Но завтра обычный день, и капитану, свободному от дополнительных обязанностей, ничто не помешает провести еще одну инспекцию. Мартинес удивлялся, почему Миши не назначила учения на завтра, а отложила на три дня.
"Возможно, она проверяет Флетчера, – размышлял он. – Еще один мертвый старшина, и она что-нибудь предпримет."
Он посмотрел на голых крылатых детишек на стенах кабинета и поразился, как один и тот же человек мог заказывать такие фрески и замышлять хладнокровное убийство.
Мартинес погрузился в планирование эксперимента. Он несколько раз менял состав сил и одержимо прорабатывал мельчайшие детали. Работа отвлекала от мыслей о Флетчере и воспоминании о Туке с хлещущим из горла фонтаном крови.
Ночью он надел виртуальный шлем и спроецировал космический пейзаж, окружающий "Прославленный", надеясь, что сможет наконец успокоиться и заснуть. Это почти сработало, но внезапно чернота пространства стала кроваво-красной и он очнулся с бешено колотящимся сердцем.
На завтрак было другое блюдо, но Мартинес опять не заметил как опустела тарелка. Он с ужасом ожидал, что в коридоре зазвучат уверенные шаги и к двери подойдут Флетчер, Марсден и Мерсенн, приглашая на очередной осмотр.
Ему удалось почти смириться с этой мыслью, но все равно, едва он их услышал, душа ушла в пятки. Он уже стоял по стойке смирно, когда в открытой двери появился Флетчер – при полном параде, в белых перчатках, с клинком в сверкающих изогнутых ножнах.
– Капитан Мартинес, буду весьма признателен, если вы присоединитесь к нам.
Холодный ужас, словно намокший плащ, облепил Мартинеса.
– Конечно, милорд, – ответил он.
Он шел к дверям, чувствуя легкое головокружение, уверенный, что теперь ничего не изменить, ему суждено стать беспомощным свидетелем еще одной необъяснимой трагедии, о которой через пару часов доложит Миши Чен, в то время как где-нибудь на корабле будут отмывать палубу от крови.
Капитану опять нужен свидетель. Жаль, что Флетчер не пользуется камерой.
Как и в тот раз Флетчера сопровождали двое. Первым был его секретарь Марсден, но вторым, вместо Мерсенна, оказался лорд Ахмад Хусейн, офицер-оружейник. Мартинес сразу догадался, куда они идут, и не удивился, когда Флетчер спустился на две палубы вниз и направился в Третью ракетную батарею.
Там их уже ожидала стоящая навытяжку команда с похожим на крысу старшим оружейником Гуликом во главе. И вновь Мартинес наблюдал, как Флетчер проводит тщательнейшую проверку не только ракет-носителей и пусковых установок, но и системы лифтов, предназначенной для персонала, огромных паукообразных роботов для контроля повреждений, используемых при ремонте в условиях перегрузки, когда вся команда лежит в амортизационных креслах, едва способная дышать и думать, не то что двигаться. Флетчер посмотрел гидравлические системы роботов, слазил в антирадиационный бункер, в котором во время боя сидят оружейники, а потом велел извлечь из пусковой установки две ракеты. Они были покрашены в те же цвета, что и обшивка корабля: в зеленый, розовый и белый – и напоминали не оружие, а странные дизайнерские изыски, арт-объекты, заказанные эксцентричным меценатом, или даже яркие леденцы для детей-великанов. Капитан провел по ним пальцами в белых перчатках, ожидая, что ракеты будут чисты, как его собственный обеденный стол, а потом приказал убрать их на место и спросил Гулика, когда в последний раз ремонтировались установки.
Наконец Флетчер осмотрел саму команду – безупречно одетых солдат и мичманов, выстроенных по старшинству.
Восприятие Мартинеса обострилось, и он обозревал сразу все в батарее, до последнего проводка, до мельчайшего переключателя. Казалось, что он замечает каждую деталь происходящего: запах смазки на тросах подъемников; нервное движение рук Хусейна, увидевшего, что Флетчер отводит взгляд от полоски пота, выступившего над верхней губой Гулика.
Гулик, вытянувшись, стоял в конце строя. Флетчер хладнокровно вышагивал перед его командой, не пропуская ни потертого шва на рабочем комбинезоне, ни криво вставленного в гнездо инструмента, ни торчащей из-под воротника петли вешалки.
Мартинеса бросало то в жар, то в холод. Флетчер остановился перед Гуликом и мучительно долго смотрел на него синими глазами.
– Очень хорошо, Гулик, – сказал он. – Держите марку.
А потом случилось невероятное: капитан отвернулся и быстро пошел прочь, тихо позвякивая ножнами. Плохо соображая от головокружения, Мартинес молча последовал за всеми.
Уже у люка уголком глаза он заметил, как расслабился Гулик.
Поднявшись на свою палубу, Флетчер обратился к Мартинесу:
– Благодарю вас, капитан. – Он едва сдерживал усмешку. – Я ценю, как трепетно вы относитесь к моим слабостям.
– Да, милорд, – ответил Мартинес, не в силах произнести "Всегда к вашим услугам".
Гарет отправился в свой кабинет, сел за стол и задумался об увиденном. Флетчер пригласил его на обход, но ничего не произошло.
"У него десятки проверок каждый год, – размышлял он. – Но убит только один старшина. Просто блажь?"
Примерно через час пришел лейтенант Коэн, рыжеволосый адъютант Миши, с приглашением на обед у командующей. Мартинес явился туда, и за тарелкой прохладного фруктового супа доложил, что ничего необычного во время утренней инспекции не произошло.
Миши не отреагировала на сказанное и лишь спросила, как продвигается подготовка предстоящих через два дня учений. Мартинес кратко изложил свои планы, но недовольство продолжало грызть его.
Хотелось спросить: "Что вы собираетесь предпринять?" Но Миши продолжала говорить об эксперименте и о завтрашнем полете над Термейном.
К концу обеда Мартинес был даже в большем недоумении, чем прежде.
Ночью он очнулся от какого-то обрывочного сна и обнаружил, что парит. Он взглянул на янтарные цифры хронометра, мерцающего в углу настенного экрана, и понял, что настало время корректировки курса и они находятся возле одного из газовых гигантов Термейна, последнего пункта перед рывком эскадры к занятой врагом планете.
Мартинес наблюдал за отсчетом секунд, а потом включились двигатели и он упал на матрас.
Через два часа Алихан принес завтрак: кофе, соленую рыбу и свежую булочку, только что испеченную Перри. Потом ординарец помог надеть скафандр, так как Мартинес готовился идти в командный центр.
Все на корабле знали, когда объявят тревогу, поэтому сейчас многие одевались или собирались одеться.
Скафандр проверил свои системы и вывел результат на нарукавном мониторе – все в норме. Мартинес сделал последний глоток кофе, взял у Алихана шлем и отпустил ординарца на кубрик, где тот с помощью товарища тоже наденет скафандр.
Мартинес неуклюже протопал на две палубы вниз, к командному центру. Там уже была Миши в сопровождении адъютантов Ли и Коэна. Она стояла к нему спиной, без шлема; волосы были убраны в подшлемник с наушниками и проекторами виртуальной сети. Ремешок пока не был застегнут под подбородком и болтался у плеча. Миши наклонила голову и прижимала наушник, словно хотела что-то расслышать.
Даже в громоздком скафандре было заметно, как она напряжена.
– Ждите, – сказала Миши и повернулась к Мартинесу. На ее лице застыла маска крайней сосредоточенности. Мартинес отсалютовал:
– Миледи.
– Срочно примите командование "Прославленным". С капитаном Флетчером что-то случилось.
– Он… – начал Мартинес, но замолчал, не зная, чем закончить фразу. Не скажешь же: "… слетел с катушек и гоняется за всеми с ножом"?
Слова Миши звучали кратко и даже дико:
– Докладывают, что он мертв. Примите командование, пока все не полетело в тартарары.
Глава 11
С неспокойным сердцем, Мартинес вошел в рубку, зажав шлем под мышкой.
– Я принимаю командование, – громко объявил он. – По приказу леди Миши Чен.
Все повернулись и уставились на него поверх воротов скафандров. Чандра Прасад смотрела с капитанского места. Из подшлемника на лоб выбился каштановый локон.
– Передаю командование капитану Мартинесу, – подтвердила она.
Мартинес шагнул к ней.
– Лейтенант, не желаете подтвердить приказ у комэскадрой?
– Я только что связывалась с ней, лорд капитан. – Чандра сдержала улыбку. – Она предупредила, что вы идете.
Мартинес почувствовал, что принесенное с собой напряжение начало развеиваться.
– Хорошо, – сказал он.
Чандра подвинула ложе вперед и встала.
– Курс два-два-пять к ноль-ноль-один в абсолютном исчислении, – доложила она. – Ускорение 1 g, скорость 0,341 с. Время подлёта к Термейну примерно сто десять минут. Боевая тревога пока не объявлена.
– Можете объявить, – сказал Мартинес.
– Боевая тревога! – скомандовала Чандра.
Зазвучал сигнал. Все застегнули сети, удерживающие на амортизационном ложе, достали шлемы и начали крепить их к вороту скафандров.
Чандра тоже начала надевать шлем, но потом приостановилась и сказала:
– Обычно мое место за пультом связи.
– Тогда займите свой пост, леди Чандра.
– Слушаюсь, милорд. – И, проходя мимо, добавила шепотом: – Удача тебя любит, капитан.
Мартинес бросил убийственный взгляд, но ее рядом уже не оказалось. Он занял скрипнувшее под ним ложе и закрепил сеть. Из-за головы он выдвинул командный дисплей и зафиксировал перед лицом.
Потом надел шлем и словно отрезал себя от "Прославленного". Пропали все шумы рубки – и скрип амортизационных клеток, и звуковые сигналы мониторов, и отдаленный гул двигателей. Более отчётливым стало шипение поступающего воздуха и синтетический запах скафандра. Мартинес включил микрофон и настроился на волну передатчика.
– Комм: проверка, проверка, – сказал он.
– Слышу вас, лорд капитан.
Он осмотрел рубку. На выбранных Флетчером фресках шли древние сражения: офицеры в странной многослойной одежде, похожие на взбитые подушки, верхом на лошадях вели в бой солдат, вооруженных винтовками, к дулам которых зачем-то приделали страшные длинные ножи. Под нарисованными военными Мартинес видел только шлемы экипажа, занявшего боевые посты. Если бы он давно командовал "Прославленным", он знал бы всех по именам, но сейчас он был лично знаком лишь с тремя лейтенантами.