— Правильно, Тиитус. Томаас, а что означает чёрный цвет на нашем флаге?
— Чёрный цвет, госпожа учительница, означает необъятные просторы Эстонии, которые топчут русские оккупанты.
— Правильно, Томаас! Вовочка, а что означает белый цвет на нашем эстонском флаге?
— Белый цвет на вашем эстонском флаге означает необъятные просторы Сибири, которые будут топтать Тиитус и Томаас, если не заткнутся!
Стрелков анекдоты умел рассказывать, поэтому получилось очень смешно, особенно в местах, где он специально тянул слова, копируя эстонский акцент.
Вместе с Ромашкой я пробыл несколько дней в Симферополе, а потом меня всё-таки отвезли к основной части группы в тренировочный лагерь.
На тренировочной базе бойцы жили в здании, которое раньше предназначалось для воспитательского состава лагеря. Помещение было в приличном состоянии: душевые кабинки, хорошие кровати, общая кухня. Еду в основном готовил Прапор (в дальнейшем один из командиров ополчения в Славянске, Ямполе, Снежном; давний друг Игоря Стрелкова, ветеран боевых действий в Приднестровье и Абхазии).
Евгений Скрипник (Прапор)
Тренировали нас более опытные ребята с боевым опытом — члены нашей группы, прошедшие ранее несколько горячих точек. Нас учили всему, что может пригодиться в боевой обстановке. Перечислять все дисциплины, я думаю, не стоит.
Ещё в Симферопольском военкомате у нас в группе был медик с позывным Док.
Он воевал добровольцем в Приднестровье, Чечне, а на гражданке преподавал военную медицину в одном из московских университетов. Док меня научил азам первой медицинской помощи: перевязкам, наложению жгута, реанимации в полевых условиях, транспортировке раненого и многому другому, что необходимо знать штатному полевому медику в боевом подразделении. Я легко схватывал медицинскую науку, так как ещё в Киеве сам интересовался медициной, читал пособники первой помощи и даже пытался поступить в медколледж, но журналистка перевесила.
Освоение навыков полевого санинструктора мне были необходимы как никому, потому что в группе я был самым молодым, и чтобы хоть как-то считаться равноправным бойцом, я должен уметь то, чего не умели другие. Благодаря Доку я научился спасать человеческие жизни в условиях боя. Поэтому каждый спасённый мною впоследствии боец или мирный житель приписывался в первую очередь моему учителю.
Когда он покидал подразделение и уезжал в Москву после референдума, передал мне все перевязочные материалы и медикаменты, которые у него были. Несколько мешков с бинтами, ИПП (индивидуальными перевязочными пакетами), спиртом, перекисью, а также таблетки и ампулы различного назначения. К тому времени я уже знал показания и способ применения каждого лекарства, которое у меня было. Помимо обычных препаратов, Док оставил мне сильные обезболивающие препараты.
Андрей Акинфиев (Док)
Так я занял полноценную нишу в группе Стрелкова — должность полевого медика. Уже на тренировочной базе после референдума я совершенствовал свои навыки, практикуя на бойцах иммобилизацию с поля боя, перевязку конечностей, головы и туловища. Не делал только искусственного дыхания по принципиальным соображениям, так как женщин с нами не было. На войне, конечно, его приходилось делать исключительно мужчинам — здесь нечем гнушаться, но практиковать это на занятиях я не находил для себя нужным. Иногда я выходил на футбольное поле, просил несколько бойцов поучаствовать в моих тренировках и таскал их на себе, имитируя вынос раненого с поля боя. Как-то я попробовал взвалить на себя Прапора, который весил больше 100 килограммов, и протащить лёжа несколько десятков метров по траве. Конечно, глаза у меня чуть не вылезли из орбит, но проползти с ним где-то треть поля я смог.
Знакомство с Моторолой
В начале апреля в лагерь прибыло пополнение — группа под командованием Балу, около 15 человек, почти все из Харькова. Среди них был тогда ещё неизвестный Моторола. До приезда в Крым ребята участвовали в харьковском восстании в марте 2014. Тогда в город нагнали заукраинских футбольных фанатов для разгона местных жителей, которые вышли выразить поддержку Крыму и России. На центральной харьковской площади была перестрелка, в которой ранили несколько наших ребят. Моторола, кстати, там тоже присутствовал.
По прибытии группы я растопил баньку, чтобы ребята расслабились после долгого пути, тогда я и познакомился с парнем по имени Арсений. Как он рассказывал, Моторолой его прозвали сослуживцы в Чечне. Он имел какое-то отношение к связи.
В группе я был почти самым низким, но Моторола оказался даже ниже меня. Зато он был достаточно прытким, резким и довольно сильным.
Один раз, по своей «вандальской» привычке, я сломал рогатку какого-то бойца. Единственный, кто увидел это «преступление», — был Моторола. И хоть эта рогатка стоила копейки, но когда начали искать виновника, Моторола меня не сдал. Хотя мог просто в шутку кому-нибудь рассказать, как «малой» игрался этой рогаткой и разорвал её.
Мы тренировались в бывшем пионерлагере до 8–9 апреля. Уже в начале месяца мы знали, что скоро отправимся на Донбасс помогать местным пророссийским силам. Я, как и многие, думал, что наша крымская группа будет входить в Юго-Восточную часть Украины по тому же сценарию, что и в Крыму. То есть конечный итог будет тем же — сначала мы повоюем, а потом зайдут ВС РФ и будет «Донбасс — Россия. Навсегда!»
Но наши ожидания развеял мудрый Прапор — ветеран Приднестровья и Абхазии. Он знал не понаслышке, что такое война. Как-то я и ещё несколько бойцов сидели у костра и слушали Прапора. Он любил рассказывать интересные истории из жизни или случаи, происходившие на войне. Однажды, когда зашла речь о нашем скором выдвижении на помощь Донбассу, Прапор сказал:
— Не питайте ложных надежд, что вы будете воевать вместе с русскими войсками. Вы будете воевать вместо них! Такой сценарий присутствовал в Приднестровье и Абхазии. Я знаю, о чём говорю.
Тогда мы восприняли Прапора не до конца всерьёз. Но уже в Донбассе под бомбёжками авиации и крупнокалиберной артиллерии я отчётливо вспомнил его слова.
Оправдание позывного
На уничтожении видеорегистратора и рогатки я не остановился. Пока мы тренировались за городом, Ромашка оставался в Симферополе и иногда приезжал к нам с продуктами или другими бытовыми принадлежностями. В очередной раз навещая нас, он привёз футбольный мяч, так как у нас неподалёку было футбольное поле, где можно поиграть.
Первым приметил мячик я. Хоть и не любил никогда футбол, но в детстве в него играли все. Я стал набивать этот мяч на ноге, пока не влупил его так, что он напоролся на острый угол крыши двухэтажного здания. На землю он вернулся уже пробитым. Я был недоволен своим поступком и тем, что мячик так неудачно залетел именно туда. Но ещё больше недоволен был Ромашка, который купил этот мяч. Через полчаса про мой поступок знали в лагере все и смеялись надо мной ещё очень долго, приговаривая: «Ну ты и вандал…»
Следующий акт вандализма свершился через два дня после прокола мяча. В детстве меня водить машину не научили, а солдат должен уметь всё, особенно ездить за рулём — мало ли, в бою водителя убьют. Поэтому я попросил нашего шофёра с позывным Спутник научить меня водить. Он в ополчение вступил примерно в одно время с нами. А порыв помочь своим братьям в Крыму его занёс аж из Харькова.
Спутник, конечно же, мне не отказал, и на следующий день я под присмотром своего «учителя» осторожно трогался с места на армейской «таблетке». Несколько дней занятий — и я уже смело катался по асфальтированной дорожке вокруг футбольного поля.
Но самое интересное произошло не под руководством Спутника. Как-то нам надо было проехаться с Кедром за дровами к соседнему дому, в 100 метрах от нашего. Ехал за рулём Кедр, а я пассажиром рядом. Дрова загрузили, и тут Кедр говорит:
— Вандал, а чего это ты не за рулём? Тебя же научили. А ну, давай-ка, садись — тебе практика нужна.
Я взялся за руль, смотрю, а выехать можно только задним ходом.
— Кедр, я не смогу, меня ведь учили пока только вперёд.
— Не дрейфь, только в зеркала смотри и рули.
Я кое-как вспомнил, где задняя передача и стал потихоньку отпускать сцепление, давя на «гашетку»[28]. Вдруг уазик поехал быстрее, чем я думал, и не назад, а вперёд. Видимо, я в коробке передач что-то напутал и включил не заднюю, а какую-нибудь четвертую. Не ожидая такого поворота событий, я растерялся и забыл где тормоз. А когда «великий сенсей» Кедр стал кричать:
— Тормози! Жми на тормоз! — я начал растерянно искать педаль, но так и не успел её нащупать ногой. Впереди нас стоял такой же уазик, правда, ветхий и нерабочий. В него мы и врезались. Благо, что «таблетка» не успела набрать скорость, потому что тормоз я уже нашёл, когда уазик «поцеловался» со своим братиком и заглох…
От столкновения помялся капот и слегка лопнуло стекло, но этого хватило, чтобы заметить Спутнику, который отвечал за весь транспорт в группе. Пистонов вставили и мне, и Кедру, а потом заставили реставрировать вмятину. От ребят опять можно было услышать: «Ну ты и вандал…», но теперь они это говорили без улыбки.
После такого «высококлассного» обучения вождению от Кедра я решил отомстить ему. Ну не сильно, а так — немного подшутить. Жили мы с ним и Одессой в одной комнате. Однажды Кедр уснул после сытного обеда и храпел на всю комнату. Тем временем, я перебирал свою аптечку, унаследованную от Дока, и глазами наткнулся на пузырёк с нашатырём. В моём подростковом вандальском мозгу мелькнула подленькая идея: дать подышать им спящему соседу. Пристроившись у изголовья своего «горе-сенсея», я подсунул флакон с продирающим раствором аммиака аккурат ему под нос. Щедро вдохнув пары нашатырного спирта, он дёрнулся, открыл глаза и привстал с кровати. Я успел спрятаться за стенку и закрыть рот, чтобы он не услышал мой злорадный смех. Одесса, наблюдая за этим со своей кровати, тоже улыбался, но когда Кедр провёл мутными глазами от недоумения по комнате, виду не подал. Так и не поняв, что происходит, моя жертва уснула вновь. Но запах нашатыря возбудил во мне азарт, и я продолжил издеваться над братом по оружию. Однако следующая порция нашатыря разбудила Кедра раньше, чем я думал — он резко повернул голову вправо и уставился на меня. Я