Дальше события описывает сам водитель:
«Когда отъезжали от завода, ВДВшники в салоне стали орать, что слева БТР нас преследует. Больше всех орал Клещ. Я понимал, что они не паниковали, но БТР им мог и причудиться в темноте. Скорость я набрал уже под 100 км/ч. Думал сбросить, но потом решил догнать наших на легковой, они уже далеко отъехали. Когда спускался с горки, раздался слева то ли взрыв, то ли выстрел. Я дёрнул руль резко вправо, но дорога была скользкой, а машина слишком высокой и неустойчивой для таких виражей. Через несколько метров я уже летел прямо в столб. Последний раз я вывернул руль ещё вправо, поэтому удар случился только левым боком. Никто естественно не был пристегнут. Перед самим столкновением я упёрся руками в руль, думал сдержать удар. Понты… Руки сложило, как спички и, здравствуй, лобовое стекло. Вышел из кабины — руки, ноги целы, лицо всё исцарапано мелкими осколками стекла от лобовухи. Кровь хлещет из множества ранок на харе, уже залила глаза и промочила разгрузку. Из салона стали выкарабкиваться салаги, кто как. Только Баня лежал без движения и, как мне показалось, без дыхания. Часть скальпа свисала с головы и кровь из раны выпрыскивалась с каждым ударом сердца.
Я стал вызывать по рации передовую нашу группу:
— Одесса — Кедру! У нас авария, есть «тяжёлые»[112].
— Кедр — Одессе! Сейчас подъедем.
Через две минуты подъехала часть группы во главе с Одессой. Тень[113] моментально нырнул в салон, приподнял Баню и подал мне с Одессой трёхсотого. «Газель» задымила и языки пламени уже охватывали левый бок машины. Через время она сгорела вместе с испорченными от удара ПЗРК “Игла”. Так в аварии была уничтожена часть нашего немногочисленного ПВО.
Благо, навстречу нам ехала другая “газель”, только бортовая, и водитель, видя ЧП, согласился доставить нас в больницу Славянска».
Одесса вернулся в САТУ и рассказал нам о произошедшем. Мы как раз на улице приваривали ПТРД к станку на машине. Командир сказал, что Баня «тяжёлый» и возможно не выживет. Мне тогда запомнились слова Бороды:
— Больше других он пострадал, потому что матерился через каждое слово. Бог его покарал за сквернословие.
Действительно, от Бани можно было услышать больше мата, чем обычных слов.
Но, к счастью, он остался жив. Лёля, будучи главным медиком в Славянске, оперативно остановила кровотечение, как только его привезли. Полскальпа на голове отсутствовало, но рана больше выглядела страшной, чем была на самом деле. Купировав самое опасное, Лёля отправила парня в гражданский госпиталь, где его прооперировали. Жизни его ничего не угрожало. Правда, в машине он ударился ещё и позвоночником о поручень и первое время не вставал с кровати. Думали, что останется инвалидом до смерти.
Где-то с месяц он отлежался у Лёли в реабилитационном центре, недалеко от больницы Ленина в Славянске, и встал на ноги. Всё время за ним ухаживала девушка, с которой он накануне аварии познакомился. Несмотря на то, что они были знакомы совсем немного, она не испугалась его внешности и перспективы остаться с инвалидом.
Все, кто был в этой машине, пострадали в той или иной степени. Клещ получил сильную контузию, Шарнир сломал руку, у Лютого на ноге образовалась крупная гематома.
После Одессы в САТУ вскоре пришёл Кедр. Сам, на своих двух. Правда, с головы до ног в крови. Лицо его выглядело так, будто он засунул его в мясорубку. Я отвёл его в актовый зал на нашем этаже, где оборудовал ранее себе местечко под больничку. Сначала я вколол ему два кубика «Этамзилата» (кровоостанавливающее), а потом хотел лёгкую «обезболку» типа «Кетанова», но он отказался, сказал, что ему не больно. Потом я стал осторожно перекисью и хлоргексидином смывать кровь с его лица-винегрета.
Раненый Дмитрий Жуков (Кедр) — найдите 10 отличий между лицом Кедра и волком на его футболке
Одна половина лица оказалась сильно посечена мелкими стёклышками. Самые крупные я достал пинцетом. Веко левого глаза сильно разрезало осколком, хорошо, что глаз остался цел. Пока я занимался лицом Кедра, мне всё время казалось, что после такой аварии, да ещё и с такими последствиями ему нужно было выпить что-нибудь спиртосодержащее для предотвращения шока и облегчения болезненных ощущений.
— Кедр, у меня есть водка для таких случаев. У тебя шок после аварии, тебе надо выпить. Мне ещё Док в Крыму объяснял, что при шоковых состояниях в некоторых случаях можно давать алкоголь.
— Да отстань ты, я спокоен. Я нормально себя чувствую, у меня нет шока.
— Все так говорят в шоковом состоянии. Ты выпей немного, болеть меньше будет.
Кедр так ничего не выпил. Удивительно, но когда я «рихтовал» его лицо — вынимал осколки и мазал зелёнкой, он ни разу не поморщился, не сказал, что ему больно. Он объяснил это тем, что у него высокий болевой порог именно на левой части лица почему-то. Как раз там, где посекло осколками.
Раненый Дмитрий Жуков (Кедр)
Зачистка заводов «Химпрома»
В вертолётном училище мы оставались недолго. До определённого периода Стрелков посылал нашу группу на самые опасные участки, где была высокая вероятность столкновения с противником. Но пришло время и нам пришлось не просто ездить на усиление местных отрядов на блокпостах и гарнизонах, а самим закрепляться на участке и рыть окопы.
9 мая, в День Победы, весь Славянск собрался на главной площади у горисполкома и устроил митинг в поддержку ополчения. На митинге присутствовали, приехавший откуда-то Олег Царёв, Павел Губарев, было много ополченцев. А наша группа с самого утра выдвинулись на зачистку заводов «Химпрома», так как поступила опять информация о занятии этой территории частями правосеков и нацгадов.
Около Семёновки огромную территорию занимали промышленные заводы, большинство из которых уже не работали. Мы выгрузились из машины с ближней к городу стороны, чтобы начать зачистку оттуда.
На улице стояла необычная для мая жара. Я подошёл к забору и тихо перекусил сетку штык-ножом. Командовал операцией Клык. Уже внутри мы разделились на несколько троек и рассредоточились по территории. Каждое помещение мы тщательно осматривали, стараясь работать так, как нас учили до этого. Хотя штурм зданий и перемещение на опасных участках мы проходили на тренировках всего два дня. Элементарно не было времени.
Многокилометровая территория заводов оказалась почти пустой. За день мы зачистили где-то 80 % больших и малых помещений. Нигде сопротивления не было. Дико хотелось есть и пить, потому что за целый день делали привал только два раза, но никто с собой не додумался взять продукты, а воду всю выпили ещё утром. Меня спасала только жвачка, которая убирала сухость во рту, тем самым ослабляя жажду. Как хорошо, что она оказалась у меня в каком-то из карманов…
Подходя к очередному зданию, мы услышали какие-то звуки внутри. Но похоже было на разговоры гражданских. Первый и второй этаж оказались безлюдными, а вот подвал нет. В одной руке держа автомат, другой подсвечивая небольшим фонариком, я ворвался в первую комнату подвала и увидел движение. Хватило секунды, чтобы понять — это мирные. Я жестом показал остальным, что тут люди и вошёл внутрь. Этими людьми оказались подпольные рабочие цеха по изготовлению различных фигурок и статуэток. Я оглянул комнату. Стеллажи в несколько этажей забиты гипсовыми фигурками: какие-то русалки, собачки, кошки, остальная живность. Всё это изготавливали и отправляли на продажу. Видимо, недавно начавшаяся война их не сильно волновала и не мешала работать. Когда в проёме двери показались наши автоматы, они сначала дёрнулись от неожиданности, но буквально сразу успокоились. Действительно, при виде георгиевских ленточек на рукавах бояться они перестали. Мы бегло осмотрели остальную часть подвала и вышли. Подпольная фабрика нас не интересовала, а укропов мы не нашли.
Отойдя метров на 300 от места, где находились люди, мы решили сделать привал. Все до этого рассредоточенные группы собрались вместе и сели отдыхать. Меня и ещё нескольких бойцов поставили в круговую оборону, смотреть, чтобы никто нас не застал врасплох.
Думая о холодной минералке, я обходил здание, возле которого мы расположились. Обошёл один угол, подошёл ко второму, за ним открытое пространство. Неожиданно прямо передо мной, метрах в 15, я увидел больше десятка рыл с автоматами в тёмно-серой форме и без опознавательных знаков. Они тихо крались перпендикулярно дому, правда, на открытой местности. Так близко врага я ещё не видел, тем более от группы я ушёл далековато. Адреналин моментально ударил в голову, коленки затряслись, во рту пересохло ещё больше. Увидел я их первым, поэтому и среагировал раньше. Присел на колено, вскинул автомат, левой рукой обхватил подствольник, снял с предохранителя и приготовился стрелять.
— Оружие на землю! — рявкнул я дрожащим от адреналина голосом.
Только после крика меня заметили. Они оторопели, даже разбежаться и занять позиции не успели. Я не был до конца уверен, что это укры, поэтому не стрелял. Один из них, видимо, командир, спросил кто мы. Он видел меня не сильно отчётливо и предполагал, что я не один. Я сразу выпалил:
— Самооборона Донбасса! На крыше здания сидит наш человек, остальные бойцы растянуты по периметру, вы окружены! — не знаю, почему, но я действительно помню практически слово в слово наш с ними диалог. В ответ я услышал:
— Мы сами ополченцы, разведгруппа Седого.
Я видел, как они потихоньку стали оглядываться по сторонам и в полуприсяде разбредаться по укрытиям. Но я не мог сразу принять слова этого Седого на веру. Сначала спросил, где их опознавательные знаки, в каком месте числится их подразделение, почему они проводят разведку именно здесь и кто их послал. Седой скорее всего понял, что нарвался не на укров, но понимал, что не в выигрышном положении, поэтому быстро ответил на все вопросы.