— Давайте заканчивать наше чаепитие, — предложил Руфинус. — У нас еще почти час до отправления поезда.
Тео принудил себя сидеть спокойно и пить чай. Делать нечего: никаким другим способом ему домой все равно не попасть. Он тут как альпинист, застрявший на вершине в Гималаях: кричи не кричи, а вниз спускаться все равно придется.
— Силы великие, две чашки «Горной паутинки» меня переполнили, — пожаловался, отодвигая стул, Руфинус. — Однако еще есть время, чтобы пройти в зал ожидания первого класса — это намного приятнее, чем пользоваться удобствами в поезде.
Тео еще не привык к тому, что эльфы и феи тоже совершают отправления, — но ясно, что в своем мире, или вселенной, или измерении, как ни назови это чертово место, они подвластны законам физиологии точно так же, как люди в своей реальности.
— А мне что делать? Подождать вас здесь?
— Нам лучше пойти к поезду, Тео, — опередив Руфинуса, твердо заявила Кочерыжка. — Чтобы запас времени был. Я помогу ему найти платформу, — сказала она Руфинусу, — там и встретитесь.
— Очень мило с твоей стороны. С вашего позволения... — Руфинус пошел к выходу, но вернулся за чемоданом. — Чуть не забыл.
Не успел он скрыться из виду, как Тео сильно дернули за ухо.
— Эй, ты что? Больно же!
— Пошли. Нечего тут рассиживаться, и на платформе ты тоже сидеть не будешь.
— Почему?
— Я видела трех парней, которые за тобой следили, и они мне не нравятся. Ты мне веришь?
— Больше всех, кого я здесь знаю.
Она сморщила носик, обдумывая его ответ.
— Ну, этого хватит, пожалуй. Пижмин родич, сдается мне, не подарок — лучше тебе самому о себе позаботиться.
— Я того же мнения.
— Вот и ладно. Значит, так: выходим отсюда через заднюю дверь и стараемся пробраться к поезду понезаметнее. Я вас потому и не торопила — хотела дождаться, когда состав подадут. Давай за мной. — И она полетела к служебному помещению.
— Ты куда?
— К черному ходу, я же сказала. Нам лучше идти мимо мусорных баков и прочего.
Она провела его через кухню, где двое человекообразных толстячков — буги, кажется, — стояли на табуретках, покуривая глиняные трубки. Один при этом жарил что-то в проволочной корзинке, другой длинной лопаткой вынимал из духовки выпечку.
— Далеко ли собралась, пташечка? — лениво спросил пекарь у Кочерыжки.
Говорил он, как комический поселянин у Шекспира, с акцентом, похожим на североанглийский — знакомство Тео с английскими диалектами ограничивалось «Битлами». Он до сих пор не понимал, почему все эльфы говорят, как британцы или ирландцы.
— Вон в ту дверь, пузанчик, — ответила она. — Счастье твое, что ты смазливый, потому как повара из тебя не выйдет — безе у тебя, как старая подошва.
Буги у плиты на это засмеялся, пекарь ухмыльнулся.
— А тебе с язычком повезло — авось и найдешь себе нового парня, ведь твой только что в холодильник вперся.
Тео услышал эти последние слова за миг до того, как за ним захлопнулась дверь, и ему стало вдруг очень-очень холодно.
«Я ничего не трогал, — сказал он себе. — Эта штука просто взяла и закрылась, как по волшебству. Вот черт!»
Он стоял и трясся, пока Кочерыжка препиралась с поварами, приказывая им открыть дверь. Она честила их на все корки, что улучшало самочувствие Тео — но иногда ему, как ни странно, слышался ее смех.
Он выбивал дробь зубами, когда дверь наконец-то открылась снова.
— На кой тебе сдался этакий пестик, коли он даже засов отколдовать не может? — осведомился повар у плиты. — Выходи давай, лордик мороженый, не то мы по ошибке положим тебя в жаркое, а потом на суде отвечать придется.
— Цыц ты, паскудник, — ответила Кочерыжка — без особого, впрочем, негодования.
— Когда пестики тебе надоедят и ты захочешь вернуться в родной социум, — помахал ей на прощание пекарь, — ты знаешь, где меня можно найти.
— Угу, — поддержал другой, — от макушки до пяток, обвалянного в муке. Служебный коридор вон там.
— Неплохие они ребята, — сказала Кочерыжка, летя по узкому проходу.
Руфинус к этому наверняка бы добавил «для буги».
— Ты им понравилась, — заметил Тео.
— Да иди ты.
— Скажешь, нет? А сама покраснела.
— Врешь ты все. Заткнись лучше.
У самого выхода из коридора она сказала ему:
— Как выйдем, смотри не оглядывайся — такое всегда замечают. Ты идешь куда-то по своему делу, вот и шагай себе. Озираются только виноватые.
— Ты у нас прямо Джон Ле Карре*[18]. Из табакерки.
— Не знаю, что это такое, но в ухо двинуть могу запросто. Открывай дверь.
Тео мимоходом поинтересовался, как существа размера Кочерыжки открывают такие двери, когда у них под рукой нет существа размером с него. Выйдя из коридора, они прошли мимо дамской комнаты какого-то ресторана. Тео по крайней мере предположил, что это дамская комната: один из нарисованных на ней силуэтов имел гуманоидно-женственный вид, но другие выглядели как приспособления для пылесоса. Тео решил, что задумываться над этим не стоит.
Дальше следовал магазинчик с книгами и журналами, где толпились путешественники. К празднику урожая его украсили листьями и всевозможными плодами, с потолка свисали стилизованные луны. Это Тео думал, что к празднику — может, у них в Эльфландии всегда так. Идя за Кочерыжкой мимо глянцевых обложек, он снова испытал чувство странного узнавания: он понимал все, что на них написано, не зная ни языка, ни алфавита. «Мы засушиваем дубы — вы отдыхаете!» объявляло издание, чье название, он перевел как «Кора и корни, журнал для дриад». Ему казалось, что он попал в декорации дорогостоящей голливудской комедии. В глаза лезли заголовки типа «Размах крыльев — для работающих матерей» с рекламой «Забудьте о морозильных чарах — свежий стол для Мабона за несколько минут!». Газеты «В строю» и «Арденские известия» сообщали, что «Эластичные стремятся сохранить коалицию», а «Причина аварии на „Генераторах Падуба“ — низкая дисциплина».
Покупатели поражали не меньше, чем периодика — от дам в шляпках с вуалями, точно из римэйка «Поездки в Индию»*[19], до группы говорящих ежей в майках для регби, с флагами и термосами; пока один из них покупал пакетик соленых личинок, остальные добродушно пихались и переругивались.
— Не заглядывайся по сторонам, — прошипела Кочерыжка на ухо Тео. — Трюхай быстрей. Помни, что идешь по делу.
Он все-таки задержался перед стендом с журналами. Один назывался «Аэдова*[20] арфа», и Тео подозревал, что тот относится к одному из двух видов предпочитаемой им печатной продукции. Может быть, в стране, где женщины закутаны до ушей, с музыкальными журналами ему больше повезет? Но Кочерыжка, конечно, была права. От сознания того, как плохо он здесь ориентируется, Тео овладела безнадежность, и ностальгия пронзила его с новой силой. Одно дело — загримировать его под эльфа, и совсем другое — ожидать, что он справится с этой ролью. Все равно что посадить продавца мороженого на симпозиум физиков-ядерщиков и велеть, чтобы он изображал одного из них. Хорошо, если от него требуется просто сидеть с понимающим видом, — но что будет, если его вызовут на трибуну?
— Двенадцатый путь, — объявила Кочерыжка. Они вышли из магазина примерно за десять витрин от кафе, где пили чай, и это уменьшало шансы, что кто-нибудь их засечет. Кочерыжка примкнула к группе идущих к поездам пассажиров, Тео тоже влился в поток и завернулся в него, как в плащ.
Спасибо и на том, что они все крупнее Кочерыжки — иначе с прикрытием возникли бы проблемы. Трех типов, описанных летуницей, Тео нигде не видел. Может, Руфинус все-таки оказался разумнее? Зачем кому-то устраивать слежку за смертным, который никого и ничего здесь не знает? Может, вся эта история с засушенным сердцем злополучного Штокрозы не имеет к нему, Тео, никакого отношения? На душе у него потеплело от этой мысли, хотя он не до конца в это верил. Ведь кто-то, как ни крути, подослал к нему того мертвяка.
— Я их вижу! — прошипела тут Кочерыжка. — Вон там!
У Тео участилось сердцебиение, и он последовал за своей проводницей в укромный уголок недалеко от одиннадцатого пути, между колонной и киоском под названием «Ариэль». Фея, оставив его там, отправилась на разведку, а Тео притворился, что разглядывает рекламу за стеклами. В киоске на первый взгляд продавались вафли, но потом он рассмотрел получше сверточки в вощеной бумаге, которые вручала покупателям брауни с сеткой на волосах, и решил, что это замороженные пчелиные соты.
Что-то коснулось его уха, и он подскочил.
— Не двигайся! Замри! — раскаленным шепотом скомандовала Кочерыжка. — Посмотри через киоск на ту сторону. Видишь?
Да, теперь он видел. С той стороны киоска, в двадцати шагах, стояли три высокие темные фигуры, исподтишка наблюдая за проходящими. Поля шляп заслоняли их лица, но в промежутке просматривалось что-то бледное, мокрое и блестящее, как скорлупа песочных крабов.
— О Господи.
— Стой тут. Поезд подадут через несколько минут — может, еще и проскочим. Они смотрят в другую сторону и не знают, что мы уже прошли мимо них. — Она села на плечо Тео, и эта едва ощутимая тяжесть почему-то действовала на него успокаивающе. — Щельники.
— Кто-кто?
— Вроде троллей. Подземные жители. Раньше, когда их пещеры еще имели выход в ваш мир, они людей похищали. Они мастера своего дела и языки не распускают. Кто-то хорошо заплатил за тебя, парниша.
— Господи! Ну на кой я им сдался? Что я сделал-то?
— Ш-ш-ш. Вон идет кузен Пижмы. Вылез наконец, паршивец.
Тео не успел слова вымолвить, как щельники снялись с места и двинулись к Руфинусу — плавно, как акулы на колесиках. На миг они затерялись в толпе у железнодорожных путей, но у десятой платформы возникли за спиной у молодого эльфа, зажав его в клещи с боков. Руфинус рассеянно посмотрел на одного, повернул голову к другому и остановился. Щельники сомкнулись вокруг него на расстоянии вытянутой руки. Ничего особенного как будто не происходило — разговорились попутчики о ненадежности расписания, только и всего. Трое уперли подбородки в грудь, прячась за шляпа