Война в 16. Из кадетов в «диверсанты» — страница 17 из 82

Сам Игорь Стрелков в разговоре со мной вспомнил некоторые фразы из своей боевой речи:

«Я говорю всегда экспромтом. Помню только, что в целом я так сказал:

— Не знаю, чем поход кончится., идём мы в неизвестность, но точно можно сказать, что после этого похода история Украины изменится радикально.

В принципе так и произошло. Действительно, наш поход стал значимой вехой, по крайней мере, истории Украины и истории России. А к чему в итоге это приведёт — до сих пор неизвестно.

Я сказал ещё тогда: “Никто, кроме нас!” И тогда один из бойцов, служивший когда-то в десантных войсках (Крот), тоже ответил: “Никто, кроме нас!’’ — и все хором повторили девиз десанта».

Сняв гражданку и сложив её в пакеты, мы вышли на улицу и сразу же нацепили по полкилограмма грязи на каждый ботинок. На дорогах стояла весенняя распутица, шёл мокрый снег.

Ненужные вещи мы оставили в машинах, остававшихся на границе, а сами пошли к грузовику, в котором сидел снайпер Глаз и раздавал оружие.

Что всё серьёзно, я понял ещё давно, но когда я держал в руках автомат — свой личный — я почувствовал неотвратимость нашего дела и прилив захватывающего ощущения коллективной боевой готовности, готовности на любое развитие ситуации: на бой, на смерть и стрельбу на поражение.

Меня из КамАЗа позвал Глаз помочь с выдачей оружия новым бойцам, когда я регулировал свой ремень на новом автомате. В грузовике резко пахло солидолом, «калаши» и ПМы[30] ждали своего часа в зелёных ящиках, обёрнутые в специальную бумагу. На каждого бойца по автомату и пистолету и ещё по 10 единиц для местных добровольцев, всего 62 — АК-74 и 62 — ПМ.

Быстро справившись с получением вооружения и приведением группы в полную боевую готовность, командование нас разделило на небольшие подразделения, и мы выдвинулись в неизвестность. У выносливых бойцов, помимо своих вещей, висело на шее по несколько автоматов, а в руках по баклажке с патронами (баклажки использовались вместо цинков для удобства переноса).

Мне не достался второй автомат, но зато свой тяжёлый походный рюкзак на меня взвалил Борода (опытный боец из нашей группы, ветеран двух чеченских кампаний). Сам он взял патроны и мой лёгкий рюкзак, а мне, как молодому, сплавил свой огромный баул. Хоть он и сам нёс немалый вес, но мне казалось, что всё же я тащу больше. Помимо около 50 кг снаряги и боекомплекта, приходилось тащить за собой куски мокрой земли, которая прилипала к ногам при каждом шаге.

Наша группа шла полевой дорогой, размокшей от снега и дождя за командиром, который следовал за проводником из людей Павла Губарева — он один знал путь. Вдали виднелось зарево какого-то города или посёлка, но до него было далеко, а вокруг нас никакого искусственного освещения. Шли долго, быстрым шагом, редко делая привалы. Но спустя какое-то время часть подразделения сбилась с маршрута и ушла в другом направлении. Пока её искали, мы пережидали, лёжа в траве. Опасность была в том, что в любой момент на нас мог выйти украинский пограничный патруль. В тот момент, не побоявшись ответственности, командование этими бойцами принял на себя Моторола, успешно выведя их на правильный маршрут.

Долго лежать — холодно, хотелось скорее опять идти вперёд. Перед этим марш-броском мы несколько ночей нормально не спали, поэтому теперь на привалах клонило в сон. Но спать было равносильно самоубийству — мы передвигались вдоль границы и в любом месте могли нарваться на украинский пограничный патруль или блокпост.

Наш небольшой отряд формировался из бойцов всех возрастов. И рядом со мной шли те, кому было и за 40. Молодые еле передвигали ноги, волоча за собой в половину своего веса рюкзаки и сумки, а старшим во время многокилометрового похода приходилось ещё тяжелее. Всем казалось, что их силы на пределе, и они вот-вот упадут без чувств, но ноги сами шагали, а вдали виднелась долгожданная трасса, на которой нас должны были ждать. Это всё, что мы знали.

И вот мы в 100 метрах от дороги. Глухая ночь. Машины проезжают по трассе раз в две-три минуты. Ожидая транспорт, мы сидим в кустах, и каждый раз, когда дорогу освещают фары очередного автомобиля, мы максимально прижимаемся к земле, чтобы не выдать себя.

Мы лежали не больше получаса. Подъехал грузовик «Новой почты». Меня это удивило, я представлял увидеть несколько микроавтобусов или КамАЗ, но никак не глухую цельную почтовую будку.

В перерыве между проезжающими автомобилями полсотни человек в экипировке, с оружием и громоздкими рюкзаками набились в пустой кузов почтового грузовика. Так мы доехали до Славянска, периодически делая остановки. Это было необходимо, потому что в грузовике отсутствовала вентиляция, и 50 человек «сжигали» весь кислород меньше, чем за час.

Представьте себе, на металлическом полу в трясущемся по украинским дорогам грузовике сидит полсотни человек, которые смертельно устали, голодные, измученные жаждой (воды почти ни у кого не было — просто потому, что не смогли унести). Сидеть ужасно неудобно, машина не настолько большая, чтобы вместить всех, поэтому некоторые громоздились буквально друг на друге. В придачу мы не знали, куда едем, и ничего вокруг не видели. Вся надежда возложена на командиров, которые ехали рядом с нами в легковушке.

Фриц позже вспоминал наше передвижение в машине «Новой почты»:

«Это самый мерзкий фургон из всех мерзких фургонов. Это термобудка, газенваген. Нас было ужасно много, и все очень хотели курить, а Прапор не разрешал курить в газенвагене. Некоторые даже ругаться из-за этого начинали. Ехали около трёх часов. Воздух в будку не поступал, поэтому несколько раз останавливались и открывали двери, чтобы впустить воздух. Но это не очень помогало, воздуха не хватало катастрофически. На потолке и стенах даже конденсат оседал».

В любой момент могли бы открыть дверь «Новой почты», например, гаишники, а тут такой сюрприз. В общем, не очень приятно было ехать, ощущая себя как кот в мешке.

Далее приведу воспоминания Павла Губарева — главного идеолога «Новороссии» и того, благодаря кому нам подготовили почву для захода в Славянск:

— Павел, Ваша жена и товарищи встречали 12 апреля группу Стрелкова. Как всё это происходило?[31]

— Впервые моя жена и соратник Катерина пообщалась со Стрелковым в начале апреля. Представителем Игоря Ивановича в Донбассе стал наш человек, началось сотрудничество. Был принят план по распространению протестных движений среди населения Донбасса против киевской хунты, подготовке к реальным действиям с захватом оружия, рассредоточению по региону людей, готовых к дальнейшим действиям и вооружённому сопротивлению. После захвата оружия 6–7 апреля 2014 в Донбасс должен был из Крыма войти отряд Стрелкова, наши люди должны были обеспечить организацию захода вооружённой группы и подготовку к штурму административных зданий. Но всё пошло не так, как изначально задумывалось.

Наступил тот решающий момент, когда Народное ополчение должно встретить отряд Стрелкова, который вот-вот должен был войти в Донбасс. Мы всё так же думали, что Стрелков направится в Шахтёрск…

В Шахтёрске всё было готово к появлению отряда Стрелкова, но внезапно решение изменилось. Решение о входе в Славянск было принято внезапно. Все тогда думали, что нужно продержаться считанные дни и всё будет как в Крыму.

Тогда все думали, что к нам идёт группа «зелёных человечков», никто не знал, что эти ребята просто добровольцы, пускай многие из них с огромным боевым опытом. Перед заходом Стрелка (конец марта — начало апреля) у нас была карта с полным расположением техники, где они в полях стоят, где они передвигаются. Данные каждый день собирались, стекались в один центр и переносились на карту. Карта фотографировалась. Файл шифровался и уходил. Бумажная карта тут же уничтожалась.

Отряд Стрелкова опаздывал, в назначенный день не появился. Прошли ливни, отряд шёл пешим изнурительным многокилометровым маршем по грязи, через распутицу. Наши соратники тогда этого не знали. Ни планеров, ни вездеходов, ни самолётов, как у Отто Скорцени — диверсанта номер один в Третьем Рейхе, — у Стрелкова не было. Каждый боец нёс на себе по два автомата с боекомплектом, большое количество обмундирования, в общей сложности по полсотни килограммов поклажи. Многие, даже молодые, выбились из сил.

Стрелкова ожидали в полях в приграничной зоне. Ночевали просто в поле. В шифровке от 10 апреля Стрелков просил подготовить для передвижения грузовик ГАЗ-66, знаменитую выносливую армейскую машину. Найти такой автомобиль в пограничном районе оказалось сложнейшей задачей.

Удалось договориться с водителем из компании «Новая почта», у него был грузовик-пятитонник. Рассказали водителю, что прибудут контрабандой яблоки, нужно перевезти. Он подъезжал дважды, в первый раз, когда стало понятно, что Стрелков задерживается — его отпустили. А на второй день ночью водитель был в полном шоке, когда увидел, что за «яблоки» ему нужно перевезти — полсотни бойцов с оружием в балаклавах. Но деваться ему было уже некуда.

Встреча осложнилась, по договорённости пользоваться мобильными нельзя, отряд должен выйти в условленное место. И вот мы увидели группу бойцов. Настроены они были по-боевому, видно сразу, что это не просто люди с оружием. Нам они показались просто элитным подразделением.

Стрелков посмотрел на шофёра грузовика «Новой почты», и спросил:

— Водила свой?

— Да, свой! — отвечаю Стрелку.

Водитель, услышав, что о нём говорят вполголоса военные люди в масках, напрягся и побледнел.

Стрелковцы понимали, что будет война. В отличие от местных, которые думали, что всё обойдётся миром и, услышав от Донбасса «мы хотим независимости», Киев скажет: «Идите с миром». Мы до последнего верили, что будет как с Крымом.

Наивные наши надежды на то, что ВСУ не будет воевать и что мы идём по крымскому сценарию, не оправдались.