Война становится привычкой — страница 52 из 57

Он не служил в армии и вообще был глубоко

штатским, но с обнажённой душой Поэта.

А значит, всё через сердце пропускал. А ещё

он был Воином – настоящим, православным,

русским воином.

Поэтам русским не впервой

При жизни горько маяться.

А после – ветер над сосной

Их словом отзывается.

Маялась душа его, что он не с автоматом в руках сражается, хотя его поэтическое слово для врага было страшнее пули. Нисколько не удивился, узнав, что сначала Алексей Шорохов, а затем и Алексей Полубота стали в строй нашего православного воинства. Их решение было продиктовано всей предшествующей жизнью.

Не много делаем добра

Мы в этой жизни суетной,

Но всё же люди у костра

Нас вспомнят в светлых сумерках.

За то, быть может, что верны

Себе не понарошку мы…

Внешне суровый, неулыбчивый, но с детской ранимой душой большой русский поэт… С днём рождения, Алексей Полубота! Ты для нас всё равно живой и по-прежнему в строю – в воинском и писательском. Сейчас это один строй.

2

Готовился к поездке, перебирал вещи и нашёл в рюкзаке блокнот. Думал, что потерял где-то. А он, оказывается, в рюкзаке затаился под балаклавой, банданой и прочими несущественными вещами и своего часа дожидается. Рюкзак, который я последние пару месяцев с собою не брал – обходился дорожной сумкой.

Листаю блокнот, листаю… Изрядно потёртый и потрёпанный, зарисовками и пометками наполненный… Мысли, встречами за «лентой» и разговорами навеянные да ночами записанные, читаю-перечитываю. Порой крамольные мысли, ещё не вызревшие в стройную систему, но уже имеющие право на существование.

Память несовершенна, потому каждый раз делал пометки о событиях и людях, чтобы ничего не забыть, не упустить и при случае воскресить в очерках или рассказах. Оказывается, что-то действительно упустил – память подвела. Что-то намеренно не стал записывать – не время, пока в стол, поработаем. Некоторые наблюдения и записи по-прежнему остаются актуальными – человеческая натура ну никак не избавляется даже в такое время от элементарной жадности и зависти. Не в силах подняться над своей хуторянской натурой.

Ну до чего же просто и ясно за «лентой». Там люди проявляются сразу, не мимикрируют, а потому, что не получится: распознают сразу. Война – это лакмус. Это здесь можно спрятаться за биением себя в грудь – смотрите, какой я патриот! И непременно орать, как кот с прищемленными яйцами, и чем громче – тем патриотичней.

Не могут некоторые коллеги смириться с тем, что в тени остаются, испуганные и равнодушные к чужой боли. Ну и молчите, раз боитесь, никто же вас не трогает, так нет же, в открытую сказать страшновато, исподтишка стараются.

Сегодня в очередной раз выслушал обвинения, мягко говоря, в нелюбви к украинскому народу. В отсутствии толерантности. Так ведь эта самая толерантность не что иное, как высшее проявление лицемерия. Полноте, господа! Сначала надо бы определиться с дефинициями «народ», «нация», «этнос», «страна», «государство» и далее по списку, а потом уже рвать на груди рубаху и бросаться на защиту того, чего нет в природе.

В Херсонской области в одном из подразделений увидели книжки – небольшие, неброские, но с цепляющим названием – «Чёрная книга». Первая – о зверствах оуновцев и о разнообразных способах умерщвления людей. Я много чего в жизни повидал, но эту книгу не смог до конца дочитать. В ней нет и малой толики пропаганды – исключительно фактология. Это инструкция по умерщвлению с обязательными истязаниями и мучениями жертвы: как забивать гвоздь в череп, коленную чашечку, другие суставы; как вспороть живот беременной, вытащить плод и обязательно пригвоздить его штыком к столу, а ей вложить в распоротый живот живую кошку и обратно зашить. Больше сотни приёмов и способов умерщвления с нечеловеческими мучениями, а два перечисленных – самые безобидные. Дочитать до конца не смог. И это при всём при том, что войну познавал не у телевизора.

Вторая книга под тем же названием – о зверствах нынешних украинских наци. По материалам мариупольской пыточной, показаниям выживших, документам. Омерзительно и страшно. Но со зверствами украинских нацистов столкнулся ещё в четырнадцатом: обугленные до кости кисти рук. Это одна из изощрённых пыток, когда руки пленных засовывали в выхлопную трубу танка. А ещё попросту отрубали руки топором, отрезали носы и уши, вспарывали животы…

Украинец сегодня ассоциируется исключительно с нацистами и бандеровцами. Не с Тарасом Шевченко или Лесей Украинкой, пытавшимися отплыть от русского берега по глупости или необразованности, тем более не с Иваном Франко или Ярославом Галаном. Именно с нацистскими нелюдями. Спросите, а куда же отнести этнических русских из «Азова» или РДК?[63] Да всё к тем же нелюдям. Почему ЭТО родилось именно в галичанской, нравственно ущербной, среде?

Ответ в теперь уже генетических корнях украинства: в исторической ущербности. В исторической оторванности от сознания великороссов. Причём сами себе простить не могут, что когда-то их предки во времена Даниила Романовича пошли под папскую тиару, преклонили колени перед алчным католическим Западом. А вот великороссы вышли на лёд Чудского озера – не продали веру свою. Сила в ней, оказывается, великая.

Веками гнули хребет русские, которых Даниил Романович увёл под руку венгерского короля. Обманули бедолагу, оставили и без короны, и без княжеской власти, а народишко гнобить начали. А Русь поднималась и крепла, что никак простить не могли из-за зависти. Национальную идею украинства, нерусскости выпестовали в Генштабе Австро-Венгерской империи в канун века двадцатого. Столетиями насильное насаждение чужого языка, чужой веры и чужой культуры в Речи Посполитой и на территории Габсбургской монархии, конечно же, негативно сказалось на изменении ментальности. Возник новый субэтнос, ненавидящий свои корни, не имеющий своих исторических героев, холопски покорный, холуйски преданный. Необходимость проституирования, как формы существования государственности, прочно вошла в сознание живущих под властью поляков да мадьяр западенцев, спешащих отдаться кому угодно, лишь бы заплатили.

Большевики внесли, пожалуй, главную лепту в развитие украинского национализма. Эклектически собранная, неоднородная, вдруг воспылавшая идеей избранности Украина начала украинизацию подаренных ей земель. Есть галичане с ущербной психологией обиженных и чуждой православию верой, но пассионарные именно в своей озлобленности и ненависти, выпестованные Австро-Венгрией. Есть срединная Украина, покорная Речи Посполитой. Есть причерноморская таврическая, здорово разбавленная Советами и особенно Незалэжной после 1991 года западенцами. Есть русская земля, насильно втиснутая большевиками в этнотерриториальное недоразумение по имени Украина. Разный язык с диалектизмами, ментальностью, верой, культурой. Лоскуты, сшитые тотальной идеей сверхчеловека.

Колесили по освобождённым и взятым с боями территориям. Увы, другой здесь живёт народ, да и, что скрывать, не спешат называть себя русскими. И язык вроде наш, русский, и даже суржик – тоже русский. И внешне похожи что лицом, что одеждой, а вот стереотип поведения совсем иной. Наш сформирован советской средой в особую этнопсихологическую систему. Целый комплекс мелких деталек, отличающих наше поведение во внешнем общении. А вот генотип уже иной.

Вот эти хуторянство, мелочность, жадноватость, хитрость, постоянные жалобные стоны, что их притесняют, что это они сначала кормили москалей, сожравших всё их сало, а теперь кормят Европу, хотя давно уже жрут польское сало, воспринимались нами если не с осуждением, то с внутренним неприятием и отторжением. С этими чертами беженцев (эвакуированных) столкнётся Центральная Россия и слегка оторопеет: к ним всей душой, а они считают, что им все обязаны и должны. И ещё какая-то озлобленность, помноженная на зависть. Ну, а что уж говорить о Европе, ошалевшей от напористых, бесцеремонных, хватких «украинских европейцев».

А ведь нацизм на Украине выпестовали не галичане – те всегда отличались ущербностью. Его вынянчили украинцы Полтавы, Черкасс, Киева, Хмельницкого, Житомира, Чернигова, Харькова. Украинцы Центральной Украины, позволившие западенцам установить свои порядки, спасовавшие перед прущей наглостью, хамством и дикостью. Распевали с ними бандеровские песни, смаковали антирусские анекдоты, позволяли коверкать язык, закрывали глаза на культивирование оуновщины, Бандеры и Шухевича, презрительно называя их рогулями.

Когда пошли они маршировать по улицам с факелами, а потом с флагами СС – притихли, не смели протестовать, силу почувствовали страшную и безжалостную. Потом воинствующие националисты переписали историю, назначив в герои бандеровских палачей. Непокорных усмиряли Одесским Домом профсоюзов (сколько таких Одесс было по всей Украине!), подвалами СБУ, концлагерями, бессудными расправами.

Этого недоразумения по имени Украина больше не должно быть вообще – детям нельзя играть со спичками. Чаша терпения у России переполнена. Ополоумевшую соседку с усиками под носом и свастикой на рукаве терапевтически не вылечить – только хирургия. Опухоль метастазами расползлась, так что удалять её надо, потому как с лекарствами запоздали.

Дранг нах Остен начался не вчера и не сегодня – это продолжение тевтонского похода на Русь. Только теперь крестовый поход исполняет ландскнехт Украина. Результат для Запада не столь важен – всё одно русские в исступлении и ненависти перебьют русских. Причины навязанной нам войны всё те же: деградация западной культуры и веры, её внутренний раскол, наши углеводороды, становление центра притяжения, аккумулирующего силы Востока. А ещё и потому, что мы чуть ли не единственные, сохранившие чувство достоинства, что ценностные критерии иные – совесть, доброта, справедливость. Потому что мы другие.