О многих тех, кого знаю или уже знал в этой жизни, написать не успею – должно пройти время, когда о них можно будет рассказать, а жить и так осталось всего ничего. Мы редко собираемся, всё больше на чей-то день рождения или чьи-то похороны, но обязательно кто-то берёт в руки гитару и звучит песня Михаила Ножкина о разведке ГРУ. Это лишь наброски к портретам, хотя о них надо писать романы и снимать фильмы. Не называю их имён – пока ещё не время.
Это праздник Димы, Макса, Валеры, Сани, Ивана, Аркадия и десятков других моих друзей – это по именам, а ещё Айсберга, Гургена, Серба, Горы, Тунгуса, Филина… Праздник тех, кто домой заходит редко, кто всё больше по горам да по лесам… Тех, о ком почти не пишут, кого почти не знают, кто и во фраке дипломата, и в джунглях с автоматом. Кому назначено самой судьбой стоять за Родину стеной, потому что их вера – Россия. Тех, для кого главное мерило – совесть. Кто не просит льгот, да и подачки им ни к чему. Кто равнодушен к деньгам и славе, кто служит Державе и больше никому! Праздник моего Старшины – Виктора Константиновича Носова, старшины разведроты советского десанта.
Саня – командир разведроты. В первый день нам встретиться с ним не удалось: был на задании. Ждали сутки: ну не могли мы уехать, не встретившись с ним. Он появился около полудня – цветущая улыбка, в руке банка энергетика (ругаем со Старшиной каждый раз, запрещаем, обещаем уши надрать, а в ответ сверкает улыбка. Шалопай!).
Он недавно из госпиталя – месяц провалялся. Мина легла прямо в траншею: напарника голова скатилась к ногам Сани, рядом упала оторванная рука товарища. Самому Сане повезло несказанно: за долю секунды до взрыва сдвинулся за угол траншеи, чтобы тээркой (труба разведчика, перископ) прощупать укроповскую лесополосу. Взрывной волной его внесло в блиндаж и буквально впечатало в стену. Придя в сознание, он вколол себе обезболивающее, вышел, шатаясь, оттащил в сторону обезглавленное тело друга, рядом положил его руку и голову, и пошёл к пулемёту.
Они ещё трое суток дрались в окружении.
От контузии Саня почти не разговаривал, а только мычал, заикаясь и отдавая команды жестами, но его ВСЕ понимали. Когда закончились патроны, и они приготовили гранаты – одна на троих, то пришла помощь. А тээрку, кстати, скрутило в спираль взрывом той самой мины, что сразила товарища Саши.
Теперь он стоял перед нами, тискал банку с энергетиком и улыбался: «Да ладно, дядя Витя, не ругайся». Старшина заставил его позвонить маме – отец воевал в соседней бригаде, и с ним изредка, но всё-таки удавалось видеться. А вот сердце материнское нуждалось в покое. Дозвонились, и он весело сообщил маме, что служит в штабе, опух ото сна, сыт и даже поправился, здоров как бык и вообще курорт.
У этого «курортника» две контузии и ранение, две медали и выговор: самовольно ушёл в поиск и притащил американца. Зато командир за «языка» получил медаль. А ведь не самовольно ходил Саня по тылам: трое суток выводил ребят из окружения, собирая их по лесам, а заодно ликвидируя охотившиеся за ними «ягд-команды». Ещё на три или четыре медали ушли представления, но пока без ответа.
Вспоминая тот бой на высоте, говорит, что видит катящуюся к ногам голову и летящую руку товарища. А в руке кружка с чаем. Длилось всего мгновение, а как будто раскадровка замедленная: взрыв, пламя, дым, летящие комья земли, падающие к ногам голова и рука и лишь потом оглушающий грохот. Саня не институтка, нервы – жгуты витые, а поди ж ты, намертво впечатались в память летящие оторванные голова и рука товарища…
Саня ас: может «дрон-камикадзе» в форточку завести. Уже несколько раз бывало: откроет укропчик полог в блиндаже, а Санин подарочек тут как тут. Война дронов. Совсем другая война даже в сравнении с прошлым годом. Арта без них – слепа, разведка – тоже, о пехоте и говорить нечего.
Через час он уехал. Сказал, улыбнувшись: «Никто кроме нас!», сел в машину, махнул на прощанье рукой… Знали бы, что весь наш план в тот день пойдёт коту под хвост – поехали бы вместе. Правда, он против таких гостей: пешком идти километра полтора по открытому полю, где шалят вольные стрелки-снайперы да беспилотники. Что там машины – за одиночными солдатами гоняются. Ну, ничего, в другой раз «погостим».
Замечательный мальчишка, светлый, мягкий, добрый… А ещё стальной. Не покоряемый. Стержневой. На таких армия держится. Благодаря таким Россия жива и жить будет.
На Ровеньском переходе в нашу сторону столпотворение – вроде и будний день, и до полудня ещё кепка с горочкой, а конца очереди не видно. В сопредельную сторону, наоборот, сказочно мало – едва пара-тройка машин, так что на проверку наших паспортов и машины отпущено всего несколько минут. Это удача, значит, сегодня есть шанс добраться до исходной и отработать намеченное.
Встречная очередь гражданских (Миша говорит: цивильных) напряжённо-молчалива, но безропотна, тепла во взглядах не ощущается, всё больше равнодушие напоказ. Судя по номерам машин – большинство луганчане, но есть и херсонские, и запорожские, даже киевский мелькнул, пара белгородских, столько же воронежских…
Пора ехать: к чему лишний раз отсвечивать? Направляемся с Хохлом к машине, но Старшина задерживается – ищет погранца, что дежурил здесь прошлый раз, чтобы переброситься парой фраз…
Нет ничего хуже нечаянных встреч – нестандартная ситуация требует нестандартных решений, при которых невозможно просчитать все последствия. А их, неожиданностей, последнее время что-то полнится коробочка…
Свежесть утра тает и уже невольно подставляешь солнышку спину – всё теплее. Расслабушечка, блаженство, только бы не замурлыкать…
Из встречной очереди несётся: «Привет, разведка!» Старшина каменеет лицом, спина его напрягается и руки полусгибаются в локтях – гризли изготовился к схватке. Хохол сначала столбенеет и тут же мастерски изображает напрочь лишенного слуха полуидиота, а я ныряю в кабину – боковые стёкла тонированы, меня не рассмотреть, зато я отчетливо вижу всех. Так, ну и кого же так некстати распирают чувства? Ага, Почтальон проявился. Зачем?
Старшина садится за руль, и мы выезжаем за пределы перехода.
Делимся соображениями и выражаем общее мнение: Почтальон кому-то нас «светил». Зачем? И почему нас? Летом прошлого года он показался нам интересен с точки зрения его возможностей – по роду профессии он мог встречаться со многими, не вызывая подозрений. Идеальный источник сбора информации! Какое-то время «общались», потом передали кому надо, изредка мелькал он то на улице, то на рынке, но мы старались избегать встреч – что-то было в его поведении мутноватое, да и взгляд шаловливых глаз плутоват…
В тот же вечер наши сомнения подтвердились, но это уже иная история.
Освобождённые районы Луганщины интересны своей ментальностью – взрастили за годы советской власти опухоль национализма, выпестовали, а в четырнадцатом нарыв прорвался и метастазы расползлись по городам, селам и хуторам. Это – хохлы, истинные, заматеревшие, фору западенцам дадут. Недаром карательный батальон «Айдар» – их порождение.
Если отцы и сыновья «освобождённых» прошли через войну на Донбассе, повязав себя кровью, если сражаются за ридну нэньку с нами почти два года, если в домах уже зажглись поминальные свечи, то что ждать от них?
Уже полтора года войны, а дух украинства продолжает жить в памятниках, названиях улиц, сел, городов. В возвращённых к власти чиновниках всех структур. В школе – при всей пластичности поведенческой составляющей учителей – живут украинская культура, литература, история, отделённые от русской культуры, литературы, истории… Украинство – это особенная психология, язык, культура, не чета москалям…
На берегах прудов целыми днями просиживают мальчишки с удочками, провожая взглядами проходящие военные колонны. Рыбалка – прикрытие: удочка без наживки, улова нет, зато телефоны не перестают слать в эфир сообщения.
Сидит на углу рынка дядечка: и место не торговое, и товар скобяной никому даром не нужный, зато вся дорога – как на ладони. Сонно перекладывает свои железки на фанерном столике, никому не интересен, разве что…
Мы ремонтируем машину, поднят капот, запаска и домкрат на траве и… смотрим, смотрим, смотрим на дядечку. Интересен он, ой как интересен. И легенды лучше не придумаешь.
Мимо стайкой проходят военные и в конце улицы скрываются во дворе дома. Ага, значит, квартируют там. Проходят тягачи с БМП и танками в направлении Сватово, через полчаса КамАЗы тянут десяток гаубиц, тентованные «Уралы» везут пехоту…
А дядечка на углу даром что не дремлет, неторопливо изредка перекладывает на своём самодельном столике свои железки, будто колоду тасует. Забавно: прошли танки – ключи слева в коробку перекочевали; арта прошла – надфили стопочкой выросли; солдат гайками пометил, поместив их в коробочку из-под леденцов. Интересный дядечка…
Стоит на обочине машина с включённым регистратором, прогуливается вдоль опушки её владелец с собакой – умиление, заботливый какой! Час гуляет, два, на третий уж пошло… А регистратор бесстрастно фиксирует дорогу: бронетехнику, тягачи с техникой, арту, штабные, санитарные, технические машины…
Бабулька, божий одуванчик, семенит с бидончиком вдоль лесочка, в котором притаились «цветочки»: «тюльпан», «гвоздика», «гиацинт»… Пройдёт туда, пройдёт обратно, а минут через двадцать перепахивают лесочек пакеты «Града». И вновь бабулька с бидончиком, только на этот раз в другом конце городка, где маскирует сетями технику только что прибывший полк. И сердобольные солдатики поделятся с нею своей нехитрой едой – наверняка бедствует бабуля, как не поделиться… Только через полчасика накроют лесочек с солдатиками пакеты «Града» да мины – благодарная бабуля наведёт.
А ещё неподалёку окажется неприметный грузовичок с внимательными дядями, которым почему не глянутся ни рыбаки, ни дядечка с гайками да болтами, ни любитель променада с собакой, ни бабуля… Случайно, конечно же, окажется… И случайно разродится он неприметными мужичками, которые бесцеремонно оторвут от землицы этих торгашей скобяным товаром да лю