Сомнений относительно того, что сестра примет сказанное ей к сведению, не имелось. Действовать, понятно, будет уже по собственному разумению, ну так на её самостоятельность никто и не покушается. Более того, я только приветствую разумную инициативу. Особенно в случае умного человека, коему полностью доверяю. Что до сроков «командировки», так тут исключительно по ситуации. Удастся быстро выяснить нужное нам? Замечательно. Придётся задержаться? Тоже переживём. Вопрос остаётся открытым лишь относительно дел амурных. Самой Мари на них по большому счёту плевать, женитьба и вообще семейная жизнь её не то пока, не то вообще не интересуют. Вот Александр… Ладно, будем посмотреть. Жизнь порой те ещё необычные сюрпризы способна преподнести.
Интерлюдия
Март 1865 г., Австрия
В Богемии, что на севере Австрийской империи, с приходом весны и жизнь тоже спешила ожить. В больших городах, маленьких городках. В общем, скучать людям точно не приходилось, особенно трактирщикам, в заведениях которых клиентов более чем хватало. Вот и в городе Мюнхенгретце с населением всего несколько тысяч человек в заведении «Три кабана» ближе к вечеру яблоку было негде упасть. Пиво, шнапс, закуска из маринованных свиных ушей и разнообразных колбас… В общем, всё, как и всегда.
А за одним из угловых столиков сидел себе спокойно человек, присутствие которого в трактире было совершенно оправданным и в то же время привлекающим внимание. Томаш Земан, художник портретист. Не тот художник, который получает большие деньги, рисуя семьи промышленников или аристократии. Куда как попроще, колесящий из одного небольшого городка в другой, ища возможность подзаработать за свадьбах, иных торжествах, да и ярмарки для ему подобных были землёй обетованной, давая возможность что-то или кого-то нарисовать. В том числе пользуясь тем, что некоторые клиенты в подпитии становились и более щедрыми, и более склонными… поддержать людей искусства.
Третий день находясь в Мюнхенгретце, Земан уже успел сделать с десяток карандашных портретов, добиваясь подобного уже потому, что цена на оные была низкой. Совсем низкой, вызывая желание запечатлеть себя на бумаге даже тех, кто в ином случае пожалел бы денег. Ну а для предпочитающих прогресс, у художника имелся и фотографический аппарат — во многом новинка для местных добрых жителей. И да, желание сфотографироваться у жителей Мюнхенгретца тоже появлялось. Но сейчас он рисовал одну фрау лет так сорока, заметно располневшую, но ещё сохраняющую следы прежней красоты, со времени, когда та куда осторожнее обращалась с выпечкой и прочими вещами, плохо влияющими за фигуру.
— Чуть ниже подбородок, фрау Мюллер.,- вежливо попросил клиентку Земан. — Вот так, хорошо. Теперь постарайтесь не двигаться. Как те солдаты, которые, как вы говорили, оказались на несколько дней в вашем чудесном городе и перепились до состояния восковых фигур.
— Скажете тоже, — хихикнула Эвелина Мюллер, забывшая о просьбе не двигаться и махнувшая рукой. — Не двигались они потом, а сначала так двигались, что многим нашим плохо стало. Вот сапожник Франтишек, которого они из его мастерской вытащили. Или даже уважаемый Пратд, что вот этим трактиром владеет. Но у него хотя бы господа офицеры отдыхали. Праздновали что-то, но так громко, так шумно! Зато и обходительные с женщинами были. Очень обходительными.
— У вас в городе красивые женщины. Я художник. Я вижу.
И взгляд в сторону клиентки. Весь такой… оценивающе-художественный. Та, неумело изображая лёгкое смущение, протянула:
— Ой, ну не стоит так. Я женщина добропорядочная, семейная. А вот Катарина, племянница трактирщика, и София, сестра начальника телеграфной станции — те не могли устоять перед чарами. Вот послушайте, что эти ветреные красавцы в мундирах говорили доверчивым девушкам. Я вам сейчас расскажу!
— Расскажите. Только при этом не двигайтесь.
— Да-да… Так вот. Слушайте.
И полилась очередная река сплетен, в которых мало было чего-то действительно осмысленного. Но это лишь на взгляд простого обывателя. Зато использующий маску кочующего из города в город художника и фотографа Томаша Земана агент тайной полевой полиции Пруссии Карл Байдер именно из болтовни скучающей провинциальной фрау мог вычленить кое-что важное. Например, о состоянии и настроениях той пехотной части, что была недавно близ Мюнхенгретца. О маршрутах её передвижения. Да и разговорчивость находившихся в подпитии офицеров о их будущих планах на лето и осень тоже могла кое-чего стоить.
Портрет за портретом, фотография за фотографией. Низкие цены, вежливость по отношению к клиентам и особенно клиенткам — всё это помогало завязать беседу, а во время оной осторожно и почти незаметно подталкивать собеседников в нужном направлении. Слушать, просеивать услышанное, извлекать крупицы золотого песка из обычной пустой породы.
Цель всего этого, ради которой он, как и многие другие агенты, переходил из одного места в другое? Узнать о степени готовности австрийской армии в Богемии. О настроениях местных жителей, о качестве основных и вспомогательных дорог. О состоянии крепостей, которые хоть и потеряли прежнее значение, но оставались узлами обороны. Приграничная полоса опять же, важная во многом.
Байдер мог гордиться проделанной работой, результаты которой отправлялись телеграммами, один кусочек за другим. Не в Пруссию, понятно, чтобы не вызывать и тени подозрения. В Саксонию, Баварию, Гессен. Туда, куда точно не вызовет никаких подозрений. А уже оттуда сведения стекались прямо в Берлин, к главе тайной полиции королевства доктору Вильгельму Штиберу. Тот, будучи связан к канцлером Пруссии Отто фон Бисмарком, работая по поручению его и Генерального штаба, знал, что делать с информацией от десятков подобных Байдеру полевых агентов.
Дрезден, Саксония
Что первым делом приходит на ум человеку, оказавшемуся в Дрездене, столице Саксонии? Знаменитый саксонский фарфор, музеи, картинные галереи, известные по всей Европе. Леса и парки, раскинувшиеся более чем на половине городской территории и тщательно оберегаемые от вырубки и последующей застройки, что также привлекало многих оказавшихся в королевстве. Знаменитая опера Земпера — этот шедевр в стиле барокко.
В общем, один из центров не только германской, но и общеевропейской культурной жизни, куда во все времена года съезжались понимающие в искусстве и просто любящие отдыхать в обстановке комфорта и эстетики люди со всех стран Европы. Дорого? Бесспорно. Стоило ли жалеть о потраченных средствах? А вот жалоб было ничтожно малое количество, ибо предлагаемые в Саксонии услуги того стоили. В том числе и те, что были связаны с красотой прекрасной половины человечества. Ну да, ведь бордели — тоже своего роде храмы искусства, преподносящие красоту не на холсте или на сцене, а в натуральном, живом, потом и вовсе в обнажённом виде.
«Золотая лилия» была заведением высокого полёта. Никакой простой публики, отсутствие грубости и развязности среди «девочек». Напротив, ориентация в сторону действительно богатых клиентов из высшего общества вкупе с готовностью удовлетворить практические любые желания — от самых обычных и естественных до порой совсем причудливых. Вопрос был лишь в сумме и готовности молчать… ну и в безопасности для работниц борделя, о которых владелица, за что ей честь и хвала, действительно заботилась в меру своих об этом представлений.
Анна Фредерика Гофштеттер — вот кто являлся хозяйкой «Золотой лилии». Давно, вот уже более десятка лет, а это действительно немалое время, за которое много может случиться. Вот и с борделем случилось. За прошедшие годы заведение дважды меняло адрес, перебравшись сперва с окраины Дрездена в более-менее пристойный квартал, а затем, вот уже пять лет как тому назад, переехало сюда, чуть ли не в самый центр столицы Саксонии. С переменой мест менялась и клиентура. Криминальный элемент низкого пошиба и небогатые ремесленники сперва сменились на добропорядочных бюргеров, средней руки буржуа и рантье с мелкотравчатыми чиновниками. Затем же пришла пора для Анны Гофштеттер ловить куда более крупную рыбу: офицеров, чиновников, скучающее и желающее яркого и насыщенного отдыха дворянство. С каждым годом клиентов становилось не то чтобы больше, скорее уж они оказывались более и более высокопоставленными. «Золотая лилия» приобретала известность, репутацию, а с самой «мадам» стали разговаривать не пренебрежительно и не с нотками снисходительности, а как с действительно нужным человеком, способным помочь не только в деле подбора девочки для отдыха, но и решить некоторые иные проблемы.
Способствовало этому отношению и то, что Анна Фредерика перестала скрывать своё происхождение. Какое? Ну, незаконнорожденная дочь одного из саксонских графов — это само по себе не очень многое значило. Ведь не признанная же, а потому так, помарка на листе белоснежной бумаги и не более. Не самое обеспеченное — хотя и не нищее — детство, попытка всеми силами пробиться вверх, вырваться из довольно серой и скучной жизни… Понимание. что для женщины самый надежный путь подняться вверх — это либо замужество, либо покровители. С первым Анне рассчитывать на что-то хорошее не приходилось, увы. Непризнанная дочь графа Кройвеца — отнюдь не та партия, которая привлекала бы как аристократов, так и богатых промышленников. И не просто не признанная официально, а просто не интересная отцу. Совсем не интересная. Выходить замуж за простого человека и вести обыденную жизнь, расстаться со своими мечтами… на такое Анна Фредерика никогда бы не пошла.
Оставался другой путь — искать покровителя и пробиваться наверх, сочетая свои собственные таланты и его возможности, первым делом денежные. Но и тут… возникли сложности. Покровителям юных девушек по большей части была важна аппетитная фигура и красивое личико, а что с одним, что с другим у Анны Фредерикиоказалось сложно. Маленькая грудь, излишне худощавое телосложение. Что сочеталось с высоким ростом и несколько грубоватыми чертами лица. Не красавица и даже симпатичной можно было назвать, лишь заметно польстив девичьему самолюбию. Умения петь или там танцевать тоже не было замечено.