Меньше чем через час мы прибыли на те оборонительные позиции, где нам теперь предстояло находиться, и сменили на них второй взвод, пробывший здесь до нас четверо суток. Мы должны были тут занять окопы, блиндажи и траншеи, устроенные слева и справа перпендикулярно Ленинградскому шоссе, и дополнительно – пост у автомобильного перехода через железную дорогу. Для нас же предназначались еще два ДЗОТа, находившиеся слева от шоссе.
Все эти объекты были построены ранее московскими гражданскими лицами, которые северо-западнее нас еще продолжали трудиться километрах в трех-четырех от наших позиций, готовя очень длинный и широкий противотанковый ров. Соответственно такой же ров москвичи заканчивали копать справа от железной дороги и Ленинградского шоссе. (Как эти люди приезжали сюда и уезжали обратно, я уже рассказывал.)
Позади длинных окопов с ходами сообщения и блиндажей были установлены слева и справа от Ленинградского шоссе три ряда противотанковых ежей, крайние из которых при подходе к нам неприятеля мы должны были перетащить поперек на шоссе и этим закрыть его для вражеских танков. В конце одного из длинных окопов был устроен без укрытия сверху примитивный туалет. Воду для питья и умывания необходимо было брать из ближайших деревенских колодцев.
Распорядок пребывания нас на оборонительных позициях, которые мы заняли, был почти таким же, как при охране железнодорожного моста: находиться 4 часа с оружием в окопах, а затем четыре – в режиме отдыха на воле, в блиндаже, землянке или ДЗОТе. Мне и ребятам из моего отделения пришлось сразу же с винтовками и гранатами залезть в окоп и определиться в нем на указанном командиром месте…
…А теперь я прервусь, уйду далеко вперед и скажу, что как раз на месте моего окопа, который находился от центра Москвы на удалении 23 километра, в настоящее время стоит сооруженный в конце 70-х годов очень большой монумент. Он выполнен в виде трех гигантских железобетонных противотанковых ежей и гранитного постамента под ними, на котором выгравировано: «Защитникам Москвы». Под углом к этому постаменту размещается, уходя в сторону железнодорожной платформы Планерная, другое сооружение большой длины, но относительно малой высоты. На нем тоже имеются различные надписи, посвященные обороне Москвы нашими войсками в конце 1941 и начале 1942 года.
В настоящее время, проезжая мимо этого памятника по Ленинградскому шоссе, некоторые кондукторы автобусов и водители такси рассказывают своим пассажирам (особенно иностранным), что в середине ноября 1941 года (то есть примерно через две недели после того, как я был отозван с этого места) именно здесь было задержано нашими войсками продвижение немцев к Москве. И якобы это то минимально близкое к Москве место, до которого добрались тремя танками передовые немецкие части во время войны. (Но я в этом не уверен, так как ранее читал, что этим местом был поселок Хлебниково на 27-м километре от Москвы по Дмитровскому шоссе.)
Теперь к этому памятнику почти ежедневно, и главным образом в выходные дни, прибывают кортежи автомашин с новобрачными, которые возлагают цветы к упомянутым гигантским ежам и, отойдя от них назад к своим машинам, сразу же начинают весело и очень шумно распивать возле них шампанское и другие спиртные напитки. Уж лучше бы они обходились на этом святом месте без спиртного!..
…В те дни и ночи главной задачей войсковых соединений на данных оборонительных позициях была готовность в любой момент отразить возможные внезапные атаки прорвавшихся через передовую линию фронта немцев, и особенно их танков, так как противник находился совсем недалеко – наверное, на расстоянии не более 35 километров. В тот период немцы на нашем участке фронта сосредотачивали свои силы и готовились к новому и решающему удару для захвата Москвы, не проявляя почти никакой активности. Предвидя их быстрые танковые марши к столице и в то же время не имея на оборонительных позициях в достаточном количестве ни противотанковой, ни полевой и другой (кроме зенитной) артиллерии, наше командование в тот же день, 26 октября, когда мы прибыли на новое место, доставило нам на грузовой автомашине партию бутылок с зажигательной смесью, чтобы мы могли ими задержать движение танков. Поэтому пришлось всем срочно заняться освоением этого нового для нас вида оружия.
Нас предупредили, что враг неожиданно может открыть по Химкам, нашим позициям и обеим дорогам – железной и шоссейной – артиллерийский огонь. Просили, чтобы мы были готовы также к этой неприятности. Кроме того, приказали всем бойцам открывать из винтовок огонь по немецким самолетам – штурмовикам и истребителям, – если они летят на доступной для пуль высоте.
В нашу же задачу входило оказание помощи водителям автомашин в случае застревания их на дорогах, и особенно – на Ленинградском шоссе, на котором появилось очень много скользкой для колес грязи и образовались повсеместно глубокие выбоины вследствие большого износа покрытия из-за резкого увеличения интенсивности движения транспорта, повышения нагрузки на грунт и попадания вражеских бомб.
Выполнением всех перечисленных задач мы занимались во все дни и ночи своего пребывания на оборонительных позициях.
Пищу и курево нам доставляли из Левобережной. Горячую пищу мы принимали из своих котелков и кружек, которые часто не имели возможности хорошо вымыть после использования. О каких-либо «боевых 100 граммах» водки, выдаваемых «где-то» фронтовикам ежедневно, мы тогда не имели и представления. Пищи, конечно, не хватало, но голодными мы не были. Некоторые ребята кипятили возле окопов в котелках на костре остатками досок и сучьями деревьев воду, взятую из колодца, и пили чай. Спали все кое-как, не раздеваясь, в блиндаже или землянке.
Как и в предыдущие дни и ночи, вражеская авиация не прекращала налеты на Москву. Звуковые сигналы воздушной тревоги в столице были слышны и у нас. К звукам выстрелов зенитной артиллерии, которая была также возле наших позиций, мы уже привыкли.
27 октября мне с ребятами днем пришлось второй раз в жизни открывать из винтовки огонь по немецким самолетам, налетавшим на наши два моста над каналом Москва – Волга, Ленинградское шоссе, железную дорогу и зенитные батареи. Но особенно много мы постреляли в следующие сутки – 28 октября, когда в Москве объявляли тревогу четыре раза днем и два раза ночью. У меня в эти сутки даже кончились все выданные мне патроны для моей сильно отдававшей на плечо при стрельбе старой французской винтовки. Тогда днем мы оказались свидетелями тому, как на небе, почти над нами, то ли от наших винтовочных выстрелов, то ли от огня зенитной артиллерии и зенитных пулеметов загорелся летевший на небольшой высоте в направлении на запад вражеский самолет. Затем он в нескольких километрах от нас упал на землю и взорвался. Летчики при этом не успели выпрыгнуть с парашютом. Радости не было предела.
Но эта радость была омрачена тем, что в тот же день мы увидели на Ленинградском шоссе несколько убитых и много раненых бойцов и гражданских лиц, пострадавших от бомб и пулеметного огня немецких штурмовиков и истребителей. Имели также в этот день дела с разбитыми при авианалетах грузовыми автомашинами, везшими туда и сюда разные вещи. Эти машины нам приходилось разгружать, складывая грузы из них на земле сбоку на стороне, и сталкивать покалеченные автомобили в кювет.
Как и в предыдущие сутки, но в день 28 октября особенно часто, нам приходилось между деревнями Новая Лужа и Новодмитровка вытаскивать застрявшие на шоссе грузовики, большинство которых везло на передовую линию фронта боеприпасы, продукты питания и другие вещи, необходимые на войне. При этом мы тратили очень много сил, толкая машины сзади и бросая под их колеса грунт, доски и ветки деревьев.
Под вечер того же дня у нас случилась другая большая неприятность. В это время я и Аркаша Писарев, перейдя пешком обе колеи Октябрьской железной дороги у охраняемого товарищами автомобильного перехода, отправились в деревню Новодмитровка с котелками, чтобы набрать в колодце воду. Едва мы успели сделать эту работу, как совершенно неожиданно появился на небольшой высоте, но с большой скоростью возвращавшийся, вероятно, с налета на Москву вражеский штурмовик, который сбросил на переход неточно, по-видимому, последнюю свою бомбу и, кроме того, успел дать пулеметную очередь по нашим позициям. Так как в это время на них меня и моего коллеги не было, то с нами ничего не случилось. А вот пожилого бойца, находившегося на посту у перехода, ранило в спину под правой лопаткой осколком бомбы, вырвавшим при этом у него сзади из зимнего пальто большой клок материи и подкладочной ваты. Легко ранило пулями еще кое-кого.
Когда я увидел алую кровь, обильно текущую сзади по пальто у раненого, мне стало дурно и чуть не вырвало. А сам раненый был спокоен. Всеми ранеными немедленно занялись санитарный инструктор и медицинская сестра.
Через несколько минут после случившегося несчастья, раньше, чем положено, почти на одни сутки, неожиданно прибыл к нам во главе с командиром роты другой взвод бойцов, чтобы сменить на оборонительных позициях наш взвод. Командир роты заявил, что командованием получен сверху приказ срочно снять с позиций некоторую часть бойцов нашего подразделения, являвшихся ранее студентами вузов и техникумов, и отправить их завтра же утром на новые места службы, требующей знания технических дисциплин.
Итак, мы покинули оборонительные позиции и отправились с оружием и вещами в Левобережную, взяв с собой перевязанных бинтами раненых. При этом только серьезно раненного из них пришлось нести на брезенте. В Левобережной всех раненых повезли в медсанчасть.
В поселке мы поужинали в столовой и получили в ней же на двое суток продукты для питания сухим пайком. Затем в бараке почистили винтовки, сдали их и противогазы начальству и подготовили все личные вещи к завтрашнему отъезду на новое место.
29 октября примерно в 8 часов мы в Левобережной после недолгого ожидания электрички на железнодорожной платформе сели на прибывший из Москвы электропоезд и приехали на нем на Ленинградский вокзал столицы. Отсюда на метро с пересадкой на станции «Площадь Революции» добрались до Курского вокзала. Но тут выя