– Аккуратней, ребята, махалки оторвутся!..
Мишане несподручно снимать через всю кабину (сидел крайним справа, а действо разворачивалось слева), так что он нависал надо мною, упираясь макушкой в потолок, щёлкая затвором фотоаппарата и раз за разом тыча объективом в мою физиономию. Потом просматривали отснятое: четыре пятых кадров насмарку – скорость машины предпочитает другую скорость съемки и ракурс, поэтому получилась мазюкалка.
Вдоль обочины в строчку три воронки – небывалая кучность для РСЗО, придорожные кусты пожирало ярко-оранжевое пламя и вздымался чёрный дым. Неожиданно рванул в сарае БК, и машину тряхнуло так, что Мишаня не удержал в руках фотокамеру, и она резко опустилась на мою непокрытую голову. Вот когда каска бы пригодилась! Удар камерой приличный, аж в глазах потемнело, но Миша улыбнулся детски-наивной улыбкой и извинился: «Прости, Саныч, не удержал!» Ну просто милый шалун из детского сада!
Пролетели в одно касание бывший склад-сарай с разлетающимися осколками и брёвнами, не успев толком испугаться и взмолиться о спасении. Обернувшись, увидели, как густо взбивают фонтанчики придорожную пыль: со двора будто кто-то пригоршнями швырял пули и осколки. Вот что значит Его Величество Случай: в двух десятках шагов от дороги «Грады» накрыли цель за несколько секунд до нашего проезда, а сам боекомплект рванул через секунду после нашего проезда, но нам ровным счётом НИ-ЧЕ-ГО-ШЕНЬ-КИ!
О вреде русского авось сказать-то нечего: это наше, родное, на генном уровне шалопайство, а вот о пользе – пожалуйста. Во-первых, остались верны принципу: «жизнь не должна быть пресной» и если Господь не сподобится, то самим найти приключения на свою… Ну, короче, не скучай, не кисни – день должен быть ярким. Во-вторых, наш юный друг Володя-философ прошёл крещение взрывами, огнём и поющими осколками. В-третьих, это пусть и крохотный, но всё же эпизод войны с шедевральным по своему благополучию финалом.
Кстати, на ближайшем блокпосту, откуда был прекрасно виден вздымающийся дым и отчётливо слышны разрывы боеприпасов и звуки «стреляющих» в огне патронов, бойцы поинтересовались:
– Раненых не видели? Не останавливались? Ну и правильно, чего судьбу испытывать. Там, надо полагать, ещё долго салютовать будет…
В Кременной проездом с парой остановок. По соседней улице паренёк крутил педали велосипеда с облупившейся краской с приторочённой к багажнику корзиной. По условной обочине, исполосованной следами колёс и траков, шла немолодая женщина в несуразной хламиде пыльного цвета. У дома с почерневшей от времени мшистой шиферной крышей и просевшим фундаментом в проёме калитки маячили два возрастных мужика. Вислые усы, широкополые брыли[31], взгляды исподлобья – ну чисто селянские Тарасы. Когда наша машина поравнялась с ними, как по команде их руки поднялись на уровень плеч. Три торчащих вверх пальца красноречиво свидетельствовали об их симпатиях: трезубец, украинский символ. Миша высунул в окошко штатив от треноги, изрядно напоминающий автоматный ствол, а Старшина резко нажал на тормоз – завизжали колодки, заклубилась из-под колёс пыль, а когда осела, то самостийников ветром сдуло. Сидевший на заборе кот потянулся, выгнув спину дугой, зевнул и уставился на нас с любопытством в ожидании развязки, всем своим видом показывая, что убеждения хозяев совсем не разделяет.
Старшина выпрыгнул из-за руля на дорогу и рванул к распахнутой калитке, щупая рукоять висевшего на поясе ножа, изображая на лице свирепость, прошёлся запылавшим взглядом по двору и саду, но поклонников Бандеры и след простыл. И только слышался где-то вдалеке треск ломаемых кустов.
В магазинчик заскочили за бутылкой воды. Две женщины бойко обсуждали с продавщицей скорое освобождение городка от москалей. И подумать не могли, что кто-то розмовляет их мову, не шибко далеко ушедшую от великорусского. Да и мова была не западенская, а привычный нашему уху суржик. Старшина недипломатично сложил фигу из трёх пальцев: вот вам, не дождётесь своих гайдамаков. Хрен мы уйдём отсюда, не затем пришли. Всё это и ещё кое-что было им высказано без злобы, даже с насмешкой, но громко и убедительно, так что бабьё окаменело, поджав губы в нитку.
Кременная неподалёку от Северодонецкой агломерации, исторически Малороссия, рукой подать до Славянска, а до границы с Харьковской областью всего-то километров тридцать. Это не Западная Украина с бандеровщиной, но своим кондовым национализмом местные дадут фору западенцам. К тому же годы «незалэжности» не прошли даром, особенно последние восемь лет…
Не все, конечно, за самостийность. Мелкое хуторянство с ущербным сознанием. Продолжение Гражданской… Тлело, тлело, в девяносто первом вырвалось пламя наружу. Обожгло-пожгло и так до четырнадцатого периодически то затухало, то прорывалось, а потом полыхнуло Майданом и раскололось склеенное хреновым клеем интернационализма и «новой советской общностью» на куски и кусочки. Но это ещё не всё, ещё будут всякие батьки, атаманы и атаманчики, бандитизм всех расцветок.
Кременная под регулярным обстрелом. Каждый день кто-то гибнет, кого-то калечат, кто-то лишается своего очага… Говорят о ней только военкоры, да и то исключительно в связи с Кременским лесом и Серебрянским лесничеством как местом жесточайших и кровопролитнейших боёв. Как живут-выживают люди – никто ни слова.
Здание Администрации города по местным меркам ухоженное. На крыльце и около, в коридорах и кабинетах преобладает цвет хаки – явная перенасыщенность праздношатающихся в форме. Или, судя по выражениям лиц, всё-таки чрезвычайно занятых и серьёзно озабоченных? Оказалось, треть – охрана главы, ещё треть – охрана люда помельче, остальные заглянули кто с друзьями-товарищами повидаться, кто решить проблемы насущные.
На углу – развалины музыкальной школы. Остался только фасад – красивый, с колоннами. МЧС тоже разрушено, здание милиции – взорвано: при отступлении укры подвал нашпиговали взрывчаткой, подгадали, когда людей собралось у миграционки побольше, да и рванули… Своих же, горожан, обывателей, что за всякими справками да бумажками пришли…
За несколько часов восстанавливают электрики свет – меняют порушенные опоры, тянут провода, накануне разорванные. Газовики, коммунальщики, эмчеэсовцы, медики – незаметные герои этой войны. Каждый выезд – подвиг. Шансы на возвращение периодически минимизируют обстрелы – регулярные и ожесточённые. А они всё равно поднимаются и едут – ремонтные бригады газовиков и водоканала, эмчеэсовцы и скорые, а над ними висят вражеские беспилотники, эти алчущие крови стервятники.
Тускло вокруг, серо и убого и даже золотарник (пусть и сорняк, но своими золотыми метёлками должен же глаз радовать?!) вперемежку с алыми розами не добавляет радости. Опустошение какое-то, словно жизнь по капле истекает из этого городка…
После освобождения в мае прошлого года мэром новая власть назначила прежнюю, Юлию Назарову, что возглавляла городскую власть в четырнадцатом году сразу после провозглашения республики. Когда вернулась киевская власть, то её сразу же арестовали: два месяца в подвалах у азовцев провела, пытки, издевательства, потом обменяли на вэсэушников… Приравняли женщину к солдатам, вровень поставили и даже выше: полдюжины «гайдамаков» меняли на её одну…
Долго даже ходила с трудом, одеться могла только через силу да через боль… Месяц назад сменил её другой мэр, а дальнейшую её судьбу не знаю. Всякое говорят, да не всему верить можно, тем более здесь. Советовали настоятельно не называть её имени: мол, не всё там просто со средствами на восстановление, с помощью от астраханцев… Не знаю, не ведаю, не верю: она через такое прошла, что размениваться на деньги не станет. Наоборот: нередко под расправу идут те, кто отказывается участвовать в разных схемах, что процветают независимо от территориальной принадлежности. Те, к кому ничего не прилипало и не прилипнет. Они своей честностью опередили это чумное время…
На её долю выпало самое страшное и тяжёлое: жить под прицелом, работать под прицелом, ходить под прицелом. Налаживать разрушенное городское хозяйство. Вселять веру в людей, что всё будет иначе, что нормальная жизнь вернётся, что будет свет, вода, газ. Что надо жить во имя счастья детей.
Кременная – одна из узловых точек, откуда разбегались тропинки к фронту. В том числе и наши тропки, потому мы здесь давно уже не гости…
Если едем на своей машине, то в «яблочко» – с точностью до пары минут прибываем на точку. Но как только гоним рухлядь (самая младшенькая была 1984 года рождения, старшая – 1978-го!), то сразу начинается сафари. На этот раз к нашей радости только Витина «газель-фермер» образца какого-то не очень лохматого года, набив полный кузов которой всякой всячиной, окрылённые возможностью перевезти неимоверное количество груза, рванули на юг.
Тысячу километров в один конец – пустяк даже на этом ревущем, стонущем и скрипящем чуде отечественного автопрома: и не такое бывало, но состояние эйфории скоро плавно перетекло в ожидание подвоха. Вроде бы внешне ничего не предвещало никакой беды, но что-то последние рейсы с завидной закономерностью подбрасывали сюрпризы, и уже таившееся в подкорке предчувствие каверзы пробуждалось по мере приближения к первому месту назначения.
С неудобствами «старушки» – руль без гидроусилителя, забывшие смазку крестовины (старая добрая баранка едва прокручивалась в мощных Витиных лапищах), крейсерская скорость в восемьдесят километров в час с горочки, и жуткая одышка с заползанием на макушку лысой горушки, подвывание двигателя, старческий скрип кабины, будто наш раритет собирается отдать концы и издаёт предсмертный стон, жара и духота – мы смирились сразу же. Да и вообще не обращали на это внимание, к тому же рассуждения Володи о вере и её животворящей и одухотворяющей силе отвлекали от мыслей насущных. Забавные истории о чудесах с погружением в историю, в чём-то наивные, отвлекали и настраивали на лирический лад.