Но он не верил сказочникам в лампасах и готовился воевать. По-настоящему. У них не было карт, даже туристских, и мне пришлось распечатать ему на цветном принтере топографические, взятые под честное слово на одну ночь в одной режимной структуре. Знал бы, из Праги привёз бы, где они продаются в газетных киосках. Настоящие, топографические генштабовские и даже с грифом «секретно». Потом решали ещё какие-то мелкие тактические задачи, собирали по крупицам информацию с той стороны, анализировали и понимали, что цветы на броню никто бросать не собирается. Увы, в высоких кабинетах такого слушать не желали.
В начале мая он пришёл ко мне на работу в растерянности: командование заявило, что заминированы все мосты на той стороне, а дороги перекопаны, поэтому надо идти полями. Но после дождей наш чернозём известен своей проходимостью. Что же делать? Успокоил, что всё выясню сам.
Только что вернулся в родную гавань Крым, забурлил Донбасс и зашатался весь Юго-Восток, потому служивый народ незалэжной растерялся и замер в выжидании, утратив былую ретивость. Они готовы были присягнуть новой родине, а может, в душе ещё жива была ностальгия по прежнему Союзу? Когда не было границ и призывов «москалей на ножи». Наутро, вместе с Володей Соколовым[56] на его «Ниве», украсив лобовое стекло и торпеду десантным, гэрэушным и казачьим флагами и врубив песни «Голубых беретов», двинулись «в разведку» на сопредельную территорию. Эдакая «разведка боем», а не ползком и тайком через границу. У бывшего опера свой модус операнди[57] в той или иной ситуации, всегда безошибочно выводивший его на положительный результат. Вот и сейчас от его действий я ошалел, поворчал, но смирился: он лучше знал, что делать.
На переходе погранцы от такой наглости выпали в осадок. Прапорщик робко попросил паспорта, но Соколов сунул ему двадцать гривен, и тот с поклоном опустил купюру в карман. Расчувствовался, проникся и, понизив голос, попросил совета:
– Домик построил в Крыму, а он теперь ваш и не знаю, что делать.
Володя с привычным прищуром и улыбкой посоветовал:
– Снимай снарягу, продавай квартиру и дуй в Крым: здесь война будет. Ты же на границе, тебя первым сметут. А ещё лучше – мне подари свою хатынку.
Принял ли он сказанное за шутку или нет, но загрустил.
Об этой поездке когда-нибудь расскажу – всё-таки это был верх сумасбродства двух бывших ментов, к тому же один из них действующий федеральный судья, носитель гостайны и не имевший права выезда без разрешения за пределы области, не то что страны. Но это отдельный рассказ, а пока коротко: все мосты и дороги были проверены, местность разведана, скопления збройных сил, кроме как на окраине крохотного сельца в виде танка Т-55 и двух БМП с экипажами, варившими в котелке супчик, обнаружено не было. Танк годился разве что как свая для моста: его умудрились загнать к реке так, что он стволом упирался в противоположный обрывистый берег и без посторонней помощи выбраться уже не смог бы.
В честь успешно проведенного разведрейда в кафе Ахтырки поужинали с шампанским и громкими тостами за Россию, СССР и вообще за нашу нерушимую дружбу. Кто-то из посетителей прятал в уголках губ улыбку и тайком показывал поднятый вверх большой палец, кто-то напрягся, кто-то с любопытством поглядывал, но равнодушных не было.
Короче, к вечеру моему юному другу была выдана вся дислокация супостата, и он, радостный, помчался рапортовать своему склонному к фантазии начальству.
Через несколько суток неожиданно дивизия снялась и убыла к месту расквартирования, повергнув нас в уныние: значит, освобождения хохляндии не будет и хана поднявшемуся было Русскому миру.
Расставание было грустным. Потом пару раз встречались, пока случайно не узнал, что он командует бригадой на самом опасном направлении. Изредка перезванивались, но встретиться всё никак не складывалось, пока решил во что бы то ни стало пожать ему руку, заглянув в глаза. Он успел уже навоеваться, носил полковничьи погоны, три Ордена Мужества и с полдюжины медалей. Совсем недавно шёл по флангу Бахмутской группировки, мастерски с малой кровью беря один за другим опорники.
Мы задержались на сутки, чтобы с ним встретиться: раньше он никак не мог вырваться, а к нему добраться не рискнули – машину жалко, а пешочком да перебежками и кое-где по-пластунски несолидно как-то, да и погодка не располагала. Договорились встретиться в относительно безопасном месте, да вот беда – подзадержались, разгружая сетки в подразделении, потому «летели на бреющем», едва касаясь дороги (завтра буду ходовую на своей «тойоте» ремонтировать). Полчаса ожидания на ледяном ветре могли сыграть злую шутку с его здоровьем, но дружеские сердца, объятия и рукопожатия согрели.
Специально для него купили серьёзную штуковину – систему управления дронами-«камикадзе» и сам БПЛА. «Очки» могут «держать» десяток беспилотников хоть одновременно, хоть поочереди. Привёз на испытание, так что буду ждать результата. Если всё нормально – будем покупать ещё девять. Такие наше МО сможет делать не раньше, чем через год: проект, согласование, утверждение, определение изготовителя, заказчики, заявка, непременно определение размера откатов и т. д. А всякие присосавшиеся «дочки»? А коммерческие интересы какого-нибудь дяди?
Минобороны на фронте называют не иначе, как «Общество с ограниченной ответственностью». Кто-то поправляет: с неограниченной безответственностью. А ещё называют частным предприятием двух чинов военного ведомства.
Может, и к лучшему заржавевшая и алчная бюрократия, позволяющая в своей неповоротливости волонтёрам напрямую снабжать армию. Да, мизер, да, капля в море, но зато наши беспилотники, аналогичные минобороновским, минимум в десять раз дешевле.
А ещё отдал ему свой мини-РЭБ – штука пока редкая, но дельная, «камикадзе» кладёт на раз-два. Изготавливает один умелец, отдаёт всего за пятнадцать тысяч – только стоимость деталей, привозимых из Китая, ставишь на крышу машины и вперёд. Спасение от «камикадзе» почти стопроцентное! Редкий умелец сможет опустить свой дрон на уровень колена и ударить машину в бампер, но тут уж ничего не поделаешь.
Он отдал все схемы чину в погонах, МО попыталось выпустить аналог, но стоимостью в… двадцать три раза дороже! Господи, как же ты допускаешь такое? Или просто не успеваешь за ними, потому и попускаешь?
Лица комбрига снимать не стали – нельзя, за ним и так охота идёт. К тому же через фото и на нас могут выйти, а нам-то это зачем? Ни имени, ни фамилии не называю по тем же причинам. А вот руки на фото – его. «Молитвословы» комбриг забрал с радостью: ребята спрашивают. Своего духовника в бригаде нет, храма поблизости тоже, в Киев на молитву только к Пасхе добраться бы, так что книжечки – в самый раз.
Расставаться не хотелось, но – служба. Мы приедем, комбриг, обязательно приедем, как только насобираем на беспилотники, мини-РЭБы и другую хреновину, без которой нынче на войне не обойтись.
Собрать и отвезти гуманитарку – это лишь малая видимая часть айсберга, так сказать, официальная часть. Да и гуманитарка у нас не совсем обычная и мало просто доставить её. Ещё надо показать, как надо работать с привезёнными беспилотниками, а у каждого свой, зачастую скверный, характер, с антидронами и мини-РЭБ (неправильно активировал и хитрая электроника навсегда сгорает без реанимации), антидроновыми ружьями, радиотелефонами, рациями, тапиками[58], артиллерийской оптикой и приборами наведения, как пользоваться прицелами, ночниками, тепловизорами, оптикой и прочая, и прочая (здесь своя хитрость: бликование, пользование блендами, подсветка, маскировка и т. д.). Простейшие тээрку и бинокль надо так замаскировать, чтобы исключить бликование и не получить пулю снайперскую прямёхонько в глаз.
Ну, а я на беду свою ещё и числюсь по писательской части, собиратель судеб и характеров людских. Важно непосредственное погружение в быт и фронтовую жизнь будущих героев моей прозы, их переживания, волнения, ощущение опасности, страх, адреналин. Поэтому и «шаримся» по траншеям, спим, где ночь застанет, обнимаем земельку и целуем её, родную, при артналётах, работаем наравне с бойцами при отражении атак и хлебаем полной ложкой солдатскую окопно-штурмовую жизнь.
И каждый раз ворчу на настойчивые предложения-требования двигать в очередное подразделение на передовую. Там и только там я смогу вздохнуть полной грудью воздух, густо замешанный на отваге и мужестве бойцов. Это Старшина стал так изысканно изъясняться.
Отбиваюсь без надежды на победу. Говорю, что оружие писателя – перо, а не автомат, и нечего шариться по траншеям в поисках приключений на свою задницу. И вообще, настоящий писатель сидит сейчас где-нибудь в уютном месте, изредка почитывает сайты и входит в образ своих героев. И всё нормально у него получается, а тут только время зря трачу.
Впрочем, на Старшину мои стоны не действуют, и я покорно лезу в салон машины.
В артдивизионе нас встретили двое незнакомых парней – Саша и Юра. Они в подразделение пришли из ЧВК «Вагнер» после известных событий летом прошлого года. Молодые совсем, до возраста Христа пока не дотягивают, рослые, красивые, силу, уверенность и надёжность излучающие. Юра краснодарец, высокий и крепкий симпатяга, отслужил в армии, потом ОМОН, Росгвардия, высшее образование, женился, развёлся, вновь женился, двое детей. Работал в санатории, зарплата – более чем. В общем, жизнь удалась. Но однажды прямо с работы пришёл к «вагнерам». Так сказать, зашёл на огонёк, да и остался.
Саша в ЧВК пришёл из бизнеса, где уже состоялся, доход в два раза больше, чем по контракту. Подчёркивает: материальная сторона его не интересовала и не интересует – заработал столько, что на жизнь и внукам останется. Мотивация? Да не мог отсиживаться, когда для страны эта война вопрос жизни и смерти.