Второй, не менее важный, но также очевидный — возможность для панславистской партии, и без того оказавшейся в свете изменившейся политики и особенно туркестанских успехов Черняева «на коне», оттеснить от императора не только представителей инородцев, особенно кавказских, но ещё и дискредитировать самую идею умиротворения, когда представителям покорённых народов, помимо кнута, предлагали ещё и пряник. Далеко за примером и ходить не стоило. Сам Шамиль, получающий весьма большое содержание и живущий, словно король в изгнании. Его сын, до недавнего времени по сути служивший в русской гвардии и более того, аж в Конвое. Кое-кто из наибов Шамиля, сдавшихся и получавших от императора… ежегодную пенсию в тысячи рублей. Тот же наиб Черкесии Мухаммад-Амин и прочие, которых хватало, известные и не слишком. Более того, мотающиеся то в Османскую империю, то в другие совсем не дружественные России страны и возвращающиеся обратно. А с какими целями? Вот то-то же! Подобное следовало пресечь и шансы на это имелись немалые… после спровоцированного на бегство и убитого при оной попытке самого Шамиля.
Третий зайчик, на сей раз куда более незаметный на первый взгляд — очередной удар по пока ещё цесаревичу Николаю. При разработке и затем воплощении многоходовой провокации предусматривалась возможность того, что сын Шамиля или он сам — не лично, но посредством писем или доверенных лиц — попробует, не добравшись до самого императора, броситься на поклон к цесаревичу. Это и случилось. Хотя тут всё было куда как сложнее. Да, сложнее. Сам цесаревич, чувствуя неладное, не хотел и близко подходить к столь дурнопахнущей теме, как возня вокруг давнего врага Российской империи, проживающего на положении почётного пленника. Горчаков… Тут Мария Станич не могла утверждать с уверенностью — слишком уж хитёр и многоопытен был канцлер, а о предсказании его реакций и говорить не приходилось. Однако явных действий он так и не предпринял, будучи более прочего сосредоточен на том, что происходило вокруг оставшихся в живых декабристов и семейств тех, которые уже успели отправиться в мир иной. Шкурка самого канцлера начинала если и не пригорать, то дымиться, а потому не стоило удивляться, если его это занимало куда больше, чем второстепенные сейчас вопросы.
Как бы то ни было, но вразумительного ответа Шамиль и из Москвы не получил. Цесаревич отделался лишь общими словами и тем, что пообещал поговорить с отцом… как-нибудь, когда окажется в столице. Ну и добавил пожеланий здоровья, а также не беспокоиться по поводу того, о чём беспокоиться не стоит. Дескать, в Калуге все спокойно.
Мария аж улыбнулась, вспомнив о том, что ей сказали относительно реакции Шамиля на подобное, хм, утешающее послание. Имам окончательно уверился в том, что его скоро выдадут Американской империи по требованию императора Владимира I и единственный шанс избежать смерти — бежать. А как бежать, если рядом приставы? Вот тут ему пришлось помочь, естественно, через третьи руки, чтобы никаких подозрений не возникло. В восточных странах подкуп был совершенно естественным и почти всегда приносящим результаты способом добиться желаемого. Вот и Шамиль попробовал применить сей способ на кое-ком из приставов, казавшихся ему наиболее для этого подходящими. Например, подпоручик Истомин не так давно жаловался на крупный проигрыш в карты, в результате которого пришлось думать о закладе родового имения, дабы выплатить долги по векселям. Штабс-капитан Рихтцангер, тот периодически впадал не в запои, но в загулы, спуская деньги на красоток и ресторации. Вроде бы подходящие кандидатуры на то, чтобы получить немалое число золотых монет, но…
Провокация — наука тонкая. Когда объект, на которого направлена провокация, является особо важным, а средства на подготовительную работу мало чем ограничены, можно выстраивать действительно внушающие почтение конструкции. Вот и в случае Шамиля подводимые под подкуп офицеры на деле в деньгах и не нуждались. Хотя делали вид. И проигрыш в карты состоялся при свидетелях, и дамы полусвета брали у штабс-капитана деньги, и многие были уверены, что эти два офицера находятся в крайне стеснённых обстоятельствах. Обмани врага своего, заставь его действовать, исходя из неверных предпосылок. Тогда и победа окажется куда ближе и гораздо более вероятной. Мария Станич всегда быстро училась и умела применять выученное уже на собственной практике.
«Подкупленные» офицеры уверили, что закроют глаза в нужное время и более того, дадут беглецам фору. Опять же постараются перевести внимание других приставов, не дать им заметить, что близ Калуги появились кавказцы из числа тех, которые раньше воевали с русской армией. Не сразу и много появились, а медленно, осторожно. И опять же лишь в том числе, чтобы при необходимости прикрыть бегство имама.
Как должно было состояться само бегство? На самом деле, достаточно просто. Летом для Шамиля снималась дача за городом, а поездки в Калугу и обратно были делом хоть и не очень частым, но случающимся, естественным. И сопровождали имама не всегда одни и те же офицеры.
Вот и «договорились» Истомин с Рихтцангером с сослуживцами, что в определённый день именно они будут сопровождать Шамиля и двух его сыновей, Мухаммада-Шали и Гази-Мухаммада. Сам имам предполагал, что, будучи подкупленными, те не просто помогут ему ускользнуть, но и по возможности сопроводят, воспользовавшись своими знакомствами, помогут добраться до родного Кавказа. Именно то, к чему его старательно подводили. И вот он, результат, уже просматривается в прицелах «диких».
Мария хищно улыбнулась, видя то же самое, что и капитан Мак-Гортас, что и рядовые три «диких» — небольшой конный отряд, состоящий из полутора десятков всадников. Кем они были? Сам Шамиль, двое его отпрысков, Истомин с Рихтцангером, а также десяток шамилевских мюридов. Причём из числа тех, которые не выглядели тут, близ Калуги совсем уж инородным явлением. В том смысле, что были в нормальной, не кавказского типа, одежде, и выбритыми, и владеющими русским языком… относительно неплохо владеющими, без жуткого акцента и корявых до изумления фраз вместо осмысленных предложений. Понятно, что именно такой группой, при помощи немалого количества золота и выправленных документов — игра велась серьёзная, а потому поручик и штабс-капитан имели при себе и документы для Шамиля и прочих — можно было добраться до нужных мест. Не непременно, однако шансы имелись. Достаточные шансы, чтобы подвигнуть имама рискнуть из опасений за собственную жизнь.
— Огонь, — тихо произнёс Мак-Гортас и. подавая пример, сам нажал на спуск.
Четыре выстрела в залпе, да не простом, а особенном. Первый залп шёл по Шамилю и двум его сыновьям, ну а Мария, если что, должна была выпустить страхующую пулю. Пулю, как и остальные, скользнувшую тихо, почти незаметно. Как так? А вот оказалось, что и тихий выстрел имел право на существование. Правда, только после того, как на стволе винтовки оказывалась навинчена трубка устройства, названного глушителем. Устройство было абсолютно секретным, о нём не знал почти никто и это разумно. Подобное оружие и должно было оставаться одной из тайн империи, поскольку область его применения являлась очень… двусмысленной. Можно глушить звук на поле боя, когда снайперы тихо, а то ещё и ночной порой отстреливают вражеских офицеров. А можно и вот так, при уничтожении отдельных людей, чьё существование было признано лишним, а то и откровенно вредным. Как здесь. Как сейчас.
Чш-чак! Довольно тихо, а на достаточном расстоянии и вовсе неслышно кашлянула винтовка самой Мари, отправляя револьверную «кольтовскую» пулю в одного из сыновей Шамиля. Того, который до этого уже получил пулю, но, схватившись за поводья, направил своего коня в сторону и явно был ранен не смертельно, а то и не тяжело. Но новая пуля вошла хорошо, прямо в голову, тем самым поставив точку в жизненном пути горца, последовавшего за отцом и братом, уже получившими свои смертельные свинцовые пилюли. Мак-Гортас и его люди стрелять умели. Причём умели хорошо.
Почему пули были револьверными и «кольтовскими»? Так ведь винтовки то специальные, как раз под подобные случаи созданные, стреляющие револьверными пулями, причём стволы у разных винтовок тоже варьировались. Смысл подобного? Создать впечатление, что Шамиля и остальных постреляли не неведомо откуда взявшиеся стрелки с дальнобойным оружием, а вот эти двое офицеров, Истомин и Рихтцангер. Из собственных револьверов системы «кольта», ага. Как говорится, преследовали беглецов, догнали, убили, героическим образом подтвердив выучку офицеров русской императорской армии. Глава приставов при Шамиле, генерал-майор Фадеев, он точно не станет слишком усердно изучать случившееся. Более того, постарается подтвердить то, что скажут ему поручик и штабс-капитан, может и вовсе сделает так. чтобы полностью исключить возможный нагоняй из столицы за неудачную, но всё же попытку побега.
Мысли летели, словно вспугнутые с дерева птицы, быстро и замысловато, в то время как руки сами перезаряжали и продолжали стрельбу. В кого? Да в мюридов Шамиля, которые, видя смерть как своего имама, так и обоих его сыновей, решили, прежде чем бежать самим или с телами хозяев, убить тех, в ком почуяли врагов. Да и сложно было не почуять, когда оба офицера поспешили и револьверы достать и, соскочив на землю, прикрываясь лошадьми, самим начать вести стрельбу по горцам. Успешную, но…
Игры в одни ворота не получилось. Вот падает Истомин, получивший сразу две пули в грудь. И то, что метко выстреливший дважды горец получил своё, раскинув мозгами и кусочками кости черепа, было хоть и важным, но этаким прощальным подарком поручику. Вот получившая случайную пулю лошадь становится на дыбы, сбрасывая своего всадника под ноги другому четвероногому. Ржание, крики боли, проклятия на гортанном горском наречии. И выстрелы, выстрелы, выстрелы. Те, после которых живые становятся то сразу мёртвыми, то сперва ранеными, а потом… Да, тут пленники не нужны, потому раненые получали по пуле, а то и две прямо в голову.