы внешней разведки. Отказавшись от заслуженного отдыха, лазутчик затребовал специалистов и с головой погрузился в работу по обработке полученных сведений…
Шестеренки отлаженного механизма исправно завертелись, и вот уже устремилась в сердце католического мира, пересекая страны, дружественные Ватикану и не очень, новость — на территории Российской империи обнаружено нечто с огромным энергетическим потенциалом, что могло стать поистине страшным оружием против самых могущественных одаренных. И понеслась во все стороны света, оповещая глав государств, что состояли в коалиции, враждебной Российской империи, резолюция Понтифика — никоим образом нельзя позволить русскому медведю им завладеть!
Глава 11
Как и всегда, я не мог сдержать внутренней дрожи, очутившись в тени здания Тайной Канцелярии. Холодок, пробежавшийся по коже, вызвал щекочущие мурашки, а такой же, огладивший дремлющую совесть, заставил её поежиться от неприятных прикосновений холодных пальцев, копошившихся в самом сокровенном. Слишком легко можно было представить, как меня ведут сюда не государственные дела, а суровые конвоиры… Есть и кровь на моих руках, и ложь за душой — несомненно, во благо, но не тем ли самым пытались оправдать себя и те, кого приводили сюда под охраной на допрос?
— Ваше Величество? — несколько напряженно окликнул меня князь Салтыков, нетерпеливо переминающийся с ноги на ногу у самого входа в епархию Нарышкина-младшего. По его неестественному тону было понятно, что и он чувствует себя здесь несколько неуютно.
— Ага! И у тебя, братец, рыльце-то в пушку! — злорадно подумал я, отвлекшись от самокопательства, а вслух произнес:
— Иду, Иван Степанович, иду…
Сразу после доклада Салтыкова о катастрофическом провале экспедиции, организованной троицей юных исследователей, я решил сам побеседовать с единственным выжившим свидетелем происшедшего. За неимением лучшего варианта, проводника держали здесь, в стенах Тайной Канцелярии, под неусыпным присмотром штатных лекарей. Его душевное состояние оставляло желать лучшего.
Перед отправлением экспедиции, в Департаменте ребят снабдили новой разработкой — артефактами связи. Когда мне докладывали об этом изобретении, я грешным делом представил себе этакий магический аналог мобильников из моего времени. Но всё оказалось куда прозаичнее — парные артефакты могли подать несколько определённых сигналов, которые закладывались в них заранее. Что-то типа морзянки, подаваемой импульсами эфира, с короткими сообщениями типа — всё в порядке; есть проблемы; нужна помощь… Учитывая огромное расстояние, которое нужно было преодолеть импульсу, энергии он потреблял немеряно. И даже с условием, что среди участников экспедиции были маги, способные подзарядить эти связные устройства, времени на это нужно было много. В среднем выходило около полутора недель между сеансами подобной односторонней связи. Собственно, так и удалось узнать, что с ребятами случилась беда — вместо традиционного «всё в порядке», в неурочное время артефакты, будто одномоментно получив огромный заряд энергии, не выдержали напряжения и буквально взорвались чуть ли не в руках сотрудника Департамента, отвечающего за их обслуживание. У бедолаги разом пострадало и зрение, и источник. С помощью опытных лекарей удалось спасти и то, и другое, но оставался открытым вопрос — как вообще такое могло произойти?!
Спешно был собран отряд, включавший в себя спецов по артефакторике, прикладной магии, полевых медиков и гвардейцев из элитного подразделения, что проходили обучение у Черкасского и Тэйни. Утверждая список участников этой спасательной операции, я мысленно корил себя за небрежность: можно ведь было не идти на поводу юношеского максимализма Саввы, которому хотелось славы, что не нужно будет ни с кем делить… Но я так хорошо понимал его, такого юного, амбициозного, горящего желанием совершить что-то грандиозное, чтобы доказать всём — он не просто внебрачный сын, побочная нежеланная ветвь древнего рода, он чего-то стоит сам по себе! А в итоге мы имеем то, что имеем… И нужно хотя бы разобраться — что конкретно.
В глубине души каждый из тех, кто вошёл в состав группы, понимал, что шансов на то, что ребята живы, очень мало. И чем больше времени проходит, тем меньше вероятность того, что вторая экспедиция будет спасательной. И тем не менее, скорость, с которой они пересекали просторы Российской империи, ошеломляла. Тот же самый путь, который проделали их предшественники, гнавшиеся за мечтой, спецы преодолели за чуть ли не вдвое меньший срок. И вела их не жажда славы и регалий, а желание успеть, наперекор здравому смыслу, твердящему, что спасать-то уже и некого…
Прибыв к лагерю экспедиции, который явно был покинут в огромной спешке и давно заброшен, они обнаружили местного, что бродил вокруг, то плача, то бессвязно бормоча что-то, кому-то угрожая… И главным лейтмотивом его бреда было одно слово, что повторял он на разные лады: «Улем»…
При тщательном прочесывании местности было обнаружено всего два тела, в которых с трудом, учитывая, сколько прошло времени, сумели опознать Рокотова Михаила и его сопровождающего, Степана Егоровича. И местоположение тел, и причины гибели были разными, смерти казались естественными, и ответа на главные вопросы — что же произошло в этом глухом месте и куда подевались остальные — так и не было найдено. В ближайшем селении визитеров встретили не то, что недружелюбно, а откровенно враждебно. Что было, по уверениям бывалых путешественников, весьма удивительно. По многочисленным свидетельствам, башкирский народ всегда отличался особыми радушием и гостеприимством. Здесь же местные с угрожающим видом твердили о проклятии, которое навлекли на них чужеземцы, и категорично ставили громкую точку в так и не начавшемся разговоре, захлопывая перед носом ошарашенных визитеров двери.
Махнув рукой на все странности, гвардейцы приняли решение возвращаться в Петербург, прихватив всё записи из лагеря экспедиции, а также забрав с собой Бикбая, единственного живого свидетеля, в помрачившемся рассудке которого, могли скрываться ответы на многие вопросы… Учёные сначала протестовали против такого произвола, проявленного военными, наотрез отказываясь покидать Таганай и убеждая служивых, что нужно приступать к исследованиям немедленно, ибо магический фон, зафиксированный ими, был выше всяческих ожиданий, а значит, совсем рядом таится то самое нечто, из-за чего и сорвалась первая экспедиция… На что лейтенант Михайлов предъявил документ за личной подписью императора, в которым было чётко указано, что обладатель сей бумаги имеет неограниченные полномочия и волен решать судьбу поискового отряда. Против такого аргумента спорить было себе дороже, поэтому без дальнейших споров всё принялись за дело, и вскоре уже отправились в обратный путь.