За неделю до поездки попросили найти пропавшего со связи ещё три месяца назад офицера. В последний день отыскали. На связь не выходил в силу специфики службы. Близкие счастливы: главное – жив! Мы тоже: это ведь какое счастье – делать добро.
Узнали фантастическую историю: наши танкисты выбираются (до сих пор!) из окружения с сентября двадцать второго года (!). Не сдались, расстреляли весь боекомплект и двинулись следом за быстро откатывающимся фронтом, но не поспевали. Шли полями, пока было горючее, потом в лесу вырыли аппарель, загнали в неё танк, забросали ветками – в паре шагов не обнаружить. Дальше шли пешком, таясь, порой только ночами. В одном из сёл добрая бабушка дала несколько картофелин, всё ахала и охала, внучатами называла, в летней кухне отдыхать устроила, а сама позвонила в полицию: ловите русню, у меня спрятались, тёпленькими возьмёте. Не взяли: уходили, отстреливаясь, но двоих потеряли – одного подстрелили, когда через сад к лесу бежали, другого уже на опушке. Несколько раз пытались к ЛБС добраться, да натыкались на вэсэушников, отстреливались, уходили. Отсиживались в лесу или посадках, истощали, едва на ногах держались, но упорно пытались добраться до своих. Оскол переплыть не смогли – сил не хватило бревна к реке стащить, а лодок не нашли.
Ночи становились всё холоднее, шли дожди, мокрая одежда забирала последние остатки тепла. Ночные заморозки буквально прибивали сырую одежду к покрытой изморозью траве, а потом и вовсе стали замерзать не только ночами. Однажды вышли на окраину хуторка, долго наблюдали, а потом постучали в крайний домик на самой краюшке. Приютили. Чужие там не ходили, а если кто и появлялся на подступах к хутору, то они сразу же уходили в лес. Вот так и прожили до дня сегодняшнего.
Узнали мы и о бабушке: обычная сельская старушка, наверняка когда-то была и пионеркой, и комсомолкой, и книги читала, и фильмы смотрела, а вот каинство в душе таилось всю её жизнь. Интересно, у неё хоть осталось что-то материнское? Хочется порасспросить её. Мир тесен, не теряем надежды встретиться.
Когда в феврале двадцать второго заходили на Харьков, то погранцов не встретили. Местные власти, СБУ, силовики ушли ещё за сутки, а этих оставили на заклание. Однако они почему-то умирать не захотели и тоже ушли, как только раздались первые залпы. Всё-таки не советские пограничники, дух иной, да и Отечество тоже совсем другое…
За эти два года интерес к судьбе пограничников как-то притупился – ну ушли, так ушли и слава богу. Воюем всё больше с ВСУ, теробороной, националистами из всяких страшных батальонов, наёмниками, численность которых растёт не по дням, а по часам стараниями нашей пропаганды.
Поначалу негромко говорили о бое под Старобельском, который обороняли как раз пограничники. Но сведения были отрывочными и размытыми, всё больше напоминающими слухи.
Когда были на той стороне, то встретили случайно в деревеньке (забытой Богом и властями!) бывшего украинского погранца – вот он и рассказал о своих сослуживцах. Как жизнь причудлива и мир тесен: наш товарищ, офицер разведки, «принимал» его две недели спустя после начала войны и… отпустил. Не то что пожалел – просто не до него было, да и не враг он вовсе. А теперь вот встретились!
Не знаю, как на других направлениях, но судьба луганских пограничников сложилась трагично. Те, кто был в ту ночь в суточных нарядах, почти все были расстреляны… «азовцами». Оставшиеся в живых, пробродив пару недель по лесам, сами вышли к нам и сдались. Все были в гражданке: форму, снаряжение и оружие закопали в лесочках да лесополосах, гражданкой разжились у сердобольных селян.
Те же, кто вышел к своим, сразу же подверглись «селекции» эсбэушниками да военной контрразведкой: отобрали тех, кто дежурил в ночь с двадцать третьего на двадцать четвёртое февраля, отвели в сторону и расстреляли как предателей. Раз не оказали сопротивления российской армии – значит, изменники. Возраст от двадцати трёх до тридцати пяти, в большинстве местные – луганские либо из сельской глубинки харьковщины. Большинство фамилий – русские, язык – чисто русский. Кстати: расстрелявшие их азовцы тоже русские по крови, хотя этнический критерий абсолютно неприменим в идеологии и гражданской войне. Убийством этих солдат заколачивали в сознание страх: так будет с каждым, кто примет Россию.
Расстрелянные пограничники до сих пор числятся пропавшими без вести.
Оставшимся в живых дали шанс искупить вину: бросили под российские танки у Старобельска. Они не хотели воевать, не хотели умирать, они отказывались понимать и принимать, что русские враги, но сзади стояли пулемёты «азовцев»[52].
Может быть, иначе сложился бы бой, точнее, судьбы обороняющихся, если бы атакующими были российские войска, но город брали элэнэровцы. Город, в котором родился «Айдар»[53], прославившийся нечеловеческой жестокостью на луганской земле…
В июне, аж три месяца спустя, на опушке леса у Старобельска похоронили погибших с отпеванием местным батюшкой по православному обычаю, поставив над каждой могилой православный крест. И в этом тоже наше отличие от сатанистов. Там же нашли упокоение бесноватые из «Айдара». А потом взмахнул белыми крылами Ангел над этим погостом…
Но вот памятников нашим погибшим в городе нет. Атошникам есть, голодомору есть, теперь вот «айдаровцам», «азовцам», вэсэушникам тоже появился… Гражданская война с ярким национальным окрасом невесть когда закончится, если даже мёртвых делим. А ведь смерть уже стёрла все грани между солдатами земли русской, волей политиков и предательства великой державы оказавшихся в разных государствах.
Встреченный нами пограничник молод – немногим за тридцать. Он не струсил тогда, в феврале двадцать второго. Просто не за что было воевать и умирать не за кого. Так и сказал: не наша эта власть, а вашей я не нужен. Будем жить…
Последнее время взяли за правило не распространяться о предстоящих поездках за «ленту». Посвящённых было с горсточку. Почему? Да просто почему-то не хочется нежелательных случайностей. Во как завернул, а? Ну прямо-таки интрига, хотя всё элементарно: годы берут своё, всё больше тянет на покой и желательно зайти тихонечко, что называется «на мягких лапках», и раствориться, а потом так же тихо-тихо на выход. И всё, занавес опущен, аплодисментов нет. Вроде были мы, а вроде и нет, но всё доставлено адресно и почти в срок, все встречи проведены, переговорено, обсуждено. И сил набрались духовных, погружаясь в иную среду – чистую, душевную, необоримую никакими чёрными силами.
Почему выгорания? Судьбы людские хоть и разные, да боль общая, мимо которой не пройти. И не пропустить через своё сердце не получается. И происходящее тоже через сердце. И погибшие при бездарных штурмах мимо сердца не пройдут. Вот и выгорает внутри всё от невозможности что-то изменить, помочь, уберечь, спасти…
По возвращении обычно шёл короткий отчёт по гуманитарке, а потом коротенькие зарисовки о встречах-событиях. Сейчас немного отступлю от привычного изложения, хотя не менее короткий отчёт по адресной «гуманитарке» всё же необходим.
Итак, сначала не во временной последовательности. Добросовестно переписал в блокнот название организации, только вот блокнот привычно забыл на базе – ночью обрабатывал записи, заносил в компьютер, да так и оставил на столе. Потому и прозвучало на видеоотчёте довольно обезличенно – «белгородские газовики», но здесь приведу полное наименование: «Белгородское отделение Газпром трансгаз Москва служба ЭГРС». Не знаю, как там с написанием правильным и расстановкой запятых, но зато полностью добросовестно написал название. Этот груз передал мне Евгений Харитонов – перевозили на склад перед отъездом поздним вечером уже в глубокой темноте: сапоги (очень актуально!), рабочие рукавицы (для рембата), тюбики с какой-то пастой (?) – ну забыл, как называется! Что-то ещё было, да запамятовал. Передали в штурмовое подразделение десантуры. Лес голый, насквозь продуваемый и простреливаемый, земля не отошла от зимней стужи, но мёрзлая только сверху, снежок срывается, окопы и блиндажи стылые. От печек блиндажных и свечей окопных отказались:
– Ни к чему они нам, в бою греемся, всё время то ползёшь, то бежишь, то окапываешься, то закапываешься, то тебя откапывают, то ты. Короче, всё время в движении, так что замерзать некогда.
Красавцы! Лица светлые, души светлые, улыбаются, перешучиваются, кто-то песенку насвистывает, будто нет войны. Так, собрались мужики на рыбалку зимнюю или на охоту. Правда, костерок не развести и шурпу/уху не сварганишь– вмиг «птица» прилетит и «капнет» ВОГ[54] или бомбочку, а то и вовсе «камикадзе» пожалует.
Так что, Женя, ваше задание выполнено, посылки доставлены адресату. Ну а ещё от себя передал бойцам поэтический сборник Жени Харитонова – замечательный поэт и стихи его прямо в душу проникающие.
А вот носки и гостинцы нашей белгородской библиотеки № 20 отдал в 11-ю отдельную гвардейскую десантно-штурмовую ордена Суворова бригаду (!). Комбриг отказывался, а потом взял:
– В медсанбат передам. На морозе да на холоде раненые от потери крови мгновенно замерзают, так что вязаные носки им как раз позарез нужны будут. Может, и спасут кого…
Мы познакомились с комбригом в апреле 2014-го, когда его дивизия прибыла в наш город, а он носил ещё майорские погоны. Задача – в течение суток взять территорию от Богодухова до Ахтырки. Только вот никаких сведений о противнике на этом направлении, о состоянии дорог и мостов, инфраструктуре они не имели. Более того, командование их убеждало, что никакой войны не будет – так, прогулка на БМД[55], засыпанных цветами. И вдоль дорог непременно счастливые дивчины с лентами в косах и весёлые парубки в вышиванках.