— Ко мне пойдёшь?
Я говорю:
— Пойду.
— Ну, давай, иди, собирай вещи, говори близким, что ты теперь у меня воюешь, а на машину поставим пулемёт и будем ездить, кошмарить укропов.
— Хорошо, не вопрос.
Съездил домой, своим всё объяснил, и с у мая я был официально зачислен в его ряды. Ну, и тогда мы начали плотное общение. Он, я, Кирпич и Боцман. Наша четвёрка была. Как-то вот так с ним и познакомился».
После гибели Моторолы Воха командует батальоном «Спарта».
Ополченец Рысь
Во второй половине апреля меня, Кирпича и Боцмана отправили на усиление блокпоста «БЗС», что располагался возле бензозаправочной станции. Командовал блокпостом ополченец Рысь. В дальнейшем проявил себя смелым бойцом и стал героем видео, где наши спасли раненого украинского лётчика[71].
Начмед Леля в интервью для книги вспоминала, как оказывала помощь этому пилоту, которого притащил на себе Рысь:
— В тот день, когда Рысь притащил лётчика, я была на СБУ. Я долго не могла понять, почему Рысь диким криком кричит: «Лёля! Лёля! Сюда!» Когда они вытащили его из машины, положили на траву прямо во дворе «избушки»[72], мы не поняли, что это украинский лётчик, в первую минуту все думали, что это свой. Со мной был врач реаниматолог. Если бы не он, мы бы ничего не сделали. А с ним мы сработали очень слаженно. У лётчика была порвана бедренная артерия, бедренная вена и сломана кость. Из-за большой кровопотери он мог только стонать, сжав зубы. Он оставался в сознании, не разговаривал с нами. Но мы старались его «вытащить». Мы спасли ему жизнь и спасли ему ногу[73].
После того как он более-менее зажил, его отправили к родственникам на Украину. Но, к сожалению, человеческая неблагодарность не знает границ…
На следующий день, после того как он попал в Изюм к родственникам, он тут же дал интервью о том, как мы его пытали и мучили. Хотя на самом деле его бросили на поле свои же, забрав у него при этом пистолет. Когда выяснилось, что это украинский лётчик, нашим парням из госпиталя пришлось оборонять его от гражданских, которые готовы были его просто разорвать. Но я считаю, что если он ранен — он уже не враг, он уже пациент в первую очередь. Поэтому не делала различий между ранеными ни в Славянске, ни позже в Донецке. В основном, в 99 % случаев, солдат ВСУ бросали свои же, пожалев для них даже пулю. Никогда мы не издевались, мы оказывали всяческую помощь. Плюс к ним приставляли охрану, чтобы народный гнев их не нашёл.
На блокпосту всё протекало в обычном режиме. Местные ополченцы проводили досмотр транспорта, сидели в секретах. А нас прислали на усиление, так как разведка доложила в штаб о том, что готовится атака нацгвардии на этот объект.
Блокпост «БЗС» представлял собой, помимо заправки, пост ГАИ. Недалёко от него тянулся мост, через который и должна была идти бронетехника укров. Я с Боцманом и Кирпичом выдвинулся к мосту, захватив несколько коктейлей Молотова. РПГ у нас тогда вроде ещё не было. Выбрав место для засады, мы ждали противника, но ни танки, ни КамАЗы с пехотой в этот день так и не приехали. Чуть позже информация не подтвердилась и нас отозвали по рации обратно на «БЗС». Так как штурма больше не планировалось, нас решили до вечера оставить досматривать машины вместе с местными бойцами.
На «БЗС» кроме нас с автоматом бегал только командир. У остальных были пистолеты, и то не у всех. Рысь очень активно досматривал машины, громко отдавал команды, постоянно бегал с позиции на позицию — проверял боеготовность, особенно когда ожидали штурма. Мне он чем-то напомнил Моторолу.
Ополченец Рысь
Ближе к вечеру приехал штабной из Славянска с «наездом» на Рысь. Видимо, кто-то на него пожаловался из подчинённых. Комендач не стал разбираться и уже хотел смещать его с должности командира, но тут увидел нас, отличавшихся от других формой и оружием. Когда он понял, что мы из группы Ромашки, сразу проникся уважением. Чуть отведя меня в сторонку, он спросил:
— Что этот Рысь? Бойцы на него жалуются, будто он командир плохой. Может, пусть кого-то из ваших пришлют на эту должность.
Почему Рысь плохой, штабной так и не удосужился ответить. Но я считал по-другому. Мне тогда этот размахивающий автоматом и постоянно бегающий с позиции на позицию дядька понравился и даже внушил уверенность за наши вооружённые силы. Если бы все так активно, с энтузиазмом обороняли город, то враг даже близко не смог бы подступить к нашим позициям. Поэтому я сказал штабному, что за целый день нашего здесь пребывания ничего крамольного от Рыси замечено не было. А наоборот, он вёл себя как грамотный боевой командир.
Мои слова на штабного оказали серьёзное влияние, так как в нас он видел если не «вежливых людей», как в Крыму, то хотя бы опытных бойцов. Опять-таки мы были в масках, поэтому он не смог определить, что мне всего 16 лет.
Так в итоге Рысь и остался командовать небольшим подразделением на блокпосту «БЗС», которое потом выросло до нескольких десятков ополченцев.
Пленные наблюдатели ОБСЕ в Славянске
В пятиэтажном здании горисполкома имелся хороший подвал, из которого мы сделали настоящий тир длинной в 100 метров. Так как многие новобранцы ни разу в жизни не стреляли из боевого оружия, то практическая стрельба была просто необходима.
Я, как любитель пострелять, стал завсегдатаем этого подземного места. Сначала научился пристреливать свой автомат, потом пристрелял его до такой точности, что со 100 метров, выстреливая три патрона в лист А4, между каждым попаданием имел разлёт менее сантиметра. Потом я испытывал арсенал всех пистолетов, которые появлялись в Славянске. В тир приходили с трофейными ТТ, Стечкиными, глоками, фордами и даже марголиными[74].
Так я проводил часы, когда отряд никуда не выезжал. Остальное время копался в своей аптечке, добывал новые нужные лекарства и изучал инструкции для них. Когда никакой гуманитарки в Славянск ещё не поставлялось, я ходил по аптекам и больницам и пытался купить «антишоки», так как Док в Крыму мне мало передал, а часть из них я ещё на пароме выбросил. У меня всё же оставался небольшой запас анальгетиков группы А, но он быстро иссякал, а в наличии их почти нигде не было, один раз только в отделении травматологии мне тихонько передали несколько упаковок таких препаратов. Позже Лёля через свои каналы доставляла в Славянск небольшие партии сильных «антишоков».
Применять свои медицинские навыки мне довелось не только на ополченцах. Новыми «жертвами» моего лечения стали пленные наблюдатели ОБСЕ.
25 апреля ополчение захватило автобус с восемью представителями ОБСЕ и пятью офицерами Украины. Некоторые ОБСЕшники были действующими офицерами НАТО, поэтому их сразу привезли в Славянск и арестовали до выяснения обстоятельств. Сперва несколько часов их держали в подвале горисполкома, где находился тир. Хоть к европейским военнопленным при задержании и применили минимум воздействия, напугались они здорово. Особенно когда их завели в подвал, где под ногами рассыпаны гильзы. Многие из них, наверное, уже мысленно прощались с жизнью.
Одному наблюдателю вдруг поплохело так, что он на ногах стоять не мог. Конвоиры сначала думали, что симулирует, но когда он попытался объяснить на своём английском, что у него диабет и из-за нервного стресса поднялось давление, срочно послали за мной.
Иностранцы ожидали, наверное, увидеть врача в белом халате с фонендоскопом, но никак не вооружённого автоматом, в маске и полной разгрузке, невесть чем набитой, «боевика».
Я захожу и спрашиваю конвоиров:
— Кому плохо?
Один показывает пальцем на диабетика, звали его, кстати, Ингви Томас Йохансон.
Сотрудник ОБСЕ Ингви Томас Йохансон
Не задумываясь, автоматом показываю ему на выход, параллельно в соседнем помещении ребята начинают испытывать новую «мелкашку»[75]. У «зашуганного» ещё до подвала Томаса сдают нервы — он начинает всхлипывать, махать руками и кричать: «No, по! Нэ надо. Не стреляйте!» Видно, он подумал, что я его поведу расстреливать. Ну а что? Обстановка располагает: полутёмный подвал, вокруг под ногами отстрелянные гильзы, «боевики» в масках и напоследок стрельба. Европейцы понимали, что конфликт разгорелся серьёзный и нянькаться с ними никто не будет. Можно только догадываться, как им было страшно.
Но я улыбнулся и попытался объяснить свою причастность к медицине. Когда он разобрал слово «медик», то недоверчиво оглянулся к своим товарищам, но всё же пошёл.
Я сказал, что сопровождения нам не надо, так как у меня есть оружие и никуда он не сбежит. Мы поднялись с ним в офис, по дороге он мне криво объяснил, что болеет диабетом. Я померил ему давление, дал несколько таблеток «Каптоприла» от гипертонии и отправил обратно. Вдогонку спросил, есть ли у него свои лекарства, которые необходимо принимать при диабете. Когда он объяснил, где они лежат, я попросил одного из ребят, кто охранял автобус, найти их и принести в подвал Томасу.
Через несколько часов ОБСЕшников-НАТОвцев перевели в более комфортабельные условия, а Томаса на следующий день отпустили домой в связи с диабетом. Лечить его у нас не было времени, да и лекарств жалко — инсулина и так не хватало в городе. А после переговоров з мая тогдашний мэр Славянска Пономарёв вообще распорядился всю делегацию вместе с автобусом отпустить домой[76].
Помимо ОБСЕшников в плену у нас также находилась и бывший мэр Славянска Неля Штепа — «жiночка»[77], у которой был «ПМС головного мозга». Она никак не могла определиться: действовать в интересах своих избирателей, которые нам оказывали безоговорочную поддержку во всём, или придерживаться политики Киева, который начал т. и. АТО против жителей города. В итоге она выбрала второй вариант и быстро оказалась «в плену» у ополченцев. Они её взяли под домашний арест в её же горисполкоме. А её бывшие владения достались нам. В здании горисполкома на третьем этаже был мэрский душ, в который могли после захвата ходить только командиры, ну и иногда мы.