Прежде всего я поздоровался со всеми. Мне навстречу поднялся пожилой человек, назвавшийся командиром отделения и сказавший, что по званию он старший сержант. Кроме того, он заявил, что до сегодняшнего дня работал служащим на кондитерской фабрике «Красный Октябрь», около которой находится кинотеатр «Ударник». Я представился ему и всем другим присутствовавшим, показал командиру удостоверение добровольца, и тот в списке бойцов своего отделения поставил карандашом галочку перед моей фамилией. Еще не все бойцы собрались вместе.
Вдруг лицо одного бойца, в одиночестве сидевшего на стуле в одном углу аудитории, показалось мне очень знакомым. Я даже не мог вообразить себе, что здесь и в такой обстановке могу встретить близкого человека. Им оказался Миша (Михаил Прохорович) Волков – мой земляк и бывший одноклассник по Батыревской средней школе, а теперь уже тоже, как и я, бывший студент четвертого курса, но МГИ. Нашему удивлению не было границ. Мы бросились друг к другу и едва не заплакали. На родном языке рассказали друг другу, как мы оба с сегодняшнего дня стали добровольцами одной и той же воинской части и даже одного и того же отделения. Получилось так, что Миша, как и я, не захотел эвакуироваться со своим институтом в глубь страны.
Скоро к находившимся еще до моего появления в аудитории моим коллегам по институту Леве Утевскому, Васе Голикову и Саше Волкову присоединились задержавшиеся с приходом Женя Майонов, бывший слегка навеселе, Аркаша Писарев, Боря Старшинов и доцент Александр Иванович Ващенко. Последний, представившись командиру – своему ровеснику, – уединился на стуле в углу и не стал ни с кем из нас, молодых, разговаривать. (Так он вел себя с нами и в дальнейшем и бывал замкнутым много дней, пока не привык.)
При моем появлении в аудитории в ней были также четверо спутников нашего командира, пришедшие вместе с ним с его же фабрики.
Раньше меня, кроме всех перечисленных лиц, пришел в аудиторию одетый в теплую зеленую армейскую куртку рослый и солидный юноша Иван Георгиевич Борзунов – представитель Московского текстильного института, где он, как и я, был до сегодняшнего дня студентом. Поскольку коллег из своего вуза у него не было, в данное время он чувствовал себя среди нас неуютно.
…И тут же скажу немного о послевоенной судьбе этого товарища. В начале 70-х годов я готовил к защите диссертацию на соискание ученой степени кандидата технических наук. В ней я рассматривал процессы производства и эффективность применения новых видов кардной проволоки, используемой для изготовления игл для щеток, которыми расчесывают на соответствующих машинах шерсть, хлопчатобумажные, пластмассовые и другие волокнистые материалы. Мне понадобилась консультация специалистов Московского текстильного института (ныне академии). Поэтому я приехал туда и в первые минуты после входа в главное здание (старое) растерянно стоял и думал, с чего же мне начать и к кому обратиться. И вдруг на стене холла среди вывешенных на Доске почета фотографий участников Великой Отечественной войны увидел знакомое, но уже ставшее очень солидным и несколько постаревшим лицо. Это был мой бывший однополчанин и служивший со мной даже в одном отделении, ныне профессор, доктор технических наук и проректор текстильного института И. Г. Борзунов, о чем свидетельствовала и подпись под портретом! Естественно, я устремился в кабинет Ивана Георгиевича, мы узнали друг друга, хотя со времени последней нашей встречи прошло 30 лет, и мне сразу была оказана им конкретная помощь, за что я ему очень благодарен…
Утром 16 октября проснулись очень рано по команде, привели себя в порядок, кое-как позавтракали своими же захваченными вчера с собой продуктами и также по команде вышли без вещей на улицу. Здесь почти весь расквартированный в здании МГИ коммунистический батальон выстроился в колонну по ротам, взводам и отделениям и отправился через Шаболовку к одному из красных многоэтажных домов на Хавской улице (возле Шуховской башни), чтобы получить там из подвального склада винтовки, патроны и гранаты.
Винтовок на всех бойцов не хватило. Нашему отделению из 12 человек досталось пять винтовок. Из них две были отечественными – трехлинейными конструкции С. И. Мосина, но времен еще 90-х годов XIX века (наверное, с ними мы и ходили на военный парад на Красной площади 7 ноября 1940 года, о чем я писал выше), а три – польскими, оказавшимися в СССР как трофеи после похода Красной армии в сентябре 1939 года в Польшу. На всех винтовках были штыки, причем на польских они были плоскими, заключенными в кожаный чехол, который можно было прикрепить к поясному ремню. Патронов к польским винтовкам было очень мало, из-за чего практически их невозможно было использовать в бою (можно было просто носить эти винтовки на себе, показывая несведущим людям на улице, что мы вооружены). Гранат получили тоже пять штук, и были они только наступательными (не лимонками).
Мы с Женей Майоновым попросили разрешение у командира носить штыки польских винтовок с собой, как личное оружие, и получили на это согласие. Для этого мы сняли с винтовок штыки, а со своих брюк кожаные ремни с пряжкой (у меня этот ремень был совсем узким), надели чехлы со штыком на ремни и повязали их сверху над пальто. Мы очень гордились своим внешним видом. (Какое же все-таки было детство у нас в голове!)
Затем наша «вооруженная» колонна прибыла к дому номер 4 по Донской улице и здесь во дворе на складе попробовала получить на каждого бойца форменные одежду и обувь. Оказалось, что мы сильно опоздали: в предыдущие дни на этом складе уже побывали другие воинские подразделения. И они почти все хорошее забрали. Кроме того, кладовщики на складе нам заявили, что «коммунистические батальоны и роты в настоящее время – это только полугражданские-полувоенные подразделения, и они с военной одеждой и обувью еще могут подождать». В результате нам удалось получить на всех только гимнастерки и брюки-полугалифе, сшитые из простой темно-серой хлопчатобумажной материи (для учащихся ремесленных и профессионально-технических училищ), а также ботинки с серыми обмотками и портянки. Ботинки я сразу надел на ноги вместе с портянками и обмотками, выбросив практически износившиеся до конца легкие туфли, приобретенные на трудовом фронте. Было жаль, что на складе не оказалось никаких шинелей и теплых головных уборов (на мне тогда была пилотка, также появившаяся на трудовом фронте).
С полученными оружием и вещами все вернулись в здание МГИ, сложили их в своих аудиториях и отправились строем обедать. К моему и Жени Майонова удивлению, местом обеда для нашей роты стала студенческая столовая в Доме коммуны, куда мы прибыли, пройдя почти всю Калужскую улицу. К этому времени Дом коммуны чуть ли не весь опустел: его обитатели уехали с вещами в свои институты, чтобы эвакуироваться с ними на восток.
Обед был сытным – из трех блюд. После него, захватив для сегодняшнего ужина и завтрашнего завтрака сухим пайком продукты на больших кусках брезента, которые мы несли вчетвером, держа по углам, и попеременно сменяясь, наша рота опять строем, но на этот раз пройдя по Малой Калужской улице, возвратилась в свою «казарму». Здесь все переоделись в полученную новую, фактически вовсе не военную форму. При этом к новым брюкам и ботинкам я приспособил обмотки, а свои брюки навыпуск и пиджак от костюма сунул в рюкзак. После переодевания все побыли на беседе с полковым комиссаром, почитали газеты, послушали радио, распределили по взводам и отделениям принесенные из столовой Дома коммуны продукты (хлеб, сахар, масло, консервы и прочее) и поужинали сухим пайком. Так световой день и прошел. Затем я написал и отправил через почтовый ящик у дверей МГИ письмо домой – матери, сообщив о себе и прося ее не беспокоиться обо мне.
…Рано утром 17 октября, придя в туалетную комнату, чтобы там умыться, я услышал разговор двух бойцов, утверждавших, что вчерашний день был в Москве ужасным: население во многих районах грабило магазины, и страшное творилось на вокзалах, были закрыты станции метро в направлении на «Сокол». Последнее якобы было связано с тем, что в ночь с 15 на 16 октября около Химок высадилась авиадесантом группа немецких мотоциклистов, которая по Ленинградскому шоссе устремилась в центр города и была лишь с большим трудом уничтожена днем танками, посланными навстречу по Ленинградскому проспекту. А бой происходил как раз над тем подземным маршрутом метро, на котором находась конечная (тогда) станция «Сокол»…
17 октября после завтрака сухим пайком весь расквартированный в МГИ коммунистический батальон отправился сразу напрямик на территорию соседнего ЦПКиО им. Горького, чтобы провести в нем учебные занятия, а точнее – заняться там чем-то в ожидании соответствующих указаний сверху. Захватили с собой все винтовки. Погода была хмурой, сырой и далеко не теплой. Почти весь рядовой состав был одет в гражданские верхнюю одежду (в основном пальто) и головные уборы. У меня на голове была темно-серая теплая кепка, которую я носил иногда в прохладные времена уже четвертый год.
Придя в парк, бойцы распределились по ротам, взводам и отделениям. Здесь командиры отделений и взводов поучили своих подчиненных прежде всего хождению строем, выходу отдельного бойца из строя при его вызове и возвращению его в строй, а также правильной отдаче бойцом чести командирам в положениях стоя и при движении путем прикладывания хорошо вытянутой ладони правой руки к головному убору. Много времени потратили на изучение приемов штыкового боя.
В полдень нас прямо из парка повели обедать через Выставочный переулок на Донскую улицу, а по ней – к столовой станкостроительного завода «Красный пролетарий», расположенной в доме номер 32 (современная нумерация).
Когда наша колонна шла по улице, я вдруг услышал из толпы глядевших на нас зевак слова: «Ведь это идут партизаны, которых зашлют в тыл к немцам». По-видимому, тому причиной была наша гражданская верхняя одежда и ботинки с обмотками. Такие слова нам приходилось слышать и позже.
Обед был не плохим. После него нам выдали в той же столовой продукты для ужина и завтрашнего завтрака сухим пайком, которые мы, таким же образом, как и вчера, принесли к себе и распределили между собой. Возвратившись в «казарму», занялись в ней изучением винтовок, особенно польских, разбирая их на отдельные части и собирая вновь. Изучали также гранаты и различные положения воинских уставов, послушали от политрука роты различные сообщения и наставления.