— Однако мне нужна селитра! Много селитры. И железо, господин архканцлер, много железа! Свинец для ядер и пуль в Санкструме есть, но железа, даже меди и олова, из которых можно выплавить бронзу, безумно мало!
Вот она, жизнь политика: все тебя о чем-то просят. Хочешь кардинальных подвижек — находи источники финансирования, изыскивай внутренние резервы, в общем, рой землю, разбивайся в лепешку, и только тогда достигнешь результата.
Я вздохнул и кратко посвятил алхимика в новые обстоятельства. Он выругался уже несдержанно, щеки его налились вишневым румянцем.
— Значит, через два дня? Я не успеваю… Ничего не успеваю!
— Главное, отлить побольше ядер и сделать достаточное количество пороха для тех пушек, что мы захватили. И кое для чего еще…
Я посвятил его в свой план. Он заходил по кабинету, постукивая кулачищем в стену.
— Селитра! Много селитры! Я найму еще людей, чтобы они счищали ее со стен коровников, найму еще тех, кто будет толочь порох. Нужны еще средства! Да, да, порох я изготовлю, и ядра отолью, это просто, даже очень просто! Но пусть только они зайдут в ловушку! Там действительно прекрасное место, и мы сумеем их уничтожить!
— Как раз работаю над этим, — заметил я скромно. Он кивнул, взгляд налитых кровью бычьих глаз сообщил — верит мне, верит, что смогу, сумею… Мне верят почти все приближенные, я каким-то образом умею вселить в них веру в победу, а значит, нет у меня права их разочаровать.
Я рассказал ему о крипте, пригласил в воскресенье на коронацию. Глаза его вспыхнули, руки — дрогнули. Как и большинство ученых, он был лишен мистических предрассудков, и сполна разделял мою идею: использовать все средства для победы.
Брауби показал мне, как снаряжать пистоль: под его руководством я засыпал порох на полку и в дуло, забил туда пыж и пулю. Алхимик довольно рыкнул, чуть ли не дым из ноздрей пустил, и, получив еще денег, отбыл.
— А пистоль? — спросил я в спину.
— Это вам, господин архканцлер… Подарок! Если держать заряженным в шкатулке — порох с неделю не отсыреет. Пусть будет у вас полеживать… На всякий разумный или не очень разумный случай!
Тоже считает, что я не слишком выдающийся фехтовальщик. Ну, что ж, пусть огнестрел хранится у меня.
Принесли обед. Готовили теперь из проверенных продуктов, под надзором Алых, повара пробовали блюда, будь там яд — они загремели бы на небеса в первую очередь. Блоджетт лично, явно довольный, внес глиняный кувшин, из носика которого курился ароматный пар.
— Это что? — спросил я. Из кувшина пахло горьковато-сладким, дымным.
— К-компот, ваше сиятельство г-господин архканцлер! Помните, вы когда-то просили…
— Без овсяной крупы?
— Что вы, господин архканцлер, все как вы хотели! Поскольку с-свежих фруктов и ягод сейчас не достать, а моченые на компот не годятся, мы отыскали в парке Варлойна несколько старых яблонь, слив и груш-дичек, с неосыпавшимися, усохшими на ветвях прошлогодними плодами! И вот мы их бережно соб-брали, отмыли, почистили, замочили и как следует отварили, добавив м-меду!
Он лично, раскрасневшись от удовольствия, налил мне в серебряный кубок страшное зелье.
Ну и что ты будешь делать?
Я отпил горьковато-вяжущий отвар, едва не закашлялся, похвалил от души, заменив матерные выражения на цензурные, радостные. Послевкусие во рту напоминало о детстве, когда я на спор сжевал ветку полыни. Такой «компот» следовало подавать алкоголикам с похмелья. Наверняка, прямо с косточками его варили.
— Прекрасный компот! — молвил Блоджетт с энтузиазмом.
— О да, — сказал я, тайком вытирая слезы.
— Не много ль меду?
— Нет, в самый раз.
— Мы н-набрали изрядный запас слив, яб-блок и груш, и компот теперь часто будем готовить!
— О нет, нет, старший сенешаль! Только раз в месяц! Таков обычай того мира, откуда я прибыл… Старый мистический обычай… Компот в моем мире пьют перед важными событиями, перед боем, например… как отвар мухоморов.
— О, это сакральный отвар! Понимаю, п-понимаю! — Блоджетт откланялся, деликатный старик. Но и хитрый.
К середине обеда прибыл Вейл Айордан. Поскольку я велел проходить днем в любое время, он, не стесняясь, подсел к столу и разложил свои бумаги. Затем, осторожно потянув носом, отодвинул подальше кувшин с компотом.
— Лечебное зелье, господин архканцлер?
— Напиток для сильных духом. Но ближе к делу. Рассказывайте.
Человек Айордан был ушлый, раньше знал все ходы и выходы из Варлойна, имел касательство и к бухгалтерии дворца, за что и пострадал. Он сразу взял быка за рога, сказал, тряхнув косматой бородой:
— Ведомости получаемых доходов — вот. Затратные ведомости — вот. Поварская часть, конюшни, кастеляны, уборщики разные, кузнецы, слесари, ремонтники, зоосад, маги, даже палаческий корпус и, конечно, придворные художники и поэты… Все у меня здесь. Расходы, конечно, ужасны, и их безболезненно можно урезать не вдвое даже, втрое. Основная статья расходов — нужды имперского дома. Содержание принцев, принцесс и самого Растара. — Он покосил на меня хитрым глазом из-под нависшей мохнатой брови: — Поскольку ныне из официальных Растаров остались лишь вы, господин архканцлер, мы все урежем безболезненно, и высвободим, таким образом, огромные суммы… Однако суммы эти надо еще привезти на казенный двор, откуда их …
— Я начал этим заниматься вплотную.
— Очень хорошо. Еще момент. На принцев Хэвилфрая и Мармедиона были выведены… хм, как бы это сказать… некие способы добычи денег… не вполне законные.
— Аферы, — сказал я, хотя на языке вертелось привычное земное — «схемы».
— Да-да, аферы, да не прогневаетесь вы на оскорбление правящего дома.
— Бросьте, Айордан, вы знаете, что не прогневаюсь. Рассказывайте. Режьте по-живому, ну?
Он вздохнул, до сих пор не веря, что можно вот так запросто пройтись по ненавистным Растарам — и ничего ему за это не будет.
— Аферы очень простые. Принцы числятся попечителями сиротских приютов, домов инвалидов, общественных больниц Норатора и тому подобного. Под попечение высочайшей фамилии отпускаются как средства из казны Норатора, так и средства, добровольно пожертвованные купцами, богомольными людьми, и неравнодушными дворянами.
— Добровольно ли?
— О, господин Торнхелл, ваше сиятельство… Разумеется, многие жертвуют деньги, дабы заслужить внимание членов правящего дома, иные — от чистого сердца, а кое-кого напрямую к этому принуждают… Свет Ашара, через принцев пропустили огромные суммы!
— Которые осели в карманах ушлых людей.
— Увы, ваше сиятельство. Да еще по рассказам знаю, что нынче до приютов и прочих богоугодных мест добираются лишь жалкие крохи, а в иных местах уж никаких приютов и домов умалишенных вовсе нет. Был дом умалишенных — стала игровая контора «Орлиный приют». И так повсеместно!
Прообраз земных благотворительных фондов, которые создаются… не все, но многие, с целью отмывания денег и ухода от налогов. Я спросил устало:
— Формальные попечители — принцы, а кто занимался управлением?
— К этому и веду! Поскольку принцы, как вы знаете, принадлежали разным партиям, партии же и заведовали финансами попечений. Умеренные сделали главным попечителем барона Красьяка, он числится погибшим при взрыве бального зала. У Простых — попечением занимался граф Боусмер, он не знатен, бывший купец, за великие заслуги Растары пожаловали ему дворянский титул, или, если говорить прямо: он купил у Растаров дворянский титул, бесстыдник.
— Жив-здоров?
— О, он не только жив, но и весьма… хм… преуспевающий… хм… живчик. На берегу Аталарды неподалеку от Норатора он выстроил огромное и неприступное поместье, окружил его прекрасными садами, говорят, в его гареме более сотни женщин… Однако ведет жизнь затворника, его мало кто видел последние недели… Даже на бал и оглашение завещания он не поехал, сказался больным…
Ой-ой-ой… как это я промахал такого силовика? Кошелек партии Простых, это очень и очень серьезная величина. Подрезать его, что ли? Арестовать, начать расследование? Но в этом случае я окончательно противопоставлю себя Простым, они могут перекинуться к Варвесту. Нет, погожу до начала войны, до первой своей победы, затем жестко разберусь с Боусмером. Он будет арестован, судим, его имущество — нажитое на сиротинушках — описано и забрано в казну. И совесть меня при этом не будет мучить. О господи, против такого матерого урода я даже готов буду применить пытки, и сердце у меня не екнет.
Вейл Айордан терпеливо ждал, пока я закончу размышления. Наконец я высказал свои соображения относительно Боусмера, он кивнул согласно:
— Только так, ваше сиятельство, будущий государь. Эту гниду нужно прижать к ногтю, а все имущество опечатать и передать в казну.
— Много ли у него охраны в поместье?
— Не осведомлен о точном количестве, но — много. Поместье вдобавок окружено высокими стенами.
Еще одна частная армия, черт ее дери. Если он закроется внутри, придется его выколупывать, как моллюска из ракушки.
Компот немного остыл, и я решился его пригубить. Хм, горько, но жажду действительно утоляет. Нельзя пить очень горячим, а вот если охладить на льду…
Айордан с благоговением следил, как я пью компот маленькими глотками.
— А насчет Варлойна… господин архканцлер… — сказал, едва я отставил кубок.
— Насчет Варлойна — я даю вам полную свободу действий. Сейчас составим нужные указы. Режьте все. Сокращайте везде. Единственное, Айордан — зверушек в зоосаде не трогайте. Увеличьте им содержание, наймите еще смотрителей.
Он воззрился на меня недоуменно.
— Почему, государь?
— Звери — не люди, их жалко. Звери невинны.
— Не понимаю…
— И не нужно понимать. Считайте это моей прихотью. Она ведь не слишком безумна, верно?
Он сказал, немного подумав и с оттенком смущения:
— Не будет ли господин старший сенешаль Блоджетт выражать активное недовольство? Он и так не слишком доброжелательно на меня смотрел нынче… Я — вмешиваюсь в его дела…