Провели к Стрелкову. Я пожал ему руку, обнял, поблагодарил — и пошёл отдыхать.
Начат новый этап в моей жизни.
— Ваши впечатления, от происходящего в Славянске, в том числе от Стрелкова?
— Я понял 7 мая по прибытии в Славянск, что романтика раннего периода Русской весны Донбасса позади.
Начались суровые кровавые военные будни. Уинстон Черчилль говорил о таких временах как о времени крови, пота, лишений и тяжкого военного труда. Через год после событий в Славянске у меня было такое ощущение, что прошло несколько лет — страшная цена за мудрость и понимание.
Ещё находясь в тюрьме, я думал, что Игорь Стрелков — тот самый «зелёный человечек» из России, что Россия вот-вот примет окончательное правильное решение и возьмет Республики под своё крыло. Но, увы, в Славянске я понял, что России нет в этом процессе, а прибывший отряд — это только русские люди, добровольные бойцы Русского мира и выруливать придётся нам самим.
Какие мои впечатления об Игоре Ивановиче Стрелкове? Не буду говорить, что он военный гений, но в Славянске он был на своём месте. Храбрейший и честнейший человек. Патриот-бессребреник. Интроверт, как и я. Говорит весомо, с безукоризненной логикой. Умён и очень начитан. То, что тогда сваливалось на него ежеминутно, не каждый выдержит, поэтому ошибки были неизбежны. Ведь нужно заниматься и снабжением, и кадровыми вопросами, воевать и командовать отрядами, решать бытовые вопросы и бороться с саботажниками, каким-то образом заниматься жизнеобеспечением целого города.
Но Стрелков не сломался, его психика выдержала то, что многих отправило бы на больничную койку.
Игорь Стрелков и Павел Губарев
«Я всё-таки полевой медик, как же мне без “подствола” и РПГ?»
После гибели Медведя командование нашей группой принял на себя Одесса. Из горисполкома мы переехали в здание бывшего колледжа авиационного университета. Все его знали как вертолётное училище, или САТУ. Условия оказались поскромнее: спали на деревянном полу в спальниках и на карематах. Тогда как в исполкоме у меня вообще отдельный офис был, а ребята спали на мягком и теплом ковролине в просторном помещении. Душа тоже не было, приходилось мыться в умывальнике. Столовая отличалась от горисполкомовской. Не было девочек, которые бы нам куховарили на месте. В вертолётное училище привозили уже готовую еду.
Как раз в это время Моторола формирует своё подразделение, и Боцман с Кирпичом переходят от Одессы к нему. Естественно, по согласию обоих командиров. В новой группе Боцман становится гранатомётчиком, а Кирпичу дают ПК. Потом у Моторолы появляется машина — «Mitsubishi» с 21-летним водителем-лихачом Вохой, которого он увидел на улице и предложил вступить в ополчение.
Бородачи вместе с Вохой вырезали в этой машине часть крыши и сделали люк. Позже Моторолу весь Славянск запомнил именно в таком образе: летящем на бешеной скорости в разукрашенном в цвет хаки внедорожнике с побитыми стёклами, в это время из люка торчит голова Кирпича с пулемётом, иногда моя, из багажника выглядывает автомат Боцмана, а Мотор пускает сигаретный дым с пассажирского места, при этом на километр в окружности горлопанит «Грот», «Любэ» или «Земфира».
В середине мая у многих ополченцев появились подствольники ГП-25 вместе с другим вооружением. Узнав об этом, я прибежал на склад боеприпасов, которым заведовать приставили Прапора:
— Прапор, я к вам за подствольником.
— А зачем он тебе? Ты хоть умеешь из него стрелять?
— Да, ещё раньше научился, на 400 метров он стреляет. Мне очень нужен.
Долго Прапор упирался, но подствольник с 10 ВОГами[104] всё же дал. Вдобавок я выклянчил у него сигнальную ракету, несколько автоматных магазинов и три пачки трассеров[105] 5,45. Я всё-таки полевой медик, как же мне без подствола и РПГ?
Но когда я вернулся в САТУ, подствольник у меня чуть не отобрали. Глаз, которого назначили нам в непосредственные командиры, положил свой глаз на мой подствольник. Ему тоже стало интересно, зачем он мне, ведь ему — командиру — он всяко нужнее будет. Но я не поддался, хотя приказы командира старался всегда выполнять. Я вежливо сошёл с темы и раз десять проговорил, что «гэпэшку» дал мне Прапор, и даже записал на меня, поэтому все вопросы к нему.
«Баллада» о матери
В главе «Бой в Семёновке 5 мая» я писал, что во время передачи трёхсотого Медведя врачам скорой ко мне подходили журналисты российского «Первого канала» с вопросами. В тот момент я как раз помогал грузить раненого на каталку. Не оборачиваясь к объективу, я быстро натянул на лицо висевшую на шее бандану и дал комментарий журналистам.
Потом вышла передача на российском ТВ, и никто никогда в жизни бы меня не узнал, если бы не был знаком лично. Но каким-то чудесным образом, просматривая на работе новости боевых действий, эту передачу про бои в Славянске увидела моя мама, думая до этого, что я продолжаю жить в Крыму. По голосу, глазам, волосам она сразу узнала родного сына. Она не могла не узнать, ведь она же мама! Для неё было большим психологическим ударом увидеть меня в пылающем Славянске.
В тот же вечер я ей позвонил, и она мне рассказала, что видела меня по телевизору. Скрывать моё местоположение уже не было смысла. Я в общих чертах рассказал, где нахожусь, но в подробности не вдавался. Говорил только постоянно, что нахожусь в безопасном месте, а когда ей в телефонную трубку доносились разрывы, я врал, что это какой-то другой, посторонний шум.
Из воспоминаний мамы:
«Когда ты ещё находился в Крыму, я только от тебя знала, что там происходит. Но мне было нужно пообщаться с кем-то из старших. Я попросила у тебя номер телефона Алексея Селиванова — вашего атамана — и договорилась с ним о встрече.
Мы встретились и два часа с ним ходили. Я думала, что во время разговора мы где-то посидим, но он хотел общаться в движении.
Всё время, сколько ты обучался в кадетском классе, я была очень благодарна ему за то, что он правильно воспитывает моего сына. Потому что я знаю, если бы не он, то неизвестно, чем бы занимался мой сын и кто бы из него вырос. Поэтому, несмотря на то что ты уехал с Серёжей по его предложению, у меня к нему не было в момент разговора никаких претензий.
Я его тогда спрашивала одно:
— Алексей, скажите, пожалуйста, с кем сейчас мой сын?
— Я вам хочу сказать, что Андрей с очень достойными людьми. — Всё, что он сказал.
Не мог же он сказать мне, что ты в ополчении».
А до встречи с мамой атаман приезжал в Крым, и мы с ним виделись там. Он тогда узнал, что я состою в подразделении Стрелкова, и понимал, чем мы занимаемся.
Атаман тоже рассказал о своих впечатлениях от встречи с моей мамой:
— Когда я был в крымском ополчении, вы встречались с моей мамой. Как прошла эта встреча? Опишите этот момент.
— Не помню, в каком году, уже очень давно, у нас был полевой выход на реку Десна в районе Киева. И там из страйкбольного привода[106] Сергею (Кроту) подбили глаз очень серьёзно, он рисковал потерять зрение. Мы его понесли, посадили в машину, отвезли в больницу. Потом позвонила его мать. Я думал, что, как это обычно бывает в работе с молодёжью, мать будет ругаться: «Ах вы, такие-сякие, подбили глаз моему сыночку!» И я был приятно удивлён, когда мать сказала, что вы молодцы и занимаетесь правильным делом. Она нас поддержала.
Точно так же произошло и с вашей мамой».
Воспоминания мамы о своей жизни после того, как она узнала, что я на войне:
«Моё неведение о том, что творилось на Донбассе в момент войны, спасло меня от ещё большего ужаса, который я могла пережить. Тогда у меня ещё не было смартфона с выходом в интернет, а по украинским телеканалам ничего, кроме передач о том, что ВСУ в очередной раз где-то разгромили ополченцев, не было. Поэтому я не знала реальной обстановки, что происходило на тот момент в Славянске».
Моя сестра же втихую от мамы каждое утро выходила в интернет и напряжённо пересматривала новости о войне в Донбассе. Маме она ничего не говорила, чтобы её не пугать ещё больше.
«А однажды мне позвонила подруга и, даже не подозревая, что ты находишься в Славянске, рассказала новость недельной давности о том, что в Одессе в доме Профсоюзов сожгли много пророссийских активистов. Только почему-то она перепутала города и вместо Одессы назвала Славянск.
— Ты слышала новость, что в Славянске всех переловили и сожгли? — спрашивает она меня.
— Где?! — не верю своим ушам я.
— В Славянске.
— Как?! Там же мой Андрей!
Так моя подруга узнала, что мой сын на войне. Я тогда бросила трубку, дошла на кухню и бросилась в слезах с молитвой на колени. Потом пришла дочь. Я ей говорю:
— Всё! Там, где Андрей, всех убили!»
Тогда моя сестра быстро зашла в интернет и удостоверилась, что, кроме сожжения украинскими радикалами людей в доме Профсоюзов, подобных случаев не было. Но мама успокоилась более-менее только вечером, когда я уже сам ей позвонил.
Потом подруга, когда узнала, что перепутала города и напугала до смерти маму, начала ей каждый день звонить и успокаивать. Она понимала, что творится в Славянске и представляла, какие чувства испытывает моя мама. Она активно узнавала всю информацию в интернете, в отличие от мамы. Мама тогда ещё не умела пользоваться им, а каждую свободную минуту ходила в разные монастыри и подавала за меня молитвы.
Позже подруга прочитала в интернете, что вокруг Славянска ВСУ замкнули кольцо и нам оттуда выбраться практически невозможно. Тогда она стала психологически подготавливать маму к моей гибели. Сейчас это вспоминается с улыбкой, а тогда было не до шуток.