погромов. Это происшествие стало поводом для насилия. В настоящих боях с полицией не только в Париже, но и других городах боевики-исламисты использовали огнестрельное оружие, бутылки с зажигательной смесью, кирпичи и арматуру, главным образом трубы и железные пруты со строек. В результате 119 полицейских получили ранения, пятеро из них — тяжелые. Надо отдать должное президенту Саркози: он выполнил свое обещание, что стрелявшие в полицейских будут установлены и наказаны. В предместьях появились разыскные листовки: власти предлагали несколько тысяч евро за информацию об организаторах беспорядков. На рассвете 18 февраля 2008 г. колонна транспортеров вошла в парижский пригород Велье-ле-Бель (Villiers-le-Bel), где в ходе беспорядков 25 ноября 2007-го боевики жгли дома, автомашины и магазины и обстреливали полицию. Так началась спецоперация французского спецназа (RAID) по следам ноябрьского бунта. В результате проведенной облавы в городе были задержаны 33 человека по подозрению в организации массовых беспорядков в ноябре 2007-го (France Presse, 18.02.2008). Искры еще тлели, но пожар был все же потушен. Теперь он перешел уже на политическое поле — правые и левые всячески раздували его, размахивая своими предвыборными плакатами: как-никак в стране готовились к муниципальным выборам. Правые требовали наведения порядка и прекращения «иммигрантской агрессии», а либеральная интеллигенция и левая оппозиция социалистов и коммунистов поносили правых за «неоправданную жестокость» и за то, что это они-де довели дело до взрыва социального недовольства в пригородах. Тогдашний лидер социалистов Сеголен Ройяль назвала спецоперацию в Вилье-ле-Бель «рейдом для прессы» и всячески выражала свое сочувствие «жертвам полицейской свирепости».
Право, чем-то мне это напомнило один смешной случай из нашего советского прошлого. Одна из секретарей ЦК ВЛКСМ во главе делегации молодежных организации СССР была командирована по решению Инстанции в Нью-Йорк. И там она во главе этой делегации — а все, заметьте, были в костюмчиках, белых рубашечках и галстуках — отправилась в порядке международной солидарности в Гарлем, чтобы выразить свое комсомольское сочувствие угнетенным американским неграм. Слава богу, они оттуда ушли живыми. Но камнями их машину все-таки закидали. По возвращении эта комсомольская богиня, рассказывая о своем визите в Гарлем, говорила, что в них «камушками кидали». Примерно также и Сеголен Ройяль восприняла поджоги и бунты в парижских предместьях.
Если, однако, всерьез разобраться в том, почему столь регулярно взрываются французские пригороды, аргументов лишатся и правые, и левые. Сводить все это безобразие к одному лишь социальному недовольству — значит упрощать реально существующую проблему. А она не в том заключается, что французское государство кого-то чем-то обнесло, распределяя блага из того рога изобилия социальной помощи, который создан за счет жесткого налогообложения всех французских граждан и в первую очередь граждан состоятельных, у которых изымают свыше 60 процентов доходов в виде различных налогов. Длительное правление социалистов при Миттеране окончательно превратило Францию в действительно социальное государство с мощной системой соцобеспечения, которая позволяют малоимущим французам, независимо от их происхождения и цвета кожи, получать бесплатное образование, бесплатное медицинское обслуживание и такие пособия по многодетности и безработице, на которые вполне можно прожить целой семье, ничего не делая. Увы, чаще все же этим пользуются не коренные французы, а пришельцы. Как только иммигранты получают вид на жительство во Франции и все полагающиеся неимущим пособия, им пусть не сразу, но предоставляют и бесплатное муниципальное жилье. Социальные блага, разного рода пособия, бесплатное образование — это первое, что привлекает иммигрантов во Францию, во многом куда более социалистическую страну по уровню соцобеспечения, чем был Советский Союз до его развала. Отказать иммигрантам в этой помощи стал призывать перед выборами 2012 г. и Николя Саркози, перехватив этот пункт из предвыборной программы Марин Ле Пен. Все это, однако, полумеры, а дельной иммиграционной политики, выработанной без трусливых оглядок на политкорректность, во Франции не было ни у правящей партии Саркози, ни у социалистической оппозиции. Отсюда и многие проблемы.
Ассимилировать, интегрировать или включать?
Бунты в гетто, конечно, так тряхнули Францию, что она резко поляризовалась политически. «Национальный фронт» публично обвинял детей французских иммигрантов, родившихся во Франции и уже имеющих либо вид на жительство, либо французское гражданство, в «черной неблагодарности». Мол, им все дали, предоставили жилье и т. д., а они поджигают магазины, автобусы и машины законопослушных белых французских граждан.
Защитники прав человека, в свою очередь, требовали дать «обездоленным» из гетто еще больше, чтобы только те не бунтовали. И вот уже президент Франции принялся готовить новые программы обеспечения занятости для детей иммигрантов, пообещал новые пособия и новые подачки, а социалисты на своих форумах старались перещеголять его в этом деле по всем статьям. В ходе президентской кампании 2012 г. все это проявилось в полном цвете.
Ни правые, ни левые, однако, и здесь ничего нового не придумали. Все обещания «дать еще» заведомо воспринимаются в иммигрантской среде как недостаточные. Поэтому Национальный фронт требовал не дать, а отобрать пособия, которые позволяют иммигрантам вообще не работать годами. Тем более что бунтари в гетто требуют отдать им не что-то еще, а все и на меньшее не согласны. Они хотят вырваться из гетто и обладать всей Францией, даже если для этого потребуется удалить из нее всех белых и «неверных». Ассимиляция афроевропейцев в преимущественно белой Франции не состоялась, а по-настоящему интегрироваться во французское общество удается лишь немногим иммигрантам и их детям. Легче всего ассимилируются, конечно, иммигранты европейского происхождения. Выходцам из Африки этого достичь сложнее уже в силу чисто внешних признаков — даже французское гражданство не способно изменить цвет кожи или семитский облик араба. Да и «культурная разность» иммигрантов и принимающей страны — это объективная реальность. Поэтому, когда правые партии говорят о необходимости полного отказа иммигрантов из стран Магриба от своей традиционной культуры, требуют от них пойти на ассимиляцию во французское общество, они выдают желаемое за действительное. Да и исследования социологов показали, что французов отличает некоторая «национальная избирательность» по отношению к неевропейским иммигрантам.
До 1980-х гг. на правительственном уровне много говорили об интеграции и включении иммигрантов во французское общество. В этот период левые политики предпочитали не говорить об «ассимиляции», а употребляли термин «включение» («insertion»), т. е. выступали за постепенную адаптацию иммигрантов к реалиям французской жизни на базе компромисса при взаимодействии двух различных культур. (См. более подробно: Синяткин И. В. Североафриканская иммиграция во Франции. С. 87–100.)
Официальные тексты законов не говорят конкретно ни об интеграции, ни об ассимиляции. Закон от 9 октября 1974 г., впервые обнародовавший принцип официальной политики по отношению к иммигрантам, подчеркивал, что Франция «стремится к тому, чтобы допустить либо повсеместную интеграцию на национальном уровне иностранных рабочих, которые сами этого желают, либо позволить им сохранить социально-культурные связи с родной страной, для того чтобы впоследствии все желающие могли вернуться к себе на родину» (там же, с.89).
В начале 1988 г. социалисты уточнили, что сам термин «интеграция» не означает полного отказа от культуры своего народа, но «ее трансформацию для наиболее безболезненного и результативного общения с культурой национальности страны пребывания» (там же, с. 90). Это принятие во внимание законом 1988 г. «культуры другого народа» объясняет склонность политиков к термину «включение». Термин «ассимиляция» предполагает полное исчезновение группы этнического меньшинства. Она может быть насильственной, а может происходить и мирно, при постепенном усвоении этническими группами чуждой для них культуры. У некоторых французов есть свое, совершенно четкое видение того «нового араба», который должен забыть свою культуру, свои традиции и стать таким, «как все». Именно такая точка зрения присутствует у правых, которые проповедуют теорию «полного включения» иммигрантов в общество при отказе от своей культуры. С точки зрения правых, ассимиляция магрибинцев, как и обретение ими французского гражданства, есть безусловное счастье, ради которого возможно отречение от всего «другого». Это — некая идеальная ситуация, к которой следует стремиться и приближаться. Но и правые, и левые приходят к одному общему выводу: магрибинцы в силу своего менталитета, религии и культурных особенностей быть ассимилированными пока не могут. Большинство иммигрантов-магрибинцев во Франции не готовы к быстрой и полной ассимиляции. Большую роль в этом играет ислам.
Столкнувшись с новыми трудностями ассимиляции маг-рибинцев, Франция решила изменить курс своей политики, принимая во внимание особый менталитет североафриканцев, их психологические особенности, культуру и религиозные традиции. Отказавшись от ассимиляции, Франция перешла к попыткам интеграции. Интеграция рассматривается не как нечто среднее между ассимиляцией и включением иммигрантов во французское общество, а как специфический процесс, способствующий активному участию всех его членов в общественной жизни, несмотря на наличие у них различных этнических, культурных, социальных, моральных, психологических особенностей.
До конца 1980-х гг. иммиграционная и интеграционная политика государства в отношении иностранных граждан и лиц без гражданства, ищущих убежище во Франции, существовали параллельно. И только в 1991 г. правительство начало проводить специальные реформы, направленные на создание «французской модели интеграции», когда были приняты соответствующие поправки и дополнения в законодательство страны. Французская политическая модель интеграции основана на принципе обретения национальности, т. е. гражданства. За годы проживания во Франции старшее поколение, как правило, не меняло образ жизни, свойственный ему еще на родине. Поэтому кажется вполне закономерным, что дети продолжают традиции своего народа. Однако, живя во Франции в окружении «чужого» мира, магрибинские семьи испытывают значительные трудности для сохранения в чистом виде своей традиционной семьи, со свойственными ей устоями, обычаями и ритуалами. Поэтому в семьях иммигрантов из стран Магриба образуется некая субкультура, которая представляет собой сплав традиций Востока и европейской французской культуры.