— Но почему я-то? Я ведь никто! Самая заурядная личность!
— Кто бы спорил. Прибереги свои вопросы для старикана — он тебе все растолкует лучше моего.
— Расскажи мне о нем. Ты говоришь, его зовут Пижма?
— Граф Пижма, да. Из клана Маргаритки, но не такой остолоп, как многие помещики. — Кочерыжка неодобрительно поджала губы. — Только я ничем ему не обязана и взялась за это дело потому лишь, что он мне заплатил. А что дело будто бы чрезвычайной важности, так это его забота.
— Чрезвычайной важности? — Тео снова замотал головой. — Это я-то?
— Для кого-то ты важен, это ясно, иначе кто бы стал посылать тот мешок с костями высосать твои мозги через ноздри, правильно?
— Кстати, почему этот Пижма послал тебя? Почему сам не пришел?
— Наверное, он свой лимит уже использовал.
— Какой еще лимит?
Кочерыжка зависла в воздухе, приложив палец к губам. Тео сначала подумал, что она просто хочет прервать поток его вопросов, но потом понял, что она к чему-то прислушивается. Он весь покрылся мурашками, и сердце сделалось чересчур большим и активным для его грудной клетки.
— Это... оно? — прошептал он. Кочерыжка покачала головой, но видно было, что она обеспокоена. Тео замер, стараясь сам расслышать то, что улавливали ее чуткие ушки.
— За мной, — приказала она шепотом через некоторое время. — Быстро, но как можно тише. Не вози ножищами! — Она стрельнула на край поляны, и Тео полубегом, полускоком пустился за ней по усыпанной цветами траве. — Прячься. — Она показала на укрытый в кустах овражек. Он улегся на палой листве, которая отсвечивала серебром и золотом, а пахла, как дорогие саше из сухих цветов, осторожно приподнял голову и оглядел поляну. Никого. — Вот не думала, что мои чары так быстро кончатся, — пробормотала Кочерыжка.
— Какие... — начал Тео, но она порхнула к нему и удивительно сильно пнула его в челюсть.
— Заткнись!!
Потянулись долгие секунды. Затем из леса сверкнул солнечный блик, дотянулся до середины поляны, замер и так внезапно обрел форму, что Тео чуть не ахнул.
Это был олень, огромный белый самец с рогами, как два выточенных из кости голых дерева. Его влажные темные глаза смотрели прямо на Тео и, казалось, видели его без труда, как ни сдерживал он дыхание и ни напрягал мускулы.
Какой красавец... Тео не мог думать ни о чем другом, пока олень стоял, горя фосфорическим светом на солнце. Потом олень сморгнул и перенесся в лес на той стороне поляны так скоро и плавно, что Тео не сразу это уловил.
Он шевельнул губами, пытаясь хоть как-то выразить восторг, вызванный этим мимолетным видением, но Кочерыжка, жужжа крыльями, снова ткнула его ножкой — на сей раз не так свирепо.
— Ш-ш-ш, — прошептала она ему в самое ухо — ему показалось даже, что он чувствует ее дыхание. Вслед за этим она, к его удивлению, запела — пискляво, но мелодично. Слов он не разбирал, но повторяющийся мотив действовал на него так сильно, что он не сразу расслышал другой звук — постоянно нарастающий, но даже на пределе не превышающий громкостью стук дождя по твердой земле.
На поляну выехали всадники.
Тео снова оцепенел, но не просто от восхищения, как это произошло с ним при виде оленя. Их было десятка два, всадников и всадниц, в костюмах, собранных как будто из самых разных времен и мест, и старинных, и современных; самые цвета их одежды постоянно менялись, как перламутр или солнце на проточной воде. Лица, красивые и гордые, казались странно лишенными возраста — любому из охотников могло быть от двадцати до сорока человеческих лет. Тео было так же трудно смотреть на них, как на здешний пейзаж сразу после прибытия. Его сознание отчаянно шарило в поисках мерок, категорий, способов как-то очеловечить эти создания, но ничего не могло найти; наездники отказывались подчиняться его привычным суждениям столь же бесповоротно, как олень, обративший его в изваяние одной лишь своей быстролетной прелестью.
Даже кони у них были странными, хотя Тео не мог бы сказать, в чем эта странность заключается. Кони вроде бы как кони — четыре ноги, гривы, глаза и зубы. Но все это не делало их знакомыми Тео лошадьми, так же как тщательно завитые волосы, драгоценности и тихий разговор не делали людьми дивных всадников.
Охотники задержались на поляне всего на несколько мгновений, у того места, где остановился олень. При этом они смотрели на землю, словно читая там невидимые письмена. Один из них, высокий, с длинными золотыми волосами, в костюме довольно современного вида (если бы костюмы для верховой езды шились из блестящих чешуек), владелец ружья с серебристым дулом и белым прикладом, привстал на стременах и повернул коня в ту сторону, где скрылся олень. Он пришпорил скакуна, и остальные унеслись вслед за ним со скоростью щелкнувшего хлыста, но так тихо, что Тео сразу перестал слышать их, не успели они исчезнуть за деревьями.
— Лорд Шпорник, — по прошествии полминуты сказала Кочерыжка. — Тот, одетый, как ящерица. Я его видела в зеркальнике. Надо сказать, в жизни он лучше, если кому нравится такой тип.
Тео не знал, что это за тип — впрочем, он сейчас и собственное имя затруднился бы вспомнить.
— Они... эльфы?
Кочерыжка фыркнула и опустилась на землю в футе от Тео.
— У нас тут все эльфы — кроме тебя, понятно. Эти — Цветочные, местная знать, скажем так. И очень много о себе понимают.
— Они... и правда прекрасны.
Кочерыжка посмотрела на него с чем-то вроде обиды.
— Ну да, конечно... ты ведь раньше таких не видал. Шпорник, да еще так близко, — нахмурилась она. — Нам повезло, что нас не заметили. Ох, Дерева вековые! Ну кто тебе велел возвращаться за мной?
Тео в своем ошеломлении не сразу смекнул, о чем это она.
— Ты про хижину? Хочешь сказать, я должен был бросить тебя с этим мертвяком?
— Я бы себе сама дверь открыла. Ту я проделала для тебя, чтобы малость задержать нашего уродину. Но ты утащил меня с собой и запорол всю посадку, вот мы и выпали не в том месте, прямо посреди Дельфиниума. Дерьмо и трижды дерьмо. Даже от опушки этого леса нам до земель Маргаритки полдня тащиться, с твоей-то поворотливостью, а днем нам из леса выходить опасно.
— Опасно?
— Само собой — тут ведь земля Шпорника, тупица. Ему принадлежит почти все, что на ней, и многое над ней — птицы, скажем. Если мы выйдем на открытое место, он может про это узнать через час, а то и меньше.
— Знаешь что, хватит обзывать меня тупицей. Ты, конечно, спасла мне жизнь, но это не дает тебе права пинать меня в зад до ее конца.
— Он еще и огрызается.
— Слушай, пару часов назад я жил в своем мире, и самым волнующим, что я мог придумать, было смотаться на мотоцикле в какой-нибудь буррито*[14]. И вот я оказываюсь в сказочном лесу, по которому меня ведет Девочка-с-пальчик, и характер у этой девочки паскудный, между нами говоря. Любой другой на моем месте был бы не лучше, так что засохни!
Он подождал немного, но Кочерыжка вроде не собиралась его бросать и даже как будто не очень обиделась, поэтому он рискнул задать вопрос:
— Почему, собственно, этот парень не должен знать, что мы находимся на его земле? Что такого страшного, если он узнает?
— Потому что Шпорник из Сорняков, ясно? Будь он Вьюном или даже ни тем, ни другим, вроде Пижмы — другое дело, но все Сорняки, сдается мне, не прочь перерезать тебе глотку.
Тео совсем обалдел.
— Шпорник? Сорняки? А разве это не растения?
Кочерыжка экспрессивным звуком выразила свое отчаяние.
— Ладно, ты и правда не виноват — откуда тебе знать. Ты шагай, а я тебе расскажу кое-что про наши дела. Смотри только! Ты, может, думаешь, что я тебя чересчур задергала — так оно, может, и есть, а может, это самое тебе и требуется, — так вот: если я велю тебе встать на месте и заткнуться, то встань и заткнись. Этот мир для тебя опасен, парниша, и не только потому, что ты можешь запнуться о корень и разбить себе нос. Усек?
Тео кивнул.
— Тогда пошли, — распорядилась она, взмыв в теплый воздух.
Трудно было бы так сразу разобраться в эльфландской истории, даже слушая лекцию в тихой аудитории или читая учебник. Воспринимать краткий курс от Кочерыжки, ковыляя за ней по диковинному лесу, было все равно что изучать политэкономию со слов таксиста-эмигранта, который везет тебя по незнакомому городу. Стиль лектора тоже не способствовал пониманию: как только перед Тео начинал брезжить свет, Кочерыжка внезапно улетала вперед на разведку или, жужжа около его лица, делала замечания относительно его внимательности или скорости, с которой он шел.
В итоге ему удалось усвоить примерно вот что:
Эльфы бывают всех форм и размеров, но дворянство, или, так сказать, высший класс имеет приближенно человеческий облик, как те охотники, которых он видел недавно. Они, как и люди, занимающие сходное положение в обществе, владеют обычно и домами в Городе, и загородными поместьями. (Большой город у них, видимо, только один — не иначе та самая таинственная метрополия, которую описал Эйемон в своей книге.) Все знатные дома носят названия цветов, и вся власть в Эльфландии, похоже, принадлежит им.
— Энергостанции-то ихние, — так, весьма загадочно, объяснила это явление Кочерыжка.
Цветочные кланы существовали в калейдоскопе сложных альянсов и конфликтов, но самым важным для понимания Тео была как будто борьба между Вьюнами и Сорняками, поскольку предметом их спора являлись смертные. Кочерыжка не совсем твердо знала историю этого конфликта, но Вьюны, насколько ухватил Тео, были за сосуществование с человеческим родом, а Сорняки — против.
— Как это — против? — спросил он.
— Ну, наверное, они хотят истребить ваших.
— Истребить? — Тео сделалось зябко. — Господи Иисусе. Сколько же смертных у вас здесь живет?
Кочерыжка наморщила лоб и задумалась.
— Теперь, по-моему, нисколько — один ты.
Тео гулко сглотнул.
— Почему же для них так важно истребить смертных, раз их, то есть нас, здесь нет?