Война становится привычкой — страница 28 из 57

Разведчики не знали цену «туриста» – ну пиндос, гусь залётный, таких уже они два десятка отправили в один конец, зато примчавшиеся служивые из интересных ведомств радостно жали им руки, похлопывали по плечам, улыбались и обещали златые горы. Говорят, что его сразу же в Москву отправили. Комбат важничал и ходил павлином, горделиво говоря, что ордена обеспечены, правда, не уточнил кому. Максим по простоте душевной попросил вместо ордена дать возможность поспать – трое суток глаз не смыкали, и усталость валила с ног.

Ордена и медали получили мужики из спецухи, начальник разведки и комбат. О Максиме и его ребятах, как и положено, забыли. Вообще-то только лично на его счету два десятка американцев, англичан, норвежцев, шведов и прочих закордонных «партнёров», не считая братьев-хохлов.

Максим стесняется и по привычке ничего не просит, так что пришлось узнавать у его ребят. Для начала отдали своё – спальник, каремат, минный щуп, перископ, остальное привезём в следующий раз.

Он вообще о себе ничего не рассказывал – сослуживцы поведали. Я гордился им: таких, как он – по пальцам можно пересчитать, штучные ребята, настоящие, высшей пробы. Гордился тем, что когда-то разглядел его, выбрал и судьба связала нас. Возвращайся домой, Максим, мы ждём тебя!

3

О них не расскажет ни «телеящик», ни шоумены от политики и совсем не потому, что их имена засекречены или залегендированы. Они на виду и в тени. Они рядом с нами – привычные, не броские, не выпячивающие себя, не страдающие гордыней. Но благодаря им пишется история. Благодаря им сохраняется чистота душ наших и вера. Они надёжны, бескорыстны, совестливы. Они служат России незабвенно самой своей жизнью, своим сердцем, своей душой, не думая об этом. Они просто так живут и не могут иначе. Но тема людей, не наделённых властью, мелковата для пропаганды, да и не хотят они публичности.

«Обитель» Юрия Ивановича Хобы – степной городок Докучаевск как раз на полпути от Донецка до Мариуполя и совсем не с руки добираться к нему через Кременную, Попасную или Бахмутский аппендикс. Под стоны и вопли Старшины, что на таком шарабане, как наша «газель», добраться не суждено, что ехать на такое расстояние самоубийство и что лучше поработать в Соледаре или в Кременском лесу, всё-таки уговорил его, и поутру мы рванули к старику: обещал приехать, а слово держать привычка, хотя по нынешним временам весьма скверная.

Я уже рассказывал, как пересеклись наши пути с Юрием Ивановичем. Встретил в Инете его очерки, зачитался – потрясающе красив и образен язык, разыскал его, выпросил его рассказы, собрал книжечку, издал, а уж потом встретился.

Хоба – человек уникальный. Дом – рукой подать до передовой (сейчас отодвинули укров подальше), осколками побиты забор и стены, у одного кота оторвало лапку, второму хвост укоротили, третьего кличут Кутузовым – глаз выбило. Днём бродит он с фотоаппаратом вдоль траншей, среди разрушенных сёл и городков, встречается с солдатами и оставшимися жителями, а по ночам пишет. Пишет потрясающе, дай Бог некоторым писателям хоть толикой его мастерства овладеть! Не унывает: шуточки-прибауточки, морские словечки, сдобренные лёгким матерком.

Писатель – это не профессия, это биография! А у Юрия Ивановича биография как раз писательская. Ему под восемьдесят, хотя в нём столько жизненной силы и энергии, что впору молодым позавидовать. Больше половины жизни на флоте, списан за политическую незрелость – поддался искушению и купил в Генуе запрещённую книгу Солженицына, а друзья-товарищи тут же сдали замполиту. И уникальный штурман, знавший все лоции всех портов мира, отправился бороздить донские степи. А в купленной книге разочаровался: и слог труден и зануден, и обида затаённая чувствовалась и мешала объективности.

Незадолго до восстания Донбасса прибило его к районной редакции – гавань тихая, для журналиста газетная дорожка накатанная, пиши да пиши о надоях колхозных коров, о рекордах шахтёров или вообще нейтрально о пейзажных красотах донецких степей. Только редакционный корабль разбила в щепы мятежная весна, и сейчас он в одном лице олицетворяет все редакционные профессии. Дружен с Федором Конюховым и местным атаманом: один таскает в каботажные путешествия, другой в траншеи и иные «злачные» места.

Встречу омрачил выход пакета «Града», сорвавшего нежившегося на топчане кота, заставив его аж на целый метр прыгнуть к перголе, но Юрий Иванович остался невозмутимым.

Набралось присланных для «Пересвета» рассказов на целую книгу, вот и решил сделать старику приятное – «пробить» её в каком-нибудь издательстве. За свой счёт на этот раз не потяну, а лишать людей такого литературного сокровища – преступление. Край надо было согласовать редактирование и макет с Хобой, так что появление моё в Докучаевске вовсе не прихоть.

Первое желание – порадовать старика, что собрал макет и отредактировал книгу. Второе – убить его. После двух часов работы он вдруг заявил, что у него собраны новые рассказы и переделаны старые. То есть моя почти годовая работа – коту под хвост.

Спас его Старшина: заценил новую подборку рассказов по высшему классу.

Уезжать не хотелось: душа здесь отдыхает. Внизу Кальмиус крадётся среди ракит и валунов. Таранят небо ласточки и стрижи – лучше и звонче, чем «птички» под Кременной. Небо выцветшее и даже пыльное, как и напитанный ею воздух. Пожухлая степь, терриконы, разрушенные корпуса… Хотя нет. Это уже не пастораль. А всё равно уезжать не хочется. Даже Старшине – устроился под виноградом с Евангелием, подаренным Юрию Ивановичу самим Зосимой, и десятый раз ответствует: да-да, конечно, едем, а сам «в глубоком погружении».

И всё же уезжаем. Юрий Иванович и Мария Григорьевна долго стоят у калитки, машут руками – одни старики, совсем одни, а старость и одиночество – это всегда очень плохо. Оно убивает, потому что теряется связующая с жизнью нить – ощущение нужности. Пока работала связь, он всё звонил и беспокоился, что ночь на пороге, а мы всё ещё в пути.

Надо до Нового года собрать новую книгу Хобе, сделать макет, отредактировать, отвезти в столицу. И родится книга, Юрий Иванович, обязательно! Это его сражение за Россию – своими рассказами и очерками, своими потрясающими фотографиями[39].

А за околицей громыхало: летела укропам «ответка», мощно, басовито. В добрый путь!

4

Кто бы слышал о Кумачове, если бы не трагедия. Поселок тыловой – километров сорок от Старобешево и около семидесяти от передовой на второстепенной дороге по пути на Новоазовск. Дорога так себе, средней паршивости, после двух проездов предпочли ближе к фронту перемещаться – пусть опаснее, зато скорость приятно радовала. Но тыл давно уже понятие условное, к тому же засорен особями с укроповской ментальностью. Вот и сейчас по наводке «спящих» укры ударили пятью ракетами «хаймарс» по школе и Дому культуры. Погибли военнослужащие и волонтёры, в том числе режиссёр, актриса, певица, художник Полина Меньших. Сначала обрушили ДК и школу, а когда стали разбирать завалы и извлекать тела раненых и погибших – привычно подло ударили второй раз. Обычная схема.

Мы лишь однажды пересекались с Полиной – при всей внешней утончённости эта хрустально-хрупкая женщина поражала бескомпромиссностью и твёрдостью. Говорили не столько о войне, сколько о людях, о поэзии, о поверивших в свою элитарность представителях богемы, алчных, гнилых и бессовестных по сути, но больше о живописи. Собирались встретиться в столице, но судьба распорядилась иначе…

Стало уже привычным: расстреляли из засады машину с волонтёрами, накрыли минами и «Градами» доставлявших гуманитарку, дрон-камикадзе устроил смертельные игры… А они всё едут и едут, даже не всегда осознавая опасность. Полина знала и всё понимала, но остановить её было невозможно. Её концерты, её спектакли, её выступления, её слово – это оружие пострашнее пуль и снарядов. Потому и ударили ракетами не по бронетехнике или арте, а по живой плоти, по русскому непокорённому и непокоряемому слову. Слову правды и совести.

Царствие небесное воину Полине Меньших!

5

Старшина – это позывной Виктора Носова, курянина, моего друга. Эти крохотные зарисовки-этюды посвящены ему. Жизнь слишком коротка, чтобы откладывать на потом слова восхищения, слова благодарности, слова признательности. Можно не успеть, потому и тороплюсь…

Мы почти не обращаем внимания на тех, кто рядом: они привычная ткань повседневной обыденности. А ещё частица нашей души, потому и родные, потому и боль огорчения сильнее и острее, нежели от тех, кто находится на внешней орбите отношений.

Жизнь скоротечна, и надо успеть рассказать о тех, кто рядом. Кто не предал и не предаст, кто жизнь положит за други своя, кто один космос с тобою. Кто простит, даже если ты не прав.

События Юго-Востока и Донбасса обнажили суть нашу, то сокровенное, чем жили наши предки и что мы на генном уровне сохранили. Кто-то магнитом притягивал, кто-то отталкивал, с кем-то пути-дорожки пересекались и заплетались в единое целое, а с кем-то расходились и отдалялись, порой навсегда.

Со Старшиной Донбасс заплёл нашу жизнь в тугой узелок, который не развязать. Мы разные по характеру, темпераменту, порой взглядам и оценке тех или иных событий и лиц. Мы – советские, у нас одно мировоззрение, одна вера, одни принципы. Мы едины в осознании себя одним целым с нашей Россией, как бы патетически и пафосно это ни звучало. Мы – русские и горды этим.

6

Старшина – мать Тереза всея курщины. Втемяшил в свою контуженую голову, что на нём держится снабжение всей нашей армии, и челночит по три-четыре раза в месяц на передовую. Сейчас у него новая фишка: отыщется курянин, набросает свиток длиной в километр с перечнем потребностей, и сразу же Старшина назначает себя начальником снабжения персонально не только его, но и всего подразделения. И невдомёк ему, что лукавый земляк просто решил воспользоваться распахнутой душой Старшины. Никому покоя нет: ни семейному бюджету, ни кошелькам друзей и товарищей, ни спецам по беспилотникам, антидронам и всякой другой спецтехники. И тонной ледяной воды не остудить его пыл.