Мэллори говорил, император же увлечённо слушал, лишь иногда уточняя и напоминая, что сейчас так, начальный разговор, а в ближайшее время он непременно хочет увидеть те самые пусть черновые, но проекты новых судов. Пока на бумаге, но с пониманием, что из неё в относительно скором времени новые задумки и в сталь воплощаются. Вон он, наглядный пример, «Осьминогом» именуемый.
Удалась демонстрация, чего тут скрывать! Мэллори, тот лишь подтвердил для себя то, о чём и раньше догадывался. Зато император — тут совсем иной расклад. Его новинка шокировала, словно дубиной по голове. В хорошем смысле слова, разумеется, но сильно шокировала. Следовательно, юный монарх неслабо так воспылал энтузиазмом… в очередной раз. Отсюда и полное отсутствие даже попыток возражать против выделения солидных сумм на разработку и создание новых кораблей. Другие затеи под сурдинку тоже реально протащить. Да так, что если и поинтересуется, куда очередные суммы улетают, то далеко не сразу. А когда поинтересуется, к тому времени будут готовы новые образчики прогресса, причём сразу в нескольких направлениях.
Почему столь быстрый темп, откуда желание изо всех сил подгонять научно-технический прогресс? Стремление подогнать мир вокруг под собственные представления о сколь-либо соответствующем уровне комфорта. Человеческая психология, удобства жизни, включающие в себя относительно привычный транспорт, освещение, развлечения и тому подобное. Вот и старался приблизить время, когда окружающая, по моим представлениям, архаичность станет постепенно замещаться иным, куда более радующим взгляд и не царапающим душу. Эстетико-культруные пристрастия человека — это ж по сути краеугольный камень бытия и основа движения вперёд.
Кстати, о душе. Совсем скоро, уже вот-вот и почти сейчас должна будет состояться встреча с будущей невестой. Той самой, Ольгой Романовой, дочерью великого князя Константина Николаевича, сейчас всего лишь подростка неполных четырнадцати лет. Разумеется, до шестнадцати лет даже о чисто формальном браке и речи идти не могло. Просто Ольга, в сопровождении отца — или отец в компании любимой и любознательной дочери — решили по-родственному посетить коронованного племянника. Совершенно естественное и не вызывающее пересудов явление… с одной стороны. С другой же — возможность для Ольги познакомиться со страной, где ей предстояло жить и, как ни крути, строить семейную жизнь. Что ж, пришла пора знакомства, значит пришла. Хотя чувствую себя необычно. Дожил, млин, до необходимости знакомиться по сути с девчонкой, которая через года этак два с хвостиком станет супругой де-юре, а ещё через некоторое время и де-факто. Эх, жизнь ты моя, жизнь затейливая!
Производить впечатление на человека — занятие сложное. Вдвойне сложное, когда этот самый человек изначально настроен весьма скептически, пускай и делает хорошую мину при плохой игре. Это я сейчас, если что, о великом князе Константине Николаевиче. Бывший наместник в Царстве Польском, своей либеральной политикой только способствовавший мятежу, после чего, понятное дело, ни о каком продолжении пребывания на данном посту и речи идти не могло. Вместе с тем и заслуги его отрицать было нельзя — крестьянская реформа, судебная, некоторые аспекты армейской. Тут он был вполне уместен, если, конечно, находился под контролем и не мог применять единоличные решения, которые при таком раскладе отдавали бы явственным либеральствующим душком.
Только доверия со стороны Александра II после польского мятежа больше не было, а уж после покушения Каракозова и его своры и тем паче. Российский император, на собственном теле почувствовавший боль от попавшей пули, как-то совсем и без вариантов вылечился от склонности к либерализму и желал того же излечения всему своему окружению. Следовательно… Ну да, лечиться не желающие не особо пользовались монаршей благосклонностью и уж тем паче доверием.
Неудивительно, что Александр II без тени сомнений сплавил братца по эту сторону Атлантики. Дескать, пусть хоть так пользу принесёт, укрепляя мост между двумя ветвями коронованных Романовых. Вот и прибыл Константин Николаевич вместе с дочерью в Портсмут. Визитёров же надобно не просто встречать, но ещё и увеселять, показывая им всякое-разное. но неизменно интересное. Разумеется, с упором на любопытное не отцу, а дочери.
Портсмут от Ричмонда не столь и далеко находился. Но прибывшие именно в Портсмут гости первым делом познакомились с достопримечательностями именно этого города. Какими именно? Памятники не столь давно отгремевшей войны с янки, разумеется. Битва на Хэмптонском рейде, первое в мире сражение броненосных кораблей, да к тому же не абы каких, а совершенного нового типа. «Монитор», «Пассаик» и «Роанок» от США при поддержке немалого числа паровых деревянных фрегатов и канонерок. «Акула» с «Чарльстоном» и «Фолсом» с «Булл-Раном» со стороны Конфедерации, с нашей стороны. Потопление двух из трёх броненосцев янки и третий, тонущий, выбросившийся на берег и взорванный остатками команды. Плавучие памятные знаки на месте затонувших «Монитора» с «Пассаиком», а также нашего «Булл-Рана». Установленная уже на берегу гранитная плита рядом с тем, что осталось от «Роанока».
Зачем всё это? Память, понятное дело. всего лишь память. Была бы возможность, подняли бы все три затонувших на не столь уж большой глубине броненосца. Почти так и и ответил на вопрос великого князя Константина Николаевича:
— Память о чём и о ком? О жертвах гражданской войны?
— Может и о них тоже, но всё же такого рода памятью о врагах если кто и должен заниматься, так сидящие там, в Вашингтоне, — слегка усмехнулся я. — Тут скорее напоминание о том, что всегда нужно быть наготове, постоянно ждать нападения врагов как тайных, так и явных. Ведь не будь у нас тогда собственных броненосцев, Портсмутским верфям пришёл бы конец. Не погибни «Булл-Ран» вместе с находящимся на его борту адмиралом, командиром всей эскадры, может противник и сумел бы прорваться, — тут я несколько слукавил, но собеседник малость того, не являлся специалистом в морских сражениях. А вот на присутствующую тут девочку-подростка слова впечатление могли и должны были произвести. — Вот вы, Константин Николаевич, про гражданскую войну упомянуть изволили. Про память о жертвах. С обеих сторон ведь, так?
— Да, конечно.
— Вот то-то и оно, что не все так просто. Сколько-нибудь достойная память о противнике может сохраняться лишь до тех пор, пока ни одна из противостоящих сторон не начинает творить нечто мерзкое и абсолютно неприемлемое для имеющих понятие о чести людей. Уж простите, но после «свободных полков» и устроенного ими «Винчестерского кошмара» сложно говорить о подобном. Это как взбунтовавшиеся поляки, немалая часть которых отбросила в стороны ту самую шляхетскую честь и творившая… Ольга, искренне прошу прощения за то, что невольно мог вызвать у вас неприятные воспоминания.
Девочка-подросток, она ж была рядом. Смотрела. Слушала. Воспринимала. А любая ссылка на события в Польше, она не просто так, а не могла не вызвать отклика. Дочь помнила, что в её отца там стреляли. Понимала, что лишь чудом рана оказалась лёгкой. Осознавала, что и семья наместника могла подвернуться под горячую руку или и вовсе по трезвому, холодному расчёту тех бунтовщиков, которые хотели сделать так, чтоб обратного пути у всех мало-мальски причастных попросту не осталось. Да, так не случилось, но случиться такое вполне могло. Посему… Нет, не просто так я поднял тему, а потом свернул, удостоверившись, что юное создание всё услышало и восприняло именно так, как мне было выгодно.
Более того, оказалось, что Ольга не только слушала-запоминала, но ещё и на большее оказалась способна, вымолвив:
— Тогда это не память о погибших, а… Напоминание? Но о чём?
— У что памяти, что у напоминания бывает много граней, пока что юная, но обещающая стать прекрасной и, что столь же важно, умной леди. Давайте я сейчас перечислю лишь парочку, а уж сами вы потом как следует поразмыслите. Ведь видимся мы всего лишь первый, но далеко не последний раз. Опять же просто письма никто не отменял, не так ли?
Кивает и смотрит с заметным таким любопытством. Дескать, что ж ты мне такое скажешь, человек, о котором я много слышала и от разных людей? Любопытство из смеси детского, подросткового и… Нет, пока не скажу. слишком мало времени имелось на изучение и понимание. Но ведь именно ради лучшего узнавания создания впечатления я сейчас и стараюсь.
— Память о пусть не первой по сути, но первой знаковой победе над флотом тех, кто считал, что в войне будет превосходить нас практически во всём. Это раз, — загибаю на руке первый палец. — Напоминание самому… самим себе о том, что дажев кажущееся безопасным место могут прорваться враги. готовые разрушить всё, что тебе дорого. Хэмптонский рейд — это близко. Очень близко. Утрать мы портсмутские верфи, не факт, что смогли бы несколько позже противостоять высадке полноценных десантов. Это два. И теперь насчёт «три». Подумайте, Ольга, какие мысли эти вот памятные знаки на воде и на суше должны вызывать у визитёров. Разных, дружественных и не очень, нейтральных и откровенно враждебных. Учитывая все те события, которые произошли во время войны, после неё, но до образования из Конфедерации Американской империи, да и после этого. Затем вновь вернёмся к этой теме. При непосредственном общении или же посредством листа бумаги и чернил.
Намёки, подсказки, провоцируемый интерес у юной представительнице Дома Романовых. И уже с ходу можно понять — остаться равнодушной у Ольги вот совсем не получилось.
У её отца, кстати, тоже. Только вот типы интереса были, скажем так, разные. Если Ольга смотрела примерно как на этакого тёмного, местами зловещего, но однозначно притягивающего своеобразным шармом человека — подросток же, а эта публика частенько на такое ловится — то Константин Николаевич смотрел как на очевидную угрозу. Чему или кому? Хм, вот тут стоило однозначно и хорошо так подумать. Либеральствующий великий князь — это не просто так, это попахивает «партией цесаревича». А где у нас пока ещё цесаревич, там у нас кто в тени притаился? Верно, светлейший князь Горчаков, чтоб ему собственной накрахмаленной манишкой подавиться. Ну или такими же манжетами, мне оно пофиг.